Хозяин теней

Клеменс благодарит ее и спешит дальше. Очередной поворот заставляет ее остановиться и перевести дух. Дом слишком большой, гости здесь слишком шумные, а она слишком устала, чтобы таскаться на каблуках в поисках сначала сумочки, а теперь и своего кавалера. Если бы у мистера Атласа был телефон… Но, насколько она знает, мужчина-из-прошлого-столетия не пользуется благами технического прогресса.

– Мисс Карлайл! – звенит за ее спиной голос этого самого мужчины. – Где вы ходите? Нам пора!

Теодор хватает ее под руку и тянет в обратную сторону, к выходу. Клеменс не успевает сказать ни слова, но замечает, что он выглядит воодушевленным и до странности довольным.

Ее сумочка действительно обнаруживается на столике у парадного входа – Клеменс подцепляет ее на ходу, и они сбегают с вечера, даже не попрощавшись.

– Объясните мне! – восклицает она, когда Теодор берет у стойки ключи от своей машины. – Почему мы так спешим?

Атлас молча кивает ей на пассажирское сиденье «Мини-Купера». Клеменс, не преминув вздохнуть как следует, садится, и только когда машина срывается с места, ее молчаливо-радостный спутник решает объясниться:

– Я нашел тайные залы Стрэйдланда.





* * *


Уже вернувшись домой, при свете ночника, переодетая в пижамные штаны и футболку Клеменс вываливает на прикроватную тумбу содержимое сумочки. Помада, которой она воспользовалась один раз за вечер, пластыри, так и оставшиеся не у дел, хотя были необходимы, ключи от дома, телефон с пропущенным звонком от матери на экране – плевать, Клеменс перезвонит ей утром, – и клочок бежевой бумаги.

В последний момент она разворачивает записку, вместо того чтобы отправить ее в корзину для мусора.

Острым убористым почерком в ней значится:

«Рад был увидеть тебя, Клеменс. Передавай привет своему новому другу».





VI. Молчаливый страх




Дождь не прекращается третьи сутки подряд. Дороги размыло, уровень воды в океане поднялся на несколько футов, и берег затопило. Вода в окрестных колодцах помутнела и стала грязной, так что Серласу приходится теперь ходить за ней в город, чему он не рад.

Но лучше покидать дом, чем оставаться в четырех стенах с молчаливой Нессой.

Она не говорит ни слова. Не отвечает на редкие вопросы, не приветствует его по утрам и не прощается вечерами. Она молча встречает его к завтраку, утирая украдкой слезы, когда думает, что Серлас не видит. Молча стирает вещи, убирает в доме, молча готовит обеды и ужины. Молча сидит у камина, изредка подбрасывая в него поленья.

Серлас больше не слышит ее тихих песен.

Он плохо спит. Плохо ест. Плохо… живет. Ему кажется, что весь мир его сужается, сжимается чьей-то огромной рукой в одну точку, уменьшается до размеров бледного лица в обрамлении тонких русых волос. Зеленые глаза Нессы глядят теперь куда угодно, только не на него. Губы делают что угодно – приоткрываются в такт дыханию, бормочут немые фразы, кусают дрожащие пальцы – только не говорят.

Эту тишину в их доме-коконе можно потрогать рукой. Ах, если бы ее можно было разорвать!

– В моей утробе растет дитя, которого я не желала.

Почему земля не разверзлась под ногами Серласа и не забрала его в преисподнюю, если страшные слова, напророченные гадалкой в притоне, уже были произнесены?

– Кто… – Серлас с трудом находит в себе силы, чтобы задать вопрос – но не взглянуть на жену. – Кто его отец?

Несса молчит. Кусает губы, обнимает дрожащими руками живот, обтянутый тканью простого ситцевого платья, и прикрывает глаза, словно это может помочь ей спрятаться от правды.

– Ты не скажешь мне?..

Она рвано вздыхает и поворачивается лицом к огню, так что в светлых прядях отражаются рыжие всполохи его искр. Серлас замечает, как ее глаза наполняются слезами, и они льются по щекам на ее скрещенные руки.

– Несса… – Он с трудом выдыхает ее имя, а она дергается и вжимает голову в плечи. Будто имя ее – хлыст, и он невольным словом оставляет на ее теле раны.

«Я имею право знать», – думает Серлас, сидя в кресле. В камине тихо потрескивают догорающие угли, пустая комната медленно погружается в ночной полумрак. Несса ушла, вновь не бросив напоследок ни слова, еще час назад, и теперь он предоставлен самому себе. Фоморовы демоны в его мыслях беснуются и пляшут на остатках былой уверенности.

«Я хочу знать».

Незнание душит его, а мучительное любопытство жжет, точно пламя. «Я хочу знать». Он пытается отвлечься, вернуться к раздумьям об оставшейся в хлеву кобыле, которую неделю как надо подковать, к остаткам сена, которое, должно быть, уже отсырело. Домашний скот голодает и мерзнет под этим проклятым дождем, пока они с Нессой прячутся в доме и…

Глупости. Нет их с Нессой и никогда не было. Есть она. И есть он. Забытый жизнью мужчина, по воле случая оказавшийся рядом с молчаливой печальной женщиной.

Серлас хмурится – в который раз за этот вечер. Он не любит тайны, не любит загадки. Но в его недолгой жизни их, увы, предостаточно.


Последние угли гаснут под шум дождя. Серлас остается сидеть в полной темноте, не замечая, что из-за двери за ним украдкой наблюдает Несса. Она гасит огарок свечи и уходит, тихо шелестя по полу подолом ночной рубашки.





* * *


Утром становится спокойнее и светлее: тучи, затянувшие небо над Трали, лениво рассеиваются и уступают место слабым солнечным лучам. Полноводный океан сердито шумит, набегает на берег, но вскоре и он прекращает свою незримую битву с Ллиром[12]. Город впервые наполняется шумом, церковные колокола звонят, зазывая на площадь.

Несса выносит на задний двор чистое белье и исчезает за домом. Пока ее нет, Серлас чинит дверной замок в ее комнате, а потом, закончив, возвращается в гостиную.

Они сталкиваются случайно – Несса с бельевой корзиной в руках и Серлас. Он смотрит на бледную жену, за три дня превратившуюся в немую, и хочет сказать, что…

Он должен сказать ей, что имеет право. Пусть она откроет ему свою тайну, пусть назовет лишь имя.

– Нес… – Но она срывается с места и сбегает, словно он прокаженный. Забытая бельевая корзина остается стоять у его ног, такая же одинокая и никому не нужная, как и он.

– Я ухожу в город! – хрипло кричит он и покидает дом, сердито хлопая дверью.

Шумный город не приносит успокоения. Серлас бродит меж горожан, невидящим взором осматривает расставленные вдоль улицы прилавки с товарами и не замечает ни косых взглядов, ни шепотков у себя за спиной. Ему нет дела до сплетен и пересудов.

– Здравствуй, Серлас! – звенит над толпой девичий голос. Серлас, помедлив, оборачивается и встречается взглядом с Мэйв. Дочь знахарки Ибхи стоит прямо перед ним в том самом платье, которое было на ней в тот вечер. Заплетенные в тугую косу светлые волосы перевязаны алой лентой, на голове красуется венок из полевых цветов.

– Здравствуй, Мэйв, – тихо здоровается Серлас. Она улыбается ему широко и открыто, и ее, как ни странно, не беспокоят людские пересуды.

– Как дела у тебя и Нессы? Она давно не заглядывала к нам, у нее все хорошо?

Серлас отводит взгляд – оттого ли, что непривычное солнце, отражаясь в волосах Мэйв, светит ему прямо в глаза, или из-за самой Мэйв, которая смотрит на него без утайки и стеснения. Его поношенные ботинки утопают в уличной грязи, полы камзола истрепаны. И он забыл дома шляпу. Совсем не самое приятное зрелище представляет сейчас собой мужчина без прошлого.

– Эй, Серлас… – Мэйв подходит ближе и останавливается всего лишь в шаге от него. – Все хорошо?

Серлас может ответить что угодно, но он отвечает:

– Не знаю.

Он не хочет, не может врать теперь, когда вся его жизнь полна тайн и неразрешимых загадок. Пусть хоть что-то в его мире будет честным и настоящим.

– С тобой что-то стряслось? – тихо спрашивает Мэйв, и, если бы Серлас не был так погружен в свои тревоги, он расслышал бы в ее нежном голосе беспокойство.

Мэйв берет его под руку и ведет, покорного, к старому буку, растущему прямо посреди города между двумя домами – бакалейной лавкой и пабом с невыразительным названием «Кабаний рог».

– Зачем ты… – приходит в себя Серлас, но она тут же вскидывается, будто только и ждала от него пары слов.

– Тебе нужна помощь? У вас… У вас что-то случилось?

Случилось. Случилось все.

Мэйв садится на лавку под толстыми ветвями дерева и почти силой усаживает Серласа рядом. Он безропотно подчиняется. Он никогда раньше не сталкивался с таким упорством и поэтому теперь слушается, как преданный пес.

– Серлас, – растягивая звуки, говорит Мэйв. – Я могу чем-то помочь?

Он поднимает голову, отвлекается от загорелой ладони девушки, держащей его за руку, и переводит взгляд на ее лицо. Курносый нос, голубые глаза, пухлые губы с хлебной крошкой в уголке рта. Мэйв молода и свежа, она выглядит живее многих горожан Трали. Жизни в ней хватит на двоих. Вот только она ничем не сможет помочь ни Серласу, ни Нессе.

– Благодарю тебя, – кивает он и почти заставляет себя улыбнуться. – Нам ты ничем не поможешь.

Взгляд Мэйв тускнеет, и Серлас, спохватившись, добавляет:

– Но твое участие мне приятно.

Он легко сжимает ладошку девушки и встает, чтобы уйти. Мэйв следует за ним, как ребенок.

– Серлас… – тихо зовет она. Он оборачивается, достаточно уже отойдя, и кивает. На этот раз его улыбка шире и светлее.

– Ты добрая душа, Мэйв. Спасибо тебе.

Он оставляет дочь знахарки под тенью бука и бредет вдоль улицы к главным воротам. В шумном городе ему не найти ответов и не залечить душевных ран, поэтому нужно вернуться домой.

Пустые комнаты встречают его запахом свежеиспеченного хлеба. Серлас стягивает камзол, вешает его на крюк возле входной двери и обходит все комнаты до единой, кроме спален, но не видит хозяйки дома.

– Несса! – кричит он, в тревоге забывая, что теперь она может и не ответить. Обычно Несса появляется совсем неслышно, как умеет только она, но сегодня Серлас со все возрастающим беспокойством понимает, что на его зов никто не спешит.

– Несса! – восклицает он снова. – Несса, где ты?