Хаммер

— Как?

— А ты знаешь как.

— Не знаю.

— Нет, знаешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты должна быть моей.

— Я и есть твоя.

— Нет. Полностью моя, — он положил руку на ее грудь и легонько прижал.

— Но… — она замялась. — Я ведь пока еще ни с кем не была…

— Вот и хорошо, — он наклонился и стал ее целовать.

У Борьки даже рот открылся, глаза часто-часто заморгали. Оперевшись руками в землю, очень медленно, чтобы не издать ни единого звука, он выпрямил занемевшие в коленях ноги и вопросительно посмотрел на Мишку: «Что делать, Джой?»

Парень продолжал жадно целовать девушку, она не возражала. Его руки шарили по всему ее телу, проникая даже в те места, о которых Борька с Мишкой не могли пока еще и думать.

В сторону полетел лифчик, и снаружи оказалась молочного цвета на фоне загорелой ее кожи женская грудь с большими темными сосками.

Борька просто окаменел, казалось, из его открытого рта сейчас потечет слюна. Мишка неспокойно посмотрел по сторонам. Нет, незамеченными они не уйдут, это факт, но и дальше оставаться здесь становилось невмоготу, да и до заката солнца еще было далеко.

Первым дальнейшего продолжения подобной пытки не выдержал Борька. Он пулей, причем как-то неожиданно и без предупреждения, вылетел из кустов, обдирая кожу на руках и ногах о сухие, острые ветки. Мишка, даже не понял, как это ловко у него получилось: только что был рядом Борька — и уже нет.

Парень вскочил на ноги и озабоченно завертел головой, взгляд у него был свирепый. Пронзительный, долгий девичий крик ударил по ушам, прокатился по лесу и эхом полетел к полю. Девушка непроизвольно сжалась в комок, прикрывая таким образом свою наготу тела, а руками закрыла лицо. Нечаянно задетая ею бутылка опрокинулась, и остатки вина захлюпали на траву. Крик ее перешел в громкое рыдание, она плакала, сильно вздрагивая всем телом.

Мишка рванул следом за товарищем. Ветки куста ударили по лицу и больно, до крови оцарапали ухо, но он этого не чувствовал.

Теперь парень определил, откуда за ними следили, с какой стороны вынырнули из кустов и куда побежали.

Перепрыгивая через бурьян и высокую траву, уклоняясь от широких ветвей деревьев и молодых побегов, Мишка мчался по направлению к парку, к дворцу культуры, там в любое время дня могли быть люди, а следовательно, и спасение на случай погони. Он пока еще не знал, гонятся за ним или нет, он просто уносил ноги. Борька исчез, испарился за эти несколько секунд, пока Мишка соображал, как ему выходить из положения.

И все-таки за ним гнались. Он уже слышал за спиной топот ног, тяжелое и частое дыхание и наконец тихую и невнятную ругань. Парень был и быстрее, и проворнее. Он таки настиг Мишку и схватил за руку, но Мишке удалось вывернуться, выскользнуть из его ладони и, отпрыгнув в сторону, продолжить бег. Неожиданно он выскочил на тропу, где под ногами не путалась трава и не скрывались колдобины и рытвины, он набрал невероятную для себя скорость, в ушах засвистел воздух, и казалось, спасение уже было рядом.

— Не уйдешь, гаденыш.

Толчок в спину заставил его оступиться, споткнуться и с разгона кубарем покатиться по тропе.

— Ну, вот и все, — услышал он над собой голос разъяренного подростка.

Мишка почувствовал тупой удар по голове, в глазах потемнело, закружили яркие звездочки, и он потерял сознание.





Глава двадцать пятая





Мишку отправились искать уже в двенадцатом часу вечера. Борька не сразу сказал, что его товарищ, возможно, попал в беду, надеялся, что явится тот домой, и эта история останется только между ними. Надеялся, и напрасно. Он сидел на скамейке возле парадной, грыз семечки, в дом не заходил, отказался даже от ужина. Несколько раз мать пыталась загнать его в квартиру, но безуспешно.

Семен с друзьями, Борька, их отец быстро добрались до парка. Мишка не далеко убежал от их будущего штаба. Он так и лежал в том месте, где его настигли, был в сознании, но двигаться не мог. Семен сбегал к дворцу культуры и оттуда по телефону вызвал «скорую помощь». «Неотложка» подъехала максимально близко к месту происшествия, и все равно еще метров сто пятьдесят санитарам с носилками пришлось пробираться среди деревьев и сплошной темноты, хорошо, у поисковой группы были с собой фонарики. Отец Борьки поехал в больницу вместе с пострадавшим.

Только около трех часов ночи он вернулся из травматологии на такси. Спать никто не ложился, ждали все, в том числе и Мишкина мать, у Борьки дома.

Он сел на свободный стул у входной дери. Все молча ждали.

— Ну что, — начал Борькин отец. — Живой. Жить будет. Но побили сильно.

Мишкина мать заплакала:

— За что, он ведь еще ребенок?

— Не знаю. Что произошло, в чем причина, не знаю, — он посмотрел на Борьку. Тот так и не рассказал толком всей предыстории. — Но досталось пацану крепко. Несколько ребер сломано, ушибы внутренних органов, лицо разбито и, скорее всего, сотрясение мозга.


Он подошел к Мишкиной матери, положил руку на ее плечо:

— Наташа, все понятно, хорошего мало, но жив пацан, выдюжит, организм молодой. Завтра уже его можно будет проведать. Ну, иди, отдыхай, — он окинул взглядом присутствующих. — А негодяя этого мы найдем. Найдем и разберемся. Просто зверь какой-то.

— Разберемся, — кивнул в ответ Семен.

Мишка пролежал в больнице две недели и еще столько же просидел дома на больничном. Ничего вразумительного ни он, ни Борька так и не рассказали о причине произошедшего. Еще в ту ночь Борька показал место, где они прятались, там так и осталась пустая опрокинутая бутылка вина.

Было понятно только то, что незнакомый парень пил с девушкой, а ребята, спрятавшись, наблюдали за ними, потом их заметили, они наутек, а парень бросился догонять. Но так избить… Явно — негодяй был пьяный.

Светловолосого, крепкого парня по имени Александр они не нашли. Мишка знал почему, тот ушел служить в армию.

Через пару месяцев Мишка окончательно восстановился, а еще через несколько постепенно это неприятное событие стало забываться.

Джой смотрел на проплывавшую внизу за окном вагона реку. Так же быстро, как и возник, оборвался шум от конструкций моста, электричка плавно опустилась вниз к земле и вонзилась в лесную чащу. Еще минута-две, и замелькают дороги, городские улицы, дома, прохожие.

Воспоминания детства не радовали, опять и опять.

Только через четыре года Мишка неожиданно встретил его, того парня, Александра. Это случилось на Контрактовой площади, Первого мая, после праздничной демонстрации. Было хорошее настроение, теплый солнечный день.

Радостные и счастливые трудящиеся, затарившись спиртным, разбредались по своим излюбленным местам на маевку. В этот день разрешалось негласно располагаться на травке в парках, скверах, на берегу реки, других водоемов, веселиться, петь песни и употреблять спиртные напитки.

Борька с Мишкой и со своей компанией сначала были на Крещатике, смотрели демонстрацию, потом каким-то образом оказались на Подоле, слонялись без дела среди гуляющего народа, да и какие дела могли быть в этот день. Бутылка вина, закуска уже были припасены, впереди ожидало еще лучшее настроение, веселье и дурачества на каком-нибудь из пляжей.

Борька не узнал, вообще не заметил его. Мишка намеренно, опустив глаза и голову, прошел мимо. Парень не обратил на них внимания. Он заметно возмужал, это сразу бросилось в глаза, покрепчал после армии, хорошо выглядел и эффектно был одет: пестрая, броская на вид рубаха навыпуск плотно облегала развитый торс, настоящие темно-синие джинсы с едва заметной потертостью, явно вызывавшие зависть у сверстников, а коричневые туфли из тонкой кожи придавали походке легкость и уверенность. С ним была девушка, но не та, другая, высокая, стройная, красивая.

— У меня дела, — сказал Мишка, давая понять, что дальше с пацанами не пойдет.

— Какие дела? — удивились они. — Мы же договорились на природу сегодня.

— Дела, — коротко, но убедительно отрезал Мишка.

— Может, попозже подъедешь?

— Постараюсь. Где вы будете?

— На лодочной.

— Хорошо.

Несколько часов он, как настоящий шпик, слонялся за парочкой. Посетили все вместе универсам «Яскравый», где те накупили продуктов, потом на метро доехали до Дарницы, там в промтоварном магазине они долго выбирали подарки и наконец вышли, прошли через сквер, затем дворами и наконец скрылись в подъезде четырехэтажного дома. Мишка осмотрел двор. Два четырехэтажных дома и один трехэтажный образовывали букву «П», к которой примыкал забор детского сада. В центре двора стояли две скамейки, одна обычная, сколоченная из деревянных брусков, другая — огромное бревно давно спиленного дерева, без коры и отполированное за длительное время седоками до блеска. Между ними стол, сбитый из досок, одной толстой деревянной ногой был врыт в землю, а чуть поодаль увитая диким вьюном беседка манила под свою крышу жаждущих уединения. Мишка так и сделал, устроился в беседке, здесь ему было и удобней продолжать наблюдение, и спокойнее, укрывшись от посторонних глаз. Он хотел выяснить, парень жил в этом доме, или они пришли сюда в гости?

Около шести вечера на соседних скамейках разместилась компания местных парней с девчонками, чуть постарше Мишки, пели, играли на гитаре, дурачились. На всякий случай Михаил перебрался от них подальше, к подъезду трехэтажного дома. Уже темнело, и в любом случае ему следовало перенести свой пост наблюдения поближе к дверям, за которыми скрылся парень с девушкой. В компании подростков им заинтересовались, Мишка заметил их косые взгляды и явное обсуждение его персоны. И все же не тронули. Скорее всего, остановило то, что сидел около подъезда, просто так чужой пацан там не сидел бы, скорее всего, по их рассуждениям, пришел с родителями в гости и, пока взрослые отмечали праздник солидарности трудящихся, скучал во дворе.

В девятом часу вечера парень с девушкой вышли на улицу. Настроение у них было приподнятое, о чем-то шутили и смеялись. Прикурив сигарету, он обнял свою спутницу, и они направились обратно к станции метро.

Мишка был доволен. Как хорошо, что он не уехал к ребятам на пляж, а остался ожидать у подъезда, иначе потерял бы он тогда парня, и, возможно, навсегда.

На автостанции сели в длиннючий «икарус»-гармошку и ехали бесконечно долго, неизвестно куда, петляя по левому берегу.

На конечной остановке парочка вышла. Здесь автобус разворачивался и, забрав накопившихся пассажиров, не торопясь укатил обратно. Уличных фонарей было мало, и светили не все. С одной стороны, это было Мишке на руку, он шел следом незамеченным, с другой — было страшновато, ночь, темнота, незнакомый район. Шли по узкому безлюдному переулку, вдоль деревянных заборов, пустырей то справа, то слева, под ночным и мрачным кровом высоких деревьев. Затем свернули влево и пошли по утоптанной тропе среди высокой травы, пока не уперлись в длинное невысокое строение. Это был барак. Парень с девушкой поднялись на крыльцо и скрылись за дверью в темном коридоре. Мишка немного подождал. Когда в конце барака вдруг вспыхнуло светом окно, он забрался на уступки под окном и, ухватившись за металлической отлив, сквозь небольшую щель в шторке разглядел парня, тот снимал свою цветастую рубаху. Ну вот и все. Теперь он никуда от него не денется, теперь он его. «Все-таки бывает в жизни справедливость», — рассуждал он, возвращаясь к автобусной остановке, как поступит дальше, неизвестно, сейчас это не имело значения, главное, что нашел, все остальное уже детали.

Два-три раза в месяц Мишка навещал Красавчика, так он его для себя обозвал. Просто приходил, убеждался, что тот жил по-прежнему на том же месте, в бараке, и никаких особых изменений в его жизни не наблюдалось, после чего удовлетворенный возвращался домой. Постепенно он узнал о Красавчике достаточно много.

Работал парень шофером на самосвале «Камаз». Домой приходил после семи вечера. Каждый месяц пятого и двадцатого числа получал на работе деньги, отмечал с друзьями из автоколонны это событие и домой приходил значительно позже обычного. На эти дни Мишка обращал особое внимание, однако закономерности никакой не находил, Красавчик мог заявиться домой в девять вечера, в одиннадцать или под утро.

Девушку звали Люда, и она была его женой. Насколько хорошо складывалась их семейная жизнь, Джоев не знал, но в эти исключительные дни у них, как правило, происходили размолвки. Один раз девушка даже ушла жить к своим родителям, ненадолго, на неделю.

Еще парень один-два раза в неделю ходил в спортивный зал, где качал свою мускулатуру. Спортивный зал — это громко сказано: в соседнем бараке одна из комнат была завалена различными металлическими штангами, гантелями и приспособлениями для их поднятия. А вот по субботам обязательно Красавчик посещал баню, тоже расположенную недалеко от своего барака, и возвращался после парной иногда к полночи, в приподнятом настроении.

Прошло три месяца, как Мишка наблюдал за Александром. Лето близилось к концу, и он знал: со дня на день справедливость будет восстановлена. В прошлую субботу Красавчик в баню не пошел, хотя у Мишки уже все было готово и продумано окончательно.

Баней было большое кирпичное строение в центре барачного квартала, со своей котельной и высокой стальной, темно-рыжей от ржавчины дымовой трубой. У главного входа фонари были в исправном состоянии и ночью всегда светили, с обратной стороны ни фонарей, ни светящихся окон не было. Несколько скособоченных хозяйственных построек, огромная куча сухой золы, покрытая толстым слоем засохшего цемента, старая бетономешалка, покрышка от «Белаза», служившая истопникам скамейкой, в центре три акации, одна из которых уже умерла от старости и засохла, все это плохо просматривалось в темную и особенно безлунную ночь. А луны в эту ночь не было. Она убывала и совсем исчезла именно в намеченные им дни. Петляя, задний котельный двор пересекала тропа, по ней обычно и возвращался Красавчик домой, один, попутчиков никогда не было.

Несколько дней назад Мишка зарыл в куче золы металлическую трубу с полметра длиной и толщиной с запястье.

Он нащупал ее среди легких кусочков жужалки, но вытаскивать не стал. В кармане был также припасен на всякий пожарный карманный фонарик.

Мишка сидел на куске какой-то доски, спрятавшись за кучей золы, рядом с трубой. Мелькнула мысль, что еще есть время передумать и оставить Красавчика в покое. Да, возможность передумать была, но не более. Задуманное он выполнит, если, конечно, неожиданно кто-то или что-то не помешают. В любом случае, это не последняя суббота, хотя, по правде, ему уже изрядно надоело таскаться в этот район.

В слабом отблеске далекого уличного фонаря по двору на короткое время промелькнула длинная тень человеческой фигуры. Мишка медленно, бесшумно вытащил из золы трубу и крепко сжал ее в ладони. Он правильно выбрал позицию. Он видел слабые очертания приближающегося человека с портфелем в руке.

Обычно Красавчик в баню ходил с большим черным портфелем, там у него лежал веник, банные принадлежности, закуска, спиртное. Он подождет, пока тот пройдет мимо кучи, около деревьев настигнет и сзади ударит трубой по голове. Мишка должен пробежать эти несколько метров, как кошка, бесшумно и стремительно быстро. Для этого он обул кеды и плотно их зашнуровал. Это было важно, он это знал по своим боксерским тренировкам: хорошо зашнурованная и плотно сидящая спортивная обувь исключала возможность подвернуть ногу. Серые тренировочные брюки не стесняли движения, а черный тонкий свитерок под названием «водолазка» хорошо маскировал его во тьме ночи.

Поравнявшись с кучей, Красавчик неожиданно остановился, опустил на землю портфель, немного погодя чиркнул спичкой и, осветив свое лицо, прикурил сигарету. Он был навеселе, кривая ухмылка выражала удовлетворение проведенным вечером. Затушив и отбросив в сторону спичку, он громко хмыкнул и подхватив портфель двинулся дальше.