Гробница Крокодила
Часть 22 из 40 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я не прячусь, – холодно ответила Меритамен. – Просто завтра начинается хеб, и на дом Хати-аа возложено много обязанностей. Я должна за всем проследить…
Она обвела широким жестом двор, где суетились цирюльники и плиссировщики льна, изготовители гирлянд и музыканты.
«Короче говоря, всякие бездельники», – с презрением подумал Теламон. Кому вообще придет в голову держать рабов лишь для того, чтобы те играли музыку?
Когда Меритамен повернулась к Теламону спиной и стала отдавать распоряжения, тот опешил от такой наглости. Как смеет эта девчонка игнорировать воина Дома Короносов?
Теламона охватила ярость. Ну почему ему постоянно мешают? Да еще кто – женщины! Он здесь только потому, что Алекто сказала: возможно, Теламон сумеет вытянуть из Меритамен больше, чем она.
– Я сделала все, чтобы разговорить девчонку, – зевнула Алекто. – Твоя очередь, племянничек.
Кем себя возомнила эта Алекто? Вечно она ему указывает! А теперь еще Меритамен как ни в чем не бывало шагает прочь…
– Я с тобой не закончил! – рявкнул Теламон.
Мотнув головой, он велел Меритамен следовать за ним. Это намеренное оскорбление заставило египтянку покраснеть.
– Слушай внимательно, – процедил Теламон, когда они остановились в тихом углу сада. – Захочу – в порошок тебя сотру! И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Меритамен нехотя подчинилась. Темные глаза подведены черным, верхние веки раскрашены ярко-зеленым. «Точь-в-точь как у каменных богинь возле Храма», – подумал Теламон. Ему вдруг стало не по себе.
– Я был терпелив, – понизив голос, продолжил он. – По твоей просьбе я даже пришвартовал корабль за островом на Реке, чтобы его вид не оскорблял ваших богов. Я согласился на это лишь по одной причине: ты обещала найти мой кинжал.
– И я это сделаю, – ответила Меритамен.
– Даю тебе время до дня Первой Капли, – продолжил Теламон. – А значит, у тебя есть двое суток. Если к тому времени я не возьму в руки кинжал, непременно доведу до сведения Перао, что виновата в этом ты. И тебя, и твоего мужа лишат всякой власти, ваши имена сотрут из памяти, ваш род будет разорен. Или ты не веришь, что я на это способен?
– Верю, – ответила Меритамен. В ее взгляде читалась холодная неприязнь. – А сейчас прошу извинить, но я должна готовиться к хебу…
– Плевал я на вашу распроклятую процессию!
– А зря! – Оглянувшись через плечо, Меритамен шагнула ближе к Теламону. От нее исходил аромат жасмина и корицы. – Пока я не знаю, где спрятан ваш кинжал, – прошептала жена Хати-аа. – Но скоро я его найду, а для этого я должна участвовать в процессии!
– Это еще зачем?
– Не могу сказать! Просто поверь: я знаю, что надо делать, чтобы они отдали его мне…
– Кто – они?
– Позволь мне действовать по-своему!
А может, это уловка? Что, если эта хорошенькая, ярко накрашенная девица над ним смеется?
– Так и быть, – произнес Теламон. – Но я пойду на хеб с тобой…
– Нет!
– Я буду там. Учти – я за тобой наблюдаю. И если ты меня обманешь… – Теламон бросил угрожающий взгляд на младшую сестренку, смотревшую на них из-за гранатового дерева. – Не надейся, что тебе удастся спрятать ее в безопасном месте. Госпожа Алекто попросила Керашера приставить к ней рабов. Они следят за каждым шагом твоей сестры. С этого момента они с нее глаз не спустят.
Глаза Меритамен испуганно округлились.
– В этом н-нет необходимости, – прозаикалась она.
Так, значит, Теламон не ошибся. Пригрози навредить малышке – и верти Меритамен как хочешь.
– Госпожа Алекто так не считает, – возразил Теламон. – И я тоже. Даже не спорь. На хеб пойдем вместе.
Теламон от души наслаждался своей властью. Тут ему пришло в голову, что можно отправиться на хеб, не предупредив Алекто. При одной мысли Теламон оробел, однако он задушил страх в зародыше. Пора показать Алекто, кто здесь главный.
– Хорошо, если ты настаиваешь… – произнесла Меритамен. – Только не приближайся ко мне, иначе все испортишь.
– Значит, тебе известно, как вернуть кинжал.
– Да, – с неожиданной горечью выпалила Меритамен. – Я знаю способ! Но придется совершить то, что своей жестокостью превосходит даже ваши варварские деяния! Мне стыдно, что я иду на такое! Но ради того, чтобы спасти семью, мне придется быть жестокой. Я найду ваш кинжал. Исполню свой долг. И тогда все вы покинете Па-Собек и больше нас не потревожите!
Маленькая львица мечтает только об одном: сбежать подальше от этой ужасной земли и никогда не возвращаться.
Она уже смотреть не может на мух, речных свиней и гигантских ящериц. Ради мальчика она мужественно терпела странных чужих людей, даже человека с покалеченной передней лапой, который снимает гриву, чтобы почесать голову. Львица вынесла много перемен Света и Тьмы на ненадежной связке папируса, на которой ее мутило: то же самое чувствуешь, когда вот-вот срыгнешь комок шерсти, только никаких комков не выходит. Даже когда мальчик и девочка уселись на другую связку папируса и пересекли Большое Мокрое, маленькая львица ухватила храбрость за шкирку и поплыла за ними.
Но не успела промокшая львица отряхнуться, как их опять понесло на другой берег. На этот раз она не решилась плыть за ними, даже ради мальчика. Там слишком много людей. Маленькая львица испугалась.
Ну почему все идет наперекосяк? Удержать прайд вместе все труднее и труднее. Не успела львица привыкнуть к темнокожему мальчику, как тот ушел, а девочку одолела глубокая печаль: напала и грызет. Львица пробовала тереться о девочку мордой, но даже это не помогло. Мало того – соколиха так увлеклась охотой на уток, что даже не замечает, как ее прайд разваливается.
Обеспокоенно мяукая, маленькая львица бродила по берегу. Мальчик ее не звал, да она и сама чувствовала: он не хочет, чтобы львица следовала за ним. Из-за этого ей стало совсем одиноко.
Что он там делает? У него что, совсем нюха нет? Не чует, что на другом берегу и без него людей больше, чем надо? Оставался бы лучше здесь, среди логов усопших и призраков – уж от этих-то никакого вреда.
Тут на спину львице села соколиха и стала по-дружески выклевывать у нее из шерсти клещей. Львица даже позавидовала крылатой подруге. Соколиха никогда не пугается. Да и чего ей бояться? Захотела – улетела.
Да и вообще соколиха прекрасно себя чувствует в этом жутком местечке.
«Этот берег Большого Мокрого гораздо лучше того», – решила соколиха. Среди скал всего несколько других соколов, и те держатся в стороне. Да и людей здесь не много.
Больше всех ей понравился больной мужчина, потому что он похож на первого человека, которого она встретила: тот спас ее от муравьев, когда она, едва оперившийся птенец, выпала из Гнезда. Больной мужчина много кашлял, однако говорил с ней уважительно и оставил для нее на камне тушку жаворонка. Соколиха съела несколько кусочков, а остальное оставила в ямке на потом. Из-за тревоги за девочку у нее совсем пропал аппетит.
Человеческие чувства запутанные. Разбираться в них – все равно что летать по неровному предгрозового воздуху. Но соколиха понимает, что девочке грустно. Птица пробовала ее подбодрить, но, кажется, ничего не вышло.
Вставало Солнце. Соколиха заметила уток, искавших еду среди камышей, и тут же отвлеклась. Дрожь пробежала по всему телу до кончиков перьев. Как же хочется на охоту!
Это место просто создано для соколов. Чем же оно не угодило всем остальным? Молодая львица его терпеть не может, ну а что касается мальчика и девочки, то поначалу им как будто тоже здесь нравилось. Они даже нарисовали под глазами черные полоски, совсем как у соколов. Но теперь соколиха чувствует: мальчик и девочка здесь маются совсем как львица. Как же у них все запутанно! Ей даже захотелось улететь и не возвращаться, но соколиха подавила это желание.
А теперь мальчик и девочка опять вздумали переправляться через Большое Мокрое и поплыли туда, где собралась целая стая людей. Это еще зачем?
Молодая львица подошла к соколихе и взглянула на нее. Что будем делать?
Соколиха расправила крылья, чтобы их проветрить. Потом вытянула лапу и стала приводить в порядок перья на ней. Гордость не позволила соколихе признаться, что ответа на этот вопрос она не знает.
А хуже всего то, что ей страшно. На другом берегу от людей никуда не денешься: там повсюду эта огромная, вонючая, суетливая, шумная стая.
Меньше всего соколихе хочется отправляться прямиком в их Гнездо.
17
Незнакомый мужчина сунул Гиласу под нос корзину с инжиром и затараторил на египетском. Гилас покачал головой и жестами показал, что он немой. Мужчина пожал плечами и скрылся в толпе: видно, пошел искать, к кому еще привязаться.
Женщина посмотрела на Гиласа с жалостью: должно быть, у нее дети его возраста. Гилас закрыл лицо краем головной повязки и отвернулся. Трудно смешаться с толпой, когда ты выше почти всех египтян. Вдруг поблизости Вороны? Вдобавок Пирра куда-то подевалась.
В воздухе стоят насыщенные ароматы благовоний, а в плотной рыночной толчее Гилас едва не задыхается. Девушки-крестьянки в головных уборах из белых перьев цапли болтают и показывают покупателям цветы папируса. Старухи торгуют пивом, пирожками с финиками и жареной рыбой, завернутой в пальмовые листья. Гилас заметил несколько черных лиц. Кем рассказывал, что жители его страны торгуют в Па-Собек слоновой костью и страусиными яйцами. Люди едва помещаются на обсаженной деревьями дороге, ведущей от Храма к Реке. Вдоль нее на гранитных постаментах высятся огромные черные соколы из базальта. Их золотые глаза взирают на вечную человеческую суету пристально и сурово.
Итинеб описывал хеб как большую процессию. Статуи богов погрузят на освещенные баржи и повезут вверх по Реке, чтобы в этом году она разлилась. «Это самое важное время в году, – объяснял целитель. – Если разлив будет слабым, урожай засохнет и мы умрем с голоду. Ну а если слишком сильным, смоет целые деревни».
Но Гиласу не до того: найти бы Пирру!
– Я должна видеть место, где умер Усерреф, – сказала она и убежала.
А ведь пробиваться к пристани через такую толпищу – чистое безумие.
Рассвело совсем недавно, однако кажется, что с тех пор, как Ренси оставил их под акациями, прошла целая вечность.
– Нам нужно вернуться на Западный Берег, – сказал Пирре Гилас. – Наверняка гробница там. А в ней – кинжал.
– Мне нет дела до кинжала, – устало произнесла девочка. – Да и вообще его теперь не найти.
– Вороны найдут. Захватят в плен Небетку или его друзей – и готово дело.
Она обвела широким жестом двор, где суетились цирюльники и плиссировщики льна, изготовители гирлянд и музыканты.
«Короче говоря, всякие бездельники», – с презрением подумал Теламон. Кому вообще придет в голову держать рабов лишь для того, чтобы те играли музыку?
Когда Меритамен повернулась к Теламону спиной и стала отдавать распоряжения, тот опешил от такой наглости. Как смеет эта девчонка игнорировать воина Дома Короносов?
Теламона охватила ярость. Ну почему ему постоянно мешают? Да еще кто – женщины! Он здесь только потому, что Алекто сказала: возможно, Теламон сумеет вытянуть из Меритамен больше, чем она.
– Я сделала все, чтобы разговорить девчонку, – зевнула Алекто. – Твоя очередь, племянничек.
Кем себя возомнила эта Алекто? Вечно она ему указывает! А теперь еще Меритамен как ни в чем не бывало шагает прочь…
– Я с тобой не закончил! – рявкнул Теламон.
Мотнув головой, он велел Меритамен следовать за ним. Это намеренное оскорбление заставило египтянку покраснеть.
– Слушай внимательно, – процедил Теламон, когда они остановились в тихом углу сада. – Захочу – в порошок тебя сотру! И смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Меритамен нехотя подчинилась. Темные глаза подведены черным, верхние веки раскрашены ярко-зеленым. «Точь-в-точь как у каменных богинь возле Храма», – подумал Теламон. Ему вдруг стало не по себе.
– Я был терпелив, – понизив голос, продолжил он. – По твоей просьбе я даже пришвартовал корабль за островом на Реке, чтобы его вид не оскорблял ваших богов. Я согласился на это лишь по одной причине: ты обещала найти мой кинжал.
– И я это сделаю, – ответила Меритамен.
– Даю тебе время до дня Первой Капли, – продолжил Теламон. – А значит, у тебя есть двое суток. Если к тому времени я не возьму в руки кинжал, непременно доведу до сведения Перао, что виновата в этом ты. И тебя, и твоего мужа лишат всякой власти, ваши имена сотрут из памяти, ваш род будет разорен. Или ты не веришь, что я на это способен?
– Верю, – ответила Меритамен. В ее взгляде читалась холодная неприязнь. – А сейчас прошу извинить, но я должна готовиться к хебу…
– Плевал я на вашу распроклятую процессию!
– А зря! – Оглянувшись через плечо, Меритамен шагнула ближе к Теламону. От нее исходил аромат жасмина и корицы. – Пока я не знаю, где спрятан ваш кинжал, – прошептала жена Хати-аа. – Но скоро я его найду, а для этого я должна участвовать в процессии!
– Это еще зачем?
– Не могу сказать! Просто поверь: я знаю, что надо делать, чтобы они отдали его мне…
– Кто – они?
– Позволь мне действовать по-своему!
А может, это уловка? Что, если эта хорошенькая, ярко накрашенная девица над ним смеется?
– Так и быть, – произнес Теламон. – Но я пойду на хеб с тобой…
– Нет!
– Я буду там. Учти – я за тобой наблюдаю. И если ты меня обманешь… – Теламон бросил угрожающий взгляд на младшую сестренку, смотревшую на них из-за гранатового дерева. – Не надейся, что тебе удастся спрятать ее в безопасном месте. Госпожа Алекто попросила Керашера приставить к ней рабов. Они следят за каждым шагом твоей сестры. С этого момента они с нее глаз не спустят.
Глаза Меритамен испуганно округлились.
– В этом н-нет необходимости, – прозаикалась она.
Так, значит, Теламон не ошибся. Пригрози навредить малышке – и верти Меритамен как хочешь.
– Госпожа Алекто так не считает, – возразил Теламон. – И я тоже. Даже не спорь. На хеб пойдем вместе.
Теламон от души наслаждался своей властью. Тут ему пришло в голову, что можно отправиться на хеб, не предупредив Алекто. При одной мысли Теламон оробел, однако он задушил страх в зародыше. Пора показать Алекто, кто здесь главный.
– Хорошо, если ты настаиваешь… – произнесла Меритамен. – Только не приближайся ко мне, иначе все испортишь.
– Значит, тебе известно, как вернуть кинжал.
– Да, – с неожиданной горечью выпалила Меритамен. – Я знаю способ! Но придется совершить то, что своей жестокостью превосходит даже ваши варварские деяния! Мне стыдно, что я иду на такое! Но ради того, чтобы спасти семью, мне придется быть жестокой. Я найду ваш кинжал. Исполню свой долг. И тогда все вы покинете Па-Собек и больше нас не потревожите!
Маленькая львица мечтает только об одном: сбежать подальше от этой ужасной земли и никогда не возвращаться.
Она уже смотреть не может на мух, речных свиней и гигантских ящериц. Ради мальчика она мужественно терпела странных чужих людей, даже человека с покалеченной передней лапой, который снимает гриву, чтобы почесать голову. Львица вынесла много перемен Света и Тьмы на ненадежной связке папируса, на которой ее мутило: то же самое чувствуешь, когда вот-вот срыгнешь комок шерсти, только никаких комков не выходит. Даже когда мальчик и девочка уселись на другую связку папируса и пересекли Большое Мокрое, маленькая львица ухватила храбрость за шкирку и поплыла за ними.
Но не успела промокшая львица отряхнуться, как их опять понесло на другой берег. На этот раз она не решилась плыть за ними, даже ради мальчика. Там слишком много людей. Маленькая львица испугалась.
Ну почему все идет наперекосяк? Удержать прайд вместе все труднее и труднее. Не успела львица привыкнуть к темнокожему мальчику, как тот ушел, а девочку одолела глубокая печаль: напала и грызет. Львица пробовала тереться о девочку мордой, но даже это не помогло. Мало того – соколиха так увлеклась охотой на уток, что даже не замечает, как ее прайд разваливается.
Обеспокоенно мяукая, маленькая львица бродила по берегу. Мальчик ее не звал, да она и сама чувствовала: он не хочет, чтобы львица следовала за ним. Из-за этого ей стало совсем одиноко.
Что он там делает? У него что, совсем нюха нет? Не чует, что на другом берегу и без него людей больше, чем надо? Оставался бы лучше здесь, среди логов усопших и призраков – уж от этих-то никакого вреда.
Тут на спину львице села соколиха и стала по-дружески выклевывать у нее из шерсти клещей. Львица даже позавидовала крылатой подруге. Соколиха никогда не пугается. Да и чего ей бояться? Захотела – улетела.
Да и вообще соколиха прекрасно себя чувствует в этом жутком местечке.
«Этот берег Большого Мокрого гораздо лучше того», – решила соколиха. Среди скал всего несколько других соколов, и те держатся в стороне. Да и людей здесь не много.
Больше всех ей понравился больной мужчина, потому что он похож на первого человека, которого она встретила: тот спас ее от муравьев, когда она, едва оперившийся птенец, выпала из Гнезда. Больной мужчина много кашлял, однако говорил с ней уважительно и оставил для нее на камне тушку жаворонка. Соколиха съела несколько кусочков, а остальное оставила в ямке на потом. Из-за тревоги за девочку у нее совсем пропал аппетит.
Человеческие чувства запутанные. Разбираться в них – все равно что летать по неровному предгрозового воздуху. Но соколиха понимает, что девочке грустно. Птица пробовала ее подбодрить, но, кажется, ничего не вышло.
Вставало Солнце. Соколиха заметила уток, искавших еду среди камышей, и тут же отвлеклась. Дрожь пробежала по всему телу до кончиков перьев. Как же хочется на охоту!
Это место просто создано для соколов. Чем же оно не угодило всем остальным? Молодая львица его терпеть не может, ну а что касается мальчика и девочки, то поначалу им как будто тоже здесь нравилось. Они даже нарисовали под глазами черные полоски, совсем как у соколов. Но теперь соколиха чувствует: мальчик и девочка здесь маются совсем как львица. Как же у них все запутанно! Ей даже захотелось улететь и не возвращаться, но соколиха подавила это желание.
А теперь мальчик и девочка опять вздумали переправляться через Большое Мокрое и поплыли туда, где собралась целая стая людей. Это еще зачем?
Молодая львица подошла к соколихе и взглянула на нее. Что будем делать?
Соколиха расправила крылья, чтобы их проветрить. Потом вытянула лапу и стала приводить в порядок перья на ней. Гордость не позволила соколихе признаться, что ответа на этот вопрос она не знает.
А хуже всего то, что ей страшно. На другом берегу от людей никуда не денешься: там повсюду эта огромная, вонючая, суетливая, шумная стая.
Меньше всего соколихе хочется отправляться прямиком в их Гнездо.
17
Незнакомый мужчина сунул Гиласу под нос корзину с инжиром и затараторил на египетском. Гилас покачал головой и жестами показал, что он немой. Мужчина пожал плечами и скрылся в толпе: видно, пошел искать, к кому еще привязаться.
Женщина посмотрела на Гиласа с жалостью: должно быть, у нее дети его возраста. Гилас закрыл лицо краем головной повязки и отвернулся. Трудно смешаться с толпой, когда ты выше почти всех египтян. Вдруг поблизости Вороны? Вдобавок Пирра куда-то подевалась.
В воздухе стоят насыщенные ароматы благовоний, а в плотной рыночной толчее Гилас едва не задыхается. Девушки-крестьянки в головных уборах из белых перьев цапли болтают и показывают покупателям цветы папируса. Старухи торгуют пивом, пирожками с финиками и жареной рыбой, завернутой в пальмовые листья. Гилас заметил несколько черных лиц. Кем рассказывал, что жители его страны торгуют в Па-Собек слоновой костью и страусиными яйцами. Люди едва помещаются на обсаженной деревьями дороге, ведущей от Храма к Реке. Вдоль нее на гранитных постаментах высятся огромные черные соколы из базальта. Их золотые глаза взирают на вечную человеческую суету пристально и сурово.
Итинеб описывал хеб как большую процессию. Статуи богов погрузят на освещенные баржи и повезут вверх по Реке, чтобы в этом году она разлилась. «Это самое важное время в году, – объяснял целитель. – Если разлив будет слабым, урожай засохнет и мы умрем с голоду. Ну а если слишком сильным, смоет целые деревни».
Но Гиласу не до того: найти бы Пирру!
– Я должна видеть место, где умер Усерреф, – сказала она и убежала.
А ведь пробиваться к пристани через такую толпищу – чистое безумие.
Рассвело совсем недавно, однако кажется, что с тех пор, как Ренси оставил их под акациями, прошла целая вечность.
– Нам нужно вернуться на Западный Берег, – сказал Пирре Гилас. – Наверняка гробница там. А в ней – кинжал.
– Мне нет дела до кинжала, – устало произнесла девочка. – Да и вообще его теперь не найти.
– Вороны найдут. Захватят в плен Небетку или его друзей – и готово дело.