Хозяин «Логова»

– Зла-а-а-ат! – Мой крик мог по силе поспорить с криками демоницы, потерявшей принца, и все равно ничем не смог помочь. – Выплюнь немедленно! Выплюнь, скотина!

– Гм?

– Выплюнь! – прокричала я и чуть не поседела, услышав голос Инваго, звучащий словно из воды:

– Тора, что случилось?

Живой?

Он живой.

Я повторила это слово как молитву тысячу раз, пока мы плыли сквозь жидкий огонь, летели к пролому и обеспокоенному Черночешуйному змею, поднимались на верхний уровень подземных чертогов, где Злат наконец-то выплюнул воина и стыдливо спрятался в кольцо. Понял, бездушная тварь, что одним лишь мясом и вином не отделается. Понял это и Инваго, в которого я вцепилась клещом и не отпускала, пока мы не оказались в усадьбе рода Дори.

– Объяснишь? – спросил он и нахмурился, стоило мне нервно дернуть головой. – Хочешь ванну? – Теплые, чуть шершавые руки скользнули по моему лицу, убрали растрепавшиеся волосы, погладили плечи. – Нет? Тогда, может, вина? Или спать?

– Пообещай мне… – прошептала едва различимо.

– Что? – спросил Инваго столь же тихо.

– Пообещай не умирать в бли-ближайшие годы. Пожа-а-а-алуйста.

Будь моя воля, я бы ревела в три ручья. Но пережитый страх словно перекрыл каналы слез и слов, не давая сказать, не давая пояснить, что меня выбило из колеи.

– Тора, я…

– Пообещай!

– Даю слово, – выдохнул он и крепко обнял. – Ты меня пугаешь.

– Ты меня тоже.

До конца ночи я так и не сомкнула глаз и не призналась, что завеса моих воспоминаний дала трещину и мелкими осколками осыпается, раскрывая невыносимо болезненные ужасы прошлого.





Глава 14




Я выгорала неоднократно.

Дотла, до донышка.

Обугливалась и осыпалась пеплом, превращаясь в безмолвную безветренную пустыню с черным небом и черным песком. Исчезала, растворялась в собственном горе и, сама себе удивляясь, восставала вновь. Собиралась по частям, по крупицам, из пустоты, из упрямства, из необходимости жить, когда жить не хотелось… Когда Аламас отправился на войну, оставив лишь обещание взять меня в жены, когда проклятый лорд Урос вошел в ослабивший бдительность город, когда уничтожил часть поселения и назвал меня своей. Добычей, бесправной рабой, подстилкой? Не важно. Передо мной брат сгинул в сером тумане, дядя, двоюродная сестренка, сотни горожан… я выгорела вместе с ними, но согласилась сделать все, чтобы спасти родителей, уцелевших в бойне, и других оставшихся в живых.

Глупая. Думала, хуже насилия ничего быть не может, лорд умел разубеждать.

Я не помню, как убила его в первый раз, десятки провальных побегов и жестоких наказаний затмили мой страх. Но я никогда не забуду, как он вернулся из мертвых и пожелал жениться на мне, чтобы больше не терять. Молодой, полный сил, сумасшедший выродок с многообещающей улыбкой на губах. Если бы не Тороп, освобожденный мной в один из побегов, я бы никогда не вырвалась на свободу, не избавилась от брачной руны, не узнала, что, забрав меня, урод Даруш Темный вместе с городом Гьяза похоронил всех живых…

Я последняя.

Не будь Торопа рядом, давно бы покончила с этой жизнью и ее ужасами. Я пыталась не раз, и получше Гаммиры, но старый вояка крепко привязал меня к земле. Тимкой, таверной и постоялым двором, заботой о постояльцах, опекой помощниц и стойким чувством – без меня не будет ничего. Завеса воспоминаний стала удобным подспорьем. Не стирающая память, но притупляющая боль, она удерживала меня от шага за грань, позволяла по-остыть, не рвать вены и жилы.

А вот теперь некогда прочная защита медленно вспарывала внутренние раны, полные вины. Воспоминания хлынули горьким потоком отчаяния, бессилия с привкусом крови и выворачивающей душу тоски. Чувства забились, вспениваясь, подступили к горлу, к глазам. И вместо того, чтобы выжечь меня, выморозили. Покрыли слоем льда иного страха.

Инваго…

Моя беда, нечаянная удача, надежда и клин клином выбивающий супруг.

Знай я, что испуг за несносного тарийца будет по силе сравним с болью прошлого, заранее удавила бы мерзавца. Еще на пороге «Логова» при первой встрече взглядов или даже раньше, когда он только вошел во двор, любовно погладил створку ворот, словно хозяин, вернувшийся после долгого отъезда. Убила бы и не всплакнула, чтобы не мучиться сейчас, чтобы не знать, жить, как прежде, без страха перед потерей и понимания – недодемоны уязвимы не меньше людей. Их могут съесть, могут сжечь, разорвать на куски, задушить, утопить, задавить, отравить…

А вдруг он уже умирает? Получил укус от какого-то зверя и тихо уходит за грань? И именно поэтому вчера он спустился за мной в подземные чертоги! Пришел попрощаться или перед смертью о чем-то попросить. Я судорожно вздохнула, потянулась ощутить кровоток на шее воина и вздрогнула, когда он открыл глаза. Безбрежно синие и ясные, без поволоки, что бывает после сна.

– Не спишь? – спросила бесстрастно и отчужденно, точь-в-точь глыба льда.

– Ты тоже.

– И давно?

– А это важно? – Он накрыл мою руку своей, сдвинул выше и поцеловал. Прошептал в ладошку, чуть оцарапав щетиной: – Как ты?


– Я. Тебя. Ненавижу… – сказала чистую правду. После пережитого имею право.

Секундная заминка и неожиданный ответ:

– Если бы ненавидела, ты бы не кричала на Злата, когда он меня проглотил.

– Запихнул за щеку, – поправила глухо. – Руку отдай.

– А крик был настоящий. – Инваго ухмыльнулся, придвинулся ближе. – Не мечтай, не отдам. У меня на нее планы. Все же, взяв тебя в жены, я претендую как минимум на руку и сердце. Сердце, так и быть, пока оставлю тебе, а руку я выбрал вот эту. – Он вновь поцеловал ладонь, прищурился, глядя сквозь пальчики. – Не хочешь рассказать, что случилось вчера? Почему ты с меня обещание взяла? И откуда в тебе появился этот… страх?

Я судорожно сглотнула, не находя слов и чувствуя слишком многое. Не знаю, что отразилось в моих глазах, но воин рывком сел.

– Тора, в чем дело?

– Ненавижу. Тебя…

– Это я уже понял.

Он подложил под спину подушку и притянул меня к себе.

– Не-на-ви-жу.

– Ага, – крепко обнял мое безвольное, изнутри промерзшее тело.

– Всей душой!

– Ясно.

– С самого начала… – посчитала необходимым признаться.

– Верю. Я помню твой приветственный пламенный взгляд. Как он прошелся по мне, задержался на грязных сапогах и вспыхнул, – игриво протянул тариец, переплетая пальцы наших рук. – Твое желание убивать тогда, в «Логове», я ощутил нутром. И после выговора я при виде белых простыней ежился еще месяц. – Горячие губы коснулись виска. – Помнишь, как ты нам выволочку устроила? Ругала, словно не я предъявил дарственную на «Логово» и все, что к нему прилегает.

– Я не знала, что тебе отошла вся застава.

Мой взгляд скользил по пространству комнаты, ничего не видя, ни за что не цепляясь.

– Ты не пыталась узнать. Бумаги толком не посмотрела. Увидела печать Оргеса IV, кивком признала мое право владения и отправилась нас размещать.

На самом деле я с трудом передвигалась, скованная мыслью, что вот сейчас они поедят, отдох-нут и, как в уничтоженном городе Гьязе, возьмутся за убийства и бесчинства.

– Торопа и Тимку отправила наполнить ванны и включить натопители, а помощниц сослала на кухню. Мы были полуживые, но ты ни одной из них не позволила нас обслужить. Даже к Асду с Гилтом не пустила, хотя ранее они часто гостили у вас. Ты сама обошла все комнаты, раздала полотенца и чаши с вином. – Он сглотнул, сжал меня сильнее. То ли вспомнил вкус напитка, то ли действие дурмана, что был в него подмешан. – Именно тогда я понял, что тебя терять нельзя…

И с ходу предложил встретиться в своей спальне. Сказал, что после купания он будет рад со мной переговорить и радость эту мне следует дождаться. Самовлюбленный тариец!

– Покорная, внимательная, нежная, – продолжил Инваго нашептывать, скользя губами от виска по скуле. – Невероятная. К тебе было страшно прикоснуться.

Да уж. Поэтому осчастливить своими прикосновениями он решил бестолочь Гайну. Я брезгливо поморщилась даже в моем промерзшем состоянии.

– Я возблагодарил Адо, когда ты проявила характер.

Хорош характер! Распустила людей, сбежала сама, а затем, дура дурой, вернулась из-за слов проклятого искусника мрака. Чтоб прохиндею Сато Суо икалось всю жизнь!

– Когда ты пригрозила мне расправой за своих мужиков, ты была прекрасна. Как святая Иллирия, что изображена в одном из самых старых храмов Тарии. Волосы развеваются, глаза горят, в руках топор и ножи…

Почти лестное сравнение, если бы не одно «но»:

– Она богиня домашнего очага, – прошелестел мой безразличный голос.

– Стала ею, когда вышла замуж. А до того, по древним преданиям, она воевала вместе с богом Адо, прикрывала его спину и лечила во время затишья. Это был прекрасный тандем, несокрушимый, пока Иллирия не поняла, что боевой товарищ ей не просто дорог. Ее стараниями военный тандем исчез, появилась семейная пара. – Воин склонился ниже, поцеловал уголок моих губ и произнес: – Так вот, моя богиня, я каждый день благодарю всевышних за то, что король откупился дальней заставой, а Гилт и Асд единогласно указали на тебя.

Он выждал немного, видимо, думал, что я хоть слово против скажу. Но я молчала.

– Иначе бы так и не узнал, что в словах «Я. Тебя. Ненавижу», можно услышать «люблю».

Колючая слеза скатилась по щеке и была подхвачена горячими губами.

– Поспи сегодня, – прошептал он, чуть отстраняясь. – Я приду ближе к ночи.

Как оказалось, погружать в сновидения Инваго умеет не только приказом «Спать!», но и вполне нежной просьбой «поспи», с одним лишь отличием – сон пришел медленнее обычного. Поэтому я успела уловить его мрачное: «Гилт, еще немного продержись. Я скоро тебя сменю». А очнувшись в чистой постели, чистой рубашке, с благоухающей мылом кожей, поняла суть задержки – он меня отмыл. Вчера я впервые наплевала на чистоту постельного белья, улеглась как была, и этим лишила Дори дара речи. А когда сама его обняла, окончательно повергла в шок. Наверное, именно поэтому перед уходом он не только привел меня в порядок, но и хвостатую стражу оставил.

Отметив мое пробуждение, Северный тотчас проявился в кресле у окна, неуловимым движением подал чашку горячего чая и почти поприветствовал, когда я подняла глаза.

– Доброе у… – Обычное «утро» незамедлительно превратилось в протяжное «у-у-у-у» и вполне справедливую фразу: – Убить Злата мало!