Хаммер

— Валя, мы тут для того и работаем, чтобы найти. А Питунин пусть посидит. Если его это рук дело, не исключено, сознается. А мне чуется, не зря его мы взяли, не зря.





Глава шестнадцатая





Встретиться с Беспаловой удалось только через полторы недели по понятным причинам траурного периода. Как и ожидалось, эта встреча не то что ясности не добавила в деле об убийстве ее мужа, но и ни на йоту не помогла в продвижении прогресса следствия. Она ничего не знала, муж не посвящал ее в дела компании, конкурентов, друзей. Единственно откуда иногда могла получить информацию, так это от секретаря Веры Павловны, и то интереса не проявляла, в основном это было по личной инициативе Веры Павловны.

Зато побывали у нее дома, у Анны Ивановны, точнее, не в доме, а во дворе в беседке, попили чай, оценили здание, двор. Как у профессионала, у Аранского ненароком возник вопрос, сколько все это добро могло бы стоить, но спрашивать, конечно, не стал, как-никак Беспалов был владельцем компании, да и строили не один год. Напоследок Аранский все же выразил свое сожаление:

— Мне очень хотелось бы найти преступника или преступников, они ведь есть и где-то рядом. Жаль, что ничем помочь вы нам не можете, но мы будем искать. Что хотел у вас еще спросить, не знаете, как встретиться с водителем Андреем Гордием? Я звонил ему несколько раз, но телефон отключен.

— Андрей хороший парень, служил мужу верой и правдой. Он уволился, с Воробьем работать не стал, да это и не удивительно. Недолюбливал Андрей его, к Гриневу хорошо относился, Воробья не воспринимал. Разные они, как поточнее выразиться, несовместимы по внутренним человеческим критериям. Я его понимаю, к Воробью у меня, наверное, такие же чувства. После похорон мужа Андрей рассчитался и уехал недели на две куда-то на Западную Украину, в Яремчу, к родственникам, он оттуда родом.

— А разве Воробей уже генеральный директор компании?

— Пока нет, но, скорее всего, будет. И думаю, это правильно. Работник он хороший, дело свое знает. После смерти Гринева исполнял и его обязанности, и свои, сейчас временно генеральный. И справляется. Думаю, если бы не эта трагедия и со временем муж ушел на пенсию, именно Воробей его и заменил бы, не Гринев. Гринев всегда был слишком правильным, честным, справедливым, а здесь бизнес, здесь борьба, и не всегда его порядочность была бы на пользу, здесь нужно быть еще немного и хищником, я так понимаю.

— Возможно, вы и правы. Анна Ивановна, просьба будет: если Гордий появится, пусть с нами свяжется, хотелось бы и с ним побеседовать тоже. Пожалуй, ближе всех на предприятии к Беспалову никого-то и не было. Я не прав?

— Да, но он всего лишь водитель.

— И все же.

— Конечно, передам. Думаю, со дня на день он появится.

И опять тупик. Вернее, из него так и не выбрались. Тополеву на глаза Аранский старался не показываться, особенно доставал Питуниным, кричал, что, если нет на него ничего, доказать не может, киллера не нашел, извинись и выпусти. Аранский не слушал, держал Слона под замком, была у него чуйка, была и не оставляла пока. Держал, но понимал, если буквально завтра ничего не нароет, придется выпускать, и не с лучшими ощущениями при этом.

Тополев ругался:

— Нет у тебя на него ни-че-го. Повелся я, как дурак, дал добро на арест, а сказать мне теперь нечего. Чуйка у него.

— Кому сказать?

— А ты думаешь, как? Каждый день звонят, интересуются, на каком основании. И что я должен говорить — на основании чуйки твоей? Все, выпускай. Будут факты, реальные, тогда другое дело. Как лох, повелся.

— Завтра.

— Что завтра?

— Завтра выпущу. Не нарою — выпущу.

Тополев вздохнул, отвернулся к окну, думал минуты две:

— Иди рой.

В кабинет Аранский вернулся с испорченным вконец настроением. Кордыбака сидел за своим столом и молча, как ни в чем не бывало рисовал на листе бумаги квадратики, кружочки, ромбики. Раздражало все, и это тоже. Подошел к окну.

С высоты третьего этажа посмотрел вниз. Смотрел и завидовал тем, кто сейчас не торопясь переходил дорогу на светофоре, шел уверенно по улице в своем определенном направлении или рулил автомобилем. Казалось, все они сейчас были спокойны и расслаблены, не тревожили их волнения, не мучили проблемы, не беспокоили размышления многосложных комбинаций, шли, ехали, гуляли. Да, тупик, да, загрузли, но почему его так все это бесило? Раньше такого не было? Может, и было, не обращал внимания. Разумеется, хотелось так, чтобы подумал, просчитал, проверил и, как результат, немного продвинулся вперед, немного, но продвинулся, еще подумал, поработал и опять продвинулся. Нет. Загрузли, как в болоте, хоть психуй, срывайся на Кордыбаке, да хоть головой об стенку бейся — глухо. Плюнуть на все это, к чертям собачьим уволиться, забыть все это напрочь и махнуть охранником на автостоянку, сутки в конуре помаялся, два дня дома в потолок плюй. Сказка? Пожалуй, тоска. Но раньше ведь любил головоломки, такие дела разматывал, сам потом удивлялся, как получалось. Вздохнул, подошел к столу Кордыбаки, постоял немного, глядя на художества:

— Вижу, мысли есть, на бумаге решил изложить?

— Наброски.

— Посвяти.

Валентин подумав, подписал два больших овала в верхней части листа — «Гринев», «Беспалов». Ниже между ними в квадратике поменьше написал — «Киллер», еще ниже в ромбе — «Заказчик», а под заказчиком ниже в скобках — «Питунин».

— Такая картинка, Сергей Викторович, нехитрая вырисовывается.

Аранский взял в руки лист, критичным взглядом окинул творение и небрежно положил обратно на стол:

— И долго мучился над шедевром?

— Не знаю, как вам, а мне так лучше думается. Смотрю, и мысли как бы тут все вместе над листом кружат.

— Я понял, что-то вроде магии. Ну, что ж, давай поколдуем. Начинай.


Валентин придвинул лист ближе к себе, немного подумал:

— Понятно, что оба убийства между собой связаны. Гринева не грабили, не пытали, просто убили, и отрубленный палец был как указочка для Беспалова. То есть убили ни за что, как послание для Беспалова. Жестоко, подло, гнусно, просто нет слов.

— Хочешь сказать, отморозки полные?

— Да, нормальные люди на такое не пойдут.

— И что?

— А то, Сергей Викторович, не Питунин это. Не тот он человек, не бандюк конченный, может, на подляну какую и способен, но не до такой степени, чтобы в виде предупреждения человека убивать.

— А я другого мнения. Плохо ты людей знаешь. А сколько случаев, тихони, приличные семьянины, и жены, и дети, и на работе уважаемые, а женщин насилуют, истязают, на куски режут. Ты на глаза его посмотри, Питунина, красные, навыкате, изо рта чуть ли слюна не течет, как у быка бешеного перед броском.

— Да больной он, Сергей Викторович.

— И чем же это?

— Не знаю, как минимум ожирением.

— Вы с Тополевым не сговорились? Посидит, может, похудеет немного, на пользу пойдет.

— Не знаю, — Валентин неуверенно пожал плечами. — Для него каждый день в камере событие не из лучших. Да и со здоровьем как бы осложнений не было.

— Думаешь, выпустить?

— Да куда он денется? Нужен будет — позовем, прибежит как миленький.

— Может, ты и прав. А чуйка моя?

— Сергей Викторович, позвонить, пусть готовят на выход?

— Нет, Валя. Посидит. До завтра. С Тополевым я уже так договорился. Завтра к обеду уже дома будет.

— Завтра так завтра. А вот что дальше делать, мыслей нет.

— С Гордием нужно встретиться и побеседовать. Но его пока нет. Что у нас по линии оружия?

Валентин открыл свой блокнот:

— С места преступления Гринева, как известно, оружие не осталось, а с винтовкой поработали. Новая, несколько выстрелов всего было сделано. Раньше нигде не засветилась. Как здесь оказалась? Скорее всего, из Донбасса.

На столе Аранского зазвонил городской телефон. Аранский посмотрел в сторону своего стола, подходить не торопился, словно размышлял, снимать трубку или нет. Наконец все же решился, подошел к столу и со словами: «Хоть бы не Тополев», — снял трубку.

Звонил дежурный, сказал, кто-то звонит по недавнему убийству коммерсанта на Оболони.

— Соединяй, конечно, — выпалил Аранский, скосив взгляд на Кордыбаку и торопливо достав из кармана блокнот.

В трубке щелкнуло, пискнуло, и тишина.

— Говорите. Я слушаю. Алло, — на другом конце провода молчали, Аранский забеспокоился, как бы не положили трубку, но коротких гудков пока не было. — Говорите. Вы правильно позвонили и попали куда надо. Я следователь, майор Аранский.

Наконец там где-то очнулись, и далекий негромкий голос представился:

— Олег Сергеевич.

Аранский выбрал максимально мягкий и приветливый для беседы тон:

— Мне очень приятно, Олег Сергеевич, вас слышать и весь во внимании.

— Может, это и неправильно, что я вам звоню, не стоило беспокоить, но кое-что меня насторожило, я долго думал и все же решился.

— Вам не стоит беспокоиться, вы очень правильно сделали, что позвонили, и именно мне. Я с большим пониманием и вниманием вас выслушаю, и мы вместе подумаем, насколько это важно. Расскажите, что вас именно смутило?

Олег Сергеевич немного откашлялся и продолжил:

— Окна моей квартиры смотрят прямо на крыльцо главного входа организации, где недавно застрелили директора. Вот.

— Так, и что вас беспокоит? Кроме того, что сам по себе факт убийства — это ужасное событие?

— Уже недели две, как я сдал свою квартиру одному человеку. Несколько дней подряд звонил ему, мне нужно было кое-что взять в квартире, он не отвечал, наконец решился, приехал, а в квартире никого…

— И?.. — больше всего, Аранский боялся, чтобы собеседник вдруг не передумал и не положил трубку.

Олег Сергеевич еще некоторое время помолчал, видно, раздумывая, сказать или нет, и наконец выдохнул: