Говори и будь услышан

Прием второй


Иногда бывает уместно, слегка пародируя четкие рекомендации, на полном серьезе потребовать отработки нескольких физических действий, предшествующих первой фразе выступления. И попрошу не хмыкать! Как показывают исследования… Ну ладно, если мифология «исследований» не близка, можно и по-другому – «триада начала». Примерно так.

Есть три вещи, которые всякий выступающий непременно обязан сделать, прежде чем открыть рот и издать звук.

И вещи эти суть следующие: надобно придать плечам своим правильное положение, когда оные опущены и чуть отведены назад, а отнюдь не приподняты. И делать это лучше всего по пути к месту, где говорить предполагается.

И второе необходимое есть пауза, во время коей… ну ладно, дальше можно по-человечески. Пауза короткая, не привлекающая специального внимания аудитории, секунды две, а пока идут эти две секунды, человек рассматривает свою аудиторию, и – третий элемент триады – выдыхает, одновременно устраиваясь поудобнее.

О высоком и тайном смысле каждого из этих действий можно было бы сложить поэму.



Конспект поэмы: первое действие – это то, что у речевиков называется установкой тела на голос, а тренеры по пилатесу про то же самое говорят «плечи осажены». Эмоциональное напряжение тянет плечи к ушам, это пантомимика страха, притом неосознанная. Мы сознательно делаем противоположное, начиная заботиться о своем физическом комфорте, смотри предыдущий параграф. Второе и третье действия, совершаемые одновременно, имеют свои обоснования: находящийся на старте говорящий собирается заговорить обычно раньше, чем это произойдет. Он как будто берет вдох заранее, а в момент начала речи еще и «добирает», отчего первая фраза звучит как-то напряженно и сдавленно, а перевести дух понадобится слишком скоро. На выдохе с осаженными плечами и с более мягкой, чем привычно, стойкой человек мгновенно настраивается на лучшее, а вдох придет сам и когда надо. Вот попробуйте прямо сейчас совершить полный выдох – и вы убедитесь, что альтернатив нет.

Второе же действие, отчасти маскирующее третье, но при этом находящееся с ним в полной гармонии, необходимо для того, чтобы наш прекрасный говорящий дал себе время и право осмотреться, увидел аудиторию и показал ей, что – да, увидел. Человек, который открывает рот до того, как разместился в пространстве и устроился удобно, – это человек суетящийся, спешащий отчитаться, может быть, даже боящийся забыть, о чем он собирался говорить. В общем, старающийся заслужить одобрение и потому находящийся «не в себе». Он и впрямь не очень-то замечает, кто перед ним, – он знает только, что на него смотрят и его оценивают, а это делает его мишенью, объектом, вещью. Что полностью соответствует реактивной позиции, а у этого уже могут быть последствия отнюдь не телесного свойства. Воспользоваться своим положением и выровнять позиции – это же так просто, это не требует дополнительного времени и не привлечет никакого ненужного внимания. Две секунды на регламент не влияют.

И я буду требовать своей «триады» и шипеть с места: «Плечи! Выдох! Посмотрели на людей – раз-два! Стоечка удобная!» – до тех пор, пока эти действия не сольются в автоматический «аккорд», о котором уже не нужно думать специально. Могли бы быть другие действия? Да конечно, могли бы, не считайте меня полной идиоткой. Просто эти соответствуют требованиям простоты, краткости и незаметности. Это наше тайное оружие, наша передовая технология. Все гениальное – просто.





Прием третий, еще более простой


Применяется не с самого начала, а перед вторым-третьим выступлением: давайте, мол, поработаем с тем, как мы выходим говорить. Звук выключаем и примериваемся, прикидываем телом: вот встал с места, вот пошел в сторону площадки, вот развернулся лицом к публике… Чтобы народ не смущался, можно все это делать одновременно и даже представлять себе другие пространства и аудитории. Фокус: предупреждаю, что проходить этот путь мы будем со стоп-кадрами, во время которых можно почувствовать, где есть ненужное напряжение и его сбросить. Поднялись с мест – стоп: где неудобно? Почувствовали – поправили, пошли дальше. Дошли до места – стоп!., и так далее. Разок-другой так погуляли со «стоп-кадрами» в разных местах и тут уже можно собрать все вместе и выйти говорить (но не говорить), одним коротким плавным действием. В этот момент хорошо бывает еще закрепить это ощущение – ну хотя бы какой-нибудь метафорой или сравнением: когда встаю, иду, поворачиваюсь, размещаюсь в пространстве так, как мне это удобно, – на что похоже? Кому-то помогают музыкальные ассоциации, кому-то образы движения, кому-то слово. Что подойдет, то и запишем себе потом.

Разумеется, все эти действия можно совершать десятками способов. Не стоп-кадры, к примеру, а просто замедление, позволяющее осознавать движение и физические ощущения. Или, если пространство позволяет, разойтись пошире и пройти свои несколько шагов к воображаемому месту выступления с закрытыми глазами, думая исключительно о том, удобно ли спине, ногам вместо закрывания глаз можно погасить свет. В конце концов, можно просто встать в центре зала в круг спинами друг к другу и вот пошли говорить, каждый представляет себе свое, дошли до места, разворот, удобная стойка, первая фраза. А народ уже стоит в кругу лицом друг к другу, поскольку все развернулись – и тут можно попросить круг отзеркалить каждого: поза, жесты и лицо воспроизводятся пластически, голос – эхом. Понятно, что когда пытаешься воспроизвести зеркально движения другого человека, волей-неволей начинаешь ощущать и собственное тело. А поскольку ни оценок, ни правил нет, новых зажимов мы тут не наберем.

Резюме: с физическим состоянием участников специально работать нам обычно некогда, а фиксировать их на несовершенствах еще и незачем. Дезавтоматизировать напряженные, монотонные, деревянные и вообще дурацкие двигательные привычки, чтобы они «подвинулись» и дали место чему-нибудь другому, нужно незаметно, быстро и не задевая личными оценками.



Стало быть, хороша будет любая маленькая игра или любое суперсерьезное «упражнение на», которые сбивают или «растворяют» автоматизированные (привычные) способы движения, а с ними и состояния.

Приоритетом и высшей ценностью в этот момент становятся физический комфорт и конкретные, посильные и простые способы его достижения. Человеческий подтекст всей этой двигательной ерунды, который я не озвучиваю, но имею в виду всегда, несложен: братцы, вы живые! О себе позаботиться можно. Хорошо себя чувствовать – не криминал, это тоже можно и даже нужно. Вслух же иногда говорю совершенно ужасные вещи: «В конце концов, пожалейте аудиторию: ну кто же, кроме маньяков-садистов, любит смотреть, как человек мучается? Будем гуманны по отношению к нашим слушателям, а для этого мучения прекратим. Стоечку поправили! Выдох! Плечи!»

И в самом деле, разве не трудно бывает смотреть на выступающего в любой роли – лектора, презентатора, докладчика, – которому явно и непоправимо тяжело? Если к нему испытываешь сочувствие, плохо. Если он раздражает, тоже плохо. Возможно, от долгого ведения этого тренинга я и правда начала верить в то, что комфортное состояние говорящего входит в круг его обязанностей.

Так о чем бишь я? О таинственной и могучей связи тела и голоса, ну и о других их привычках. О многотрудном пути работы даже с простенькими навыками и об использовании этой работы заодно и для других целей тренинга.

О том, как интонация или паузы могут изменить впечатление от речи – и вовсе это не аккомпанемент, и никакое не «ум-па-па». Это полноценные факторы смыслообразования, черт подери! Сами знаете, как интонация может полностью перечеркнуть смысл сказанного – ну да, конечно, ага. И участники тренинга тоже это знают, и их слушатели. А еще все мы знаем, что если смысл слов и интонация расходятся, то верить следует не словам. И как же в этом случае не поработать с интонацией, ну хоть чуть-чуть?

О том, что почти у каждого из нас множество голосов – как и выражений лица, как и способов двигаться, – но мы очень мало об этом знаем. И конечно, не на двухдневном бизнес-тренинге узнаем, что жаль. Но – будем реалистами: даже два грамма внимания к индивидуальным особенностям, к тому, что вообще у человека есть какой-то там свой голос (хотя бы и один), тоже на дороге не валяются. Один человек из фармацевтической компании сказал в конце наборного тренинга: «Это был не совсем тренинг. Каждый из нас получил что-то для себя. Значит, это был настоящий коучинг». Уж не знаю, что с мужиком делали всю предшествующую жизнь, если стоит что-то получить для себя – и вот уже тебе и коучинг.

О том, что в идеале «выразительность» должна работать – не ради себя самой, а ради целостного впечатления и приемлемого состояния говорящего. Единство, так сказать, формы и содержания – но с поправкой на то, что «содержание» у наших презентаторов сплошь и рядом чужое, а «форма» отчасти все-таки своя, родная. Руки, ноги, привычка время от времени дышать… И все это во время выступления хочет жить, а как – не знает.

О том, что всем этим «оркестром» приказами и запретами управлять можно, но результаты такого управления убоги. О тренировавшейся все школьные годы и еще пять-семь лет стойке «столбом»: взгляд в никуда, руки болтаются… скорей бы звонок. О том, как в сложной или некомфортной ситуации все это мгновенно возвращается – и вот они, наши чудесные презентаторы, отличники и хорошисты у доски, и уж какой там визуальный контакт.

О том, что многие из них не смотрят в аудиторию не потому, что не знают, что так теперь положено – а потому, что боятся и не хотят увидеть на лицах скуку, скепсис или прямую издевку. Вот и приходится пресловутому «визуальному контакту» придавать какой-то приемлемый для них смысл, поскольку прямой и честной работы со страхом аудитории формат – особливо корпоративный – порой не терпит.

О том, как важно бывает вовремя выдохнуть. Пустячок, а приятно.

Ну и, конечно, о том, как простыми (но правильными) действиями можно решать несколько задач сразу. Подражая природе, которая именно таким манером решает свои.





Глава 3

Танец с граблями





Есть во всей нашей истории еще одна страшная тайна. Да, участники тренинга и без того говорят неплохо, а хотят говорить хорошо. Да, кое в чем можно им здесь помочь. Но! Сплошь и рядом выступают они хуже, чем говорят. Как будто «огни рампы» лишают их и того, что они вообще-то умеют.

Представление в цирке.


Гвоздь вечера – номер с говорящей лягушкой.

Полный аншлаг. На сцену выходит здоровенный усатый мужик со здоровенной плёткой и с малюююсенькой лягушкой.

Опускает лягушку на пол. Тишина. Мужик:

– Ну??? – Тишина. Мужик угрожающе трясёт плёткой.

– Нуууууу??? – Тишина. По залу пошёл шёпот…

Лягушка на всё это равнодушно смотрит и говорит:

– Ну, ква…



Анекдот про говорящую лягушку здесь не для красного словца, а исключительно по делу. Не хотела она говорить. И одна из занятных особенностей мотивации наших участников состоит в том, что они часто относятся к ситуации выступления… э-э… – ну ладно, будем политкорректны – неоднозначно.

Некоторые выступать просто ненавидят, другие могли бы и любить, но что-то мешает, третьи вообще снимают для себя вопрос о собственном отношении к этому делу: надо значит надо – на ежа голой задницей можно сесть в двух случаях, если еж бритый и если родина прикажет.

Понятно, что участники тренинга в своей жизни и работе обычно становятся «выступающими» не по своей воле. Нелюбовь к выступлениям может на самом деле скрывать какие-то другие проблемы.

Допустим, от человека хотят невозможного. Или всем очевидно, что от его прекрасно подготовленной и грамотно проведенной презентации все равно никакого толку. Или по роду занятий человек все время работает с агрессивными аудиториями, а он по натуре не боксер. Или есть внутреннее несогласие с какой-то частью содержания, а говорить все равно придется это и только это. Есть и еще простая причина для «презентационной тоски»: надоело. Как бы там ни было, многих обстоятельств такого рода мы на тренинге изменить не можем. А делать все равно что-то надо, притом в жестких рамках корпоративных требований и в ограничениях нашего формата.

А есть и более глубокие и личные причины для тайной нелюбви к выступлениям. Человек, например, в этой роли сам себе очень не нравится: «И голос чужой, и вид дурацкий, и все эти штучки-развлекалочки какие-то идиотские».

Или, к примеру, у человека расходится вполне здравое представление о возможных скромных результатах выступления и тех сил и времени, которые он каждый раз вкладывает в подготовку, а потом с неизбежностью испытывает разочарование.

Многие прекрасно и даже не без удовольствия говорят с подчиненными, которые никуда не денутся и вообще управляемы, но испытывают явный дискомфорт в аудиториях с равными, их, к примеру, напрочь выбивают хождения по залу и вопросы с места.

В общем, причин для непростого отношения к ситуации публичного выступления достаточно. И они разные. И пока эти причины – некоторые из них уходят корнями в довольно давние времена – тайно грызут, подтачивают и придушивают наших участников, тренинг будет идти со скрипом.

Группа может вяло сопротивляться, потому что тренера позвало руководство в качестве этакого затейника-дрессировщика, который сейчас будет заставлять прыгать через кольцо, да еще делать вид, что это нравится. Как известно любому тренеру, у группы есть масса возможностей брыкаться, упираться рогом и проявлять норов, тем более что тренер прямой власти здесь все-таки не имеет, он такой же наемный работник, как и участники. Но дело тут не в тонких чувствах тренера – переживет! – а в робкой надежде на получение результата.

Поскольку содержание выступлений чаще всего участникам неподвластно, у них остается только один способ для выражения своей нелюбви к роли выступающего, а именно – такое ее исполнение, что и придраться не к чему, и всем понятно, где она у него сидит. Я видела эту картину столько раз, что в какой-то момент заподозрила неладное.



Вот, к примеру, некий господин, который только что в кулуарах блистал остроумием и собрал на совершенно добровольных началах небольшую аудиторию восхищенных слушателей. А вот он же: проделал ритуальный путь к флипчарту, встал столбом, уставился в пустоту и произносит какие-то полагающиеся фразы нудным голосом шестиклассника у доски. Куда девался шарм и что случилось с речью? Зачем обаятельный и артистичный мужик с собой это делает? Просто чертовщина какая-то: стоит оказаться в этой роли – и человека накрывают колпаком. Но, может быть, так для него лучше? Может быть, он просто экономит силы для более важных и интересных дел? Да нет, жалуется, что от выступлений устает. От чего же он устает на самом деле?

О тайнах затонувших выступающих и реанимации зомбированных поговорим немного позже, а пока просто признаем очевидное: не любят. Или любят, но любовь эта несчастливая.

И с этим надо что-то делать еще в самом начале тренинга, потому что иначе будем мучиться все. Хорошо еще, что в любой группе есть хотя бы несколько человек, которые относятся к публичным выступлениям скорее как к игре и возможности переключиться. В самом деле, где еще серьезному человеку немного поиграть! Эти редкие счастливцы прямо так и говорят: «Выступать прикольно, это маленькое приключение, встряска, а уж если что-то получается и народ начинает задавать вопросы и проявлять интерес, то вообще здорово».

Но в начале тренинга мне кажется важным не сталкивать между собой реальные личные установки участников, потому что стоит это сделать – и они начнут их защищать. Все, скорее всего, останутся при своем: личные убеждения – такая штука, что прилюдно от них не отказываются. Я же надеюсь с помощью всяких увлекательных штук немного изменить эти установки, но заявлять об этом прямо не хочу. Поэтому в самом начале тренинга мне нужно только одно: чтобы в тишине зала прозвучало – не важно, чьим голосом – что выступление можно не любить, можно считать бессмысленной тратой времени, идиотским ритуалом и вообще бякой.

С наборной группой не так – люди могут все что угодно любить и не любить, но поскольку на наборном тренинге каждый за себя, им не надо это скрывать. А вот на корпоративном тренинге мое первое задание часто воспринимается сначала довольно напряженно, и это хорошо.

А предлагаю я просто-напросто рассчитаться на первый-второй и – вне зависимости от личного отношения к вопросу – первые номера делают сообщение на тему «О вреде и бессмысленности публичных выступлений», вторые – «О пользе и необходимости» их же, публичных выступлений. Или презентаций, если это слово им ближе: хрен редьки не слаще.

Вообще-то, можно делать по-другому. К примеру, сразу спросить: «Есть ли кто-нибудь в этом зале, кто действительно очень любит выступать?» Поднимется несколько рук, обычно четверть группы, иногда пара человек, а бывает, что и никого. Можно задать еще вопрос-другой, – ну, к примеру, спросить, есть ли среди нас те, кто перед выступлением абсолютно не волнуется. Есть ли здесь кто-то, кто всегда собой доволен после выступления – и тогда добавится нежная нота абсурда, а последующие вопросы тренера будут восприниматься не всегда как серьезные.

А можно никаких вопросов не задавать, а просто сказать: ну хорошо, и ежу понятно, что выступление штука непростая, по-разному бывает, есть в них что-то хорошее, что-то неприятное, да и с эффективностью много вопросов… Давайте встанем, рассчитаемся на первый-второй – полгруппы направо, полгруппы налево. Итак, с этой стороны у нас те, кто защищает идею пользы и эффективности публичных выступлений, а с этой – их принципиальные противники, пустое это дело и даже вредное. Пожалуйста, по очереди: один аргумент с этой стороны, другой с той.

Начнут, разумеется, те, кто «против». Через пять минут подгруппы можно поменять местами и еще покидаться плюсами и минусами. Разогревом это может быть вполне симпатичным, сразу создает атмосферу игры, задает хороший, резвый темп и тон, да и вообще: всякое противостояние (желательно безопасное, не задевающее лично) добавляет действу живости. Минус в том, что это только разогрев. Поэтому делать я его буду, скорее всего, в очень уж послушных и полупридушенных группах, где вообще со спонтанностью худо и все давно закатано в бетон. Там задача дезавтоматизации, разрыва шаблона выходит на первый план – если просто предложить таким людям делать минутное выступление на любую тему, в том числе и о вреде выступлений, они нахмурятся, загрузятся, возьмут планшеты и станут составлять краткий план. Честное тренерское, бывало.

В большинстве же групп история про «вред выступлений» имеет несколько назначений. Первое и главное – это все-таки выражение вслух сопротивления нашему предмету, теме. Когда что-то сказано, да еще публично, это меньше разъедает происходящее изнутри, меньше ищет косвенных форм для выражения. Не хочу я целый день работать в поте лица и заставлять работать группу, а потом услышать: «Вообще все эти выступления себя не оправдывают, эффективность у них никакая, вот хорошо бы без них». Ну вот не хочу, и все. Один из способов нейтрализовать так называемый «негатив» – дать ему слово. Желательно – в занятной и привлекательной форме. Совершенно не боюсь быть неправильно понятой, верю в здравый смысл и скрытое (порой хорошо скрытое) чувство юмора соотечественников и в наше врожденное умение считывать подтексты.

Был один-единственный случай, когда участница бдительно спросила: «А полезно ли нам будет обмениваться негативной информацией?» Очень серьезная девушка. Пришлось отвечать тоже очень серьезно: «Да, полезно. Это что-то вроде прививки». Полезно, полезно. Особенно полезно, когда эта самая «негативная информация» в общем всем известна, но на тренинге про это говорить как бы нельзя, потому что надо все время быть позитивными. У кого, может, и нельзя, а у меня можно.

Второй смысл коротеньких чередующихся выступлений «минус-плюс-минус-плюс», конечно, в самих выступлениях. Без подготовки, без «вводной», без теории, на заданную тему нужно сделать – что? – микроблок обычного выступления. Нужно как-то поздороваться, как-то установить контакт с аудиторией, чем-то начать, изложить главную мысль, украсить ее примерами и всем, чем можно еще украсить, привести к выводу, завершить выступление, выйти из контакта с аудиторией.

В принципе все то же самое, что и в реальности, только неожиданная тема и минимальное время. Поэтому прошу участников тему-то раскрывать, но по дороге на свое место подумать о том, что из этого получилось. А главное – как. И сразу, как сядут, записать два-три наблюдения за собой как выступающим: чем оказались довольны, а над чем хорошо бы поработать. Поскольку содержание иногда оказывается довольно увлекательным и живым, об этой функции нашего маленького упражнения приходится несколько раз напомнить. На самом деле это «первый подход к штанге», возможность почувствовать себя в роли выступающего на материале, не отягощенном ответственностью и серьезом. Если бы я хотела погубить это упражнение – а возможно, и последующий тренинг – я бы сделала «психологическое лицо» и назвала это самодиагностикой.

Третья выгода упражнения некоторыми группами просекается сразу: пресловутых плюсов и минусов не так много, а что если первые пять-шесть человек – о, ужас! – скажут все? Придется же на ходу придумывать другое! Придется же как-то учитывать то, что сказали до тебя! Ага, отвечаю, вот и славно, – значит, вторая половина зала просто выполняет более сложную задачу. Первым-то полегче будет. А первые говорят: «Ну да, полегче! Первым трудно!»

В реальности бывает по-разному, но одна из очень милых моему сердцу особенностей этой процедуры порой состоит в том, что через эти свои сугубо условные и игровые выступления группа начинает диалог, это общение – или использование упражнения для общения. Смотрите, как умело и иронично человек вплетает задание в реальный групповой контекст: «После исчерпывающего анализа вреда и бессмысленности выступлений, предпринятого на наших глазах Артемом, сказать практически нечего». (Пауза. Что, и правда нечего? Нет, это тонкий прием: народ затих в секундном недоумении, а говорящий, умница, продолжает. Заинтриговал, да еще и косвенно похвалил Артема, ай браво!) И это подсказало мне еще один аспект упомянутого выше вреда. Вынужденные повторы даже верных мыслей делают их неинтересными для аудитории. Мы чаще всего рассказываем людям то, что они и так знают. Не бессмысленно ли это?

Таких привязок к уже сказанному может быть много, и они создают очень живое и симпатичное поле, в котором сказанное как раз не бессмысленно, – потому что это ответ кому-то, развитие чьей-то идеи, парадоксальное выворачивание ее наизнанку или иной способ вплести свое выступление в формирующийся на наших глазах контекст командной работы.

Есть еще один «сюжет», повторяющийся в разных группах: частенько хотя бы один-два человека из последних говорящих собирают вместе и интегрируют многое из того, что уже сказали другие. И порой приходят к занятным выводам.

Например, к выводу о том, что можно по-разному относиться к одной и той же ситуации и тем самым сделать ее интересной и полезной или полным маразмом.

Или о том, что пользой и эффективностью, равно как и вредом и бессмысленностью, можно считать разное.