Говори и будь услышан

Д. Что-нибудь еще – столь же странное и непривычное, что полезно для голоса и речи. И потихонечку пора заканчивать разминку и переходить к «сурьезному». Ах, как прекрасно звучит общепринятая, гладкая, «без вкуса, цвета и запаха, речь после блеяния и мычания»! В чем дело, что за смешочки в классе? Она действительно звучит лучше. Иногда даже сами собой упрощаются, «очеловечиваются» громоздкие грамматические конструкции. Или интонация вдруг заиграет… или взгляд блеснет…

В зависимости от того, как идет разминка, можно сделать ее более соревновательной или, напротив, более сосредоточенной на себе и своих ощущениях, можно усилить элемент заботы о «технике безопасности» или перейти к новым парным упражнениям и далее – к содержательной части. После громких зевков и гудения под нос короткие упражнения на паузу, интонирование, использование темпа или высоты тона уже не покажутся странными. Приведенный в примере разогрев в реальном времени занимает пять-шесть минут и вполне может быть составлен из иных элементов. И просто обязан иметь свой «запас гибкости» – примерно так я разогреваю группу один раз из восьми. Потому что как же можно ждать «живого звука» от участников, если сама начинаешь на пятом повторе звучать как запиленная пластинка? Долой «фанеру»! Логика и задачи могут сохраняться, конкретные «игрушки» всегда модифицируются по ситуации. Поэтому этих самых «игрушек» должно быть гораздо больше, чем понадобится на этот раз. И потому…

Дорогой бизнес-тренер! Не вздумай переписывать эту разминку и тем более проводить ее, не опробовав на себе. Если идея подходит к сложившемуся стилю работы, ничего не стоит создать свои «цепочки разогревов». Элементы упражнений на технику речи и управление звучанием описаны во множестве, есть и тренинги «про голос» – свое в этом пестром и шумном хозяйстве обязательно найдется. Дерзайте, ребята. И никогда, никогда не используйте чьих-то инструментов «один в один» – конфузу не оберешься.

Даже и вид делать не буду, что описанные здесь упражнения – действительно работа с «техникой речи». Я их подобрала по соседским «огородам» и использую исключительно в своих целях. А цели эти на самом деле состоят совсем не в том, чтобы участники тренинга стали говорить глубокими поставленными голосами или дышать как положено, а в том, чтобы они, во-первых, как можно скорее и под благовидным предлогом понарушали какие-нибудь правила приличия, а во-вторых, чтобы сами речевые автоматизмы чуть-чуть расшатались, тем самым расширив область маленьких и органичных для человека изменений. Тут придется объясниться. Извольте.

Как тренер я совершенно не заинтересована в том, чтобы участники распоясались по полной: ни пользы в этом, ни удовольствия, поскольку контролируемое и подавляемое обычно состоит из всякой пакости; мне вся эта помойка ни к чему, а людям завтра в глаза смотреть друг другу тоже должно быть не стыдно.



Но у публичной речи в самых ее плоских и нудных образцах «срезано» вообще все, что хоть как-то выходит за рамки воображаемого усредненного стандарта. И если вспомнить, что всех нас воспитывали путем бесконечных замечаний, а речь с самого начала, с детства постоянно оценивается, то становится понятно, что опасения «прозвучать не так» обоснованны. Кроме того, экспериментировать с речью запрещали особым образом: коверканье слов, как и гримасы, относятся к довольно рано пресекаемым детским прегрешениям.

Но мы-то собираемся экспериментировать, выходить за рамки – без этого ничего нового в манере, стиле и самочувствии не появится! А поскольку технические упражнения исключительно комичны и уродливы, они выполняют роль своеобразной «вакцинации», направленной против «вируса сверхнормативности». Мы позаботимся о внешних приличиях и соответствии корпоративному стандарту позже: никто не начнет на своих выступлениях кукарекать и плясать вприсядку, плевать на пол и резать правду-матку, честное тренерское. Адекватность ситуации, аудитории и рекомендуемым образцам – наше все.

Но беда в том, что большинство участников тренинга адекватны всему этому с таким запасом, так – на всякий случай – соблюдают и придерживаются, что для чего бы то ни было живого вообще не остается пространства. Меру, до которой можно быть живым человеком во время выступления, они на самом деле установили для себя сами и со значительным превышением пределов необходимой самообороны. А что касается микроструктуры навыков, то здесь тоже без осторожного расшатывания давно сложившихся стереотипов не обойтись.

Всякий или почти всякий навыковый тренинг имеет дело не с отсутствием навыка, а призван до какой-то степени изменить имеющийся, – место несвободно, там что-то уже есть. Более того, это «что-то» не так уж плохо, никто не собирается от него избавляться совсем, но пока оно сидит крепко, ничего нового тут не вырастет. Поэтому всякие красивые слова про «расширение спектра», «развитие компетенции», «обогащение и развитие того-сего» подразумевают обязательную и порой не очень заметную работу по дезавтоматизации имеющихся паттернов. И если мы хотим получить на выходе немножко больше свободы, гибкости и произвольности, одним из технических приемов, облегчающих последующую работу, является расширение спектра доступного и допустимого звучания.

Звук как таковой – голос – не считается нашими участниками чем-то первостепенным, они же не вокалисты.

Их сознательное внимание, а с ним все опасения и притязания связаны по большей части с тем, чтобы «донести мысль» и снискать социальное одобрение. Паравербальных характеристик собственной речи, когда она привычна и по форме и по содержанию, они обычно вообще не слышат. Всякого рода игры с голосом – это возможность подобраться ко многим другим речевым характеристикам «с черного хода».



Заодно между делом слух немного сенсибилизируется – говоря по-человечески, обостряется – и начинают восприниматься небольшие различия в том, что слышно. Вот несколько примеров упражнений, основанных на идее дезавтоматизации и разрабатывающих ее, – понятно, что в моей кладовой таких упражнений десятки и описывать все совершенно незачем.

Можно, к примеру, предложить участникам разбиться на пары и за ограниченное и небольшое время по очереди описать любой неприятный для слуха и любой же приятный звук – природный, механический, бытовой, какой угодно. По горячим следам сразу после этого можно попросить их рассказать друг другу о том, чем отличались их голоса, когда описывались «плохие» и «хорошие» звуки. Попробуйте кому-нибудь ярко описать надсадное жужжание соседской дрели: если вы будете говорить не о своих ощущениях, а о самом звуке, ззззвуке, зззззвуке… вы не обойдетесь без минимальных, почти неосознаваемых элементов звукоподражания. Весь этот скрежжжет, шшшипение, виииизг не только описывается, но и немного показывается, и это даже зафиксировано в языке. То же и с ласкающими слух звуками, будь то звонкая капель, журчание ручья или мурлыканье кошки. Если из этого трехминутного этюда можно извлечь рациональный смысл, то, наверное, он уместен на каком-нибудь «телефонном» тренинге – мол, в голосе слышно все, ничего не скроешь. Но двигаться к содержательным выводам на основании трехминутного действия мне всегда казалось не совсем приличным.

А вот «игрушечка» из другой колоды – или с другой полки кладовки. Жанр может быть определен как разогрев – то есть действие, повышающее уровень спонтанности, отчасти энергизирующее, а порой позволяющее заметить и осознать что-нибудь интересное. Снова подбираемся к теме управления звучанием, только что немного раздышались, поголосили, дальше уже начинается мир интонационных рисунков собственно речи. Группа сидит в кругу, можно и стоя, а предлагается всего-навсего покашлять с выражением: «кхм», знаете ли. При этом каждое такое «кхм» эхом повторяется. Оказывается, двенадцать разных интонаций покашливания – это легко и забавно, а становясь хоровым эхом, народ перебирает весь этот небольшой спектр не только на слух, но и в действии. Следующий круг будет, скорее всего, построен на интонированных междометиях, а в нормальной группе повторяться не хочется, поэтому интонационных окрасок будет все больше, «веер возможностей» будет раскрываться. Времени это занимает совсем немного, а помогает – и примерить разные интонации, и войти в некий голосовой резонанс, и легко и без умствования услышать различия.

На другом тренинге может не быть времени разглядывать такие мелочи, тогда стоит взять стандартное начало выступления «Добрый день, дорогие коллеги!» и просто предложить сказать это со всеми мыслимыми и немыслимыми интонациями и подтекстами. В лучшем случае группа их найдет сама, а уж если доведется работать с теми, чью речь жизнь раскатала до полной потери оттенков и вариантов, можно что-то и предложить. Скажем, приветствовать аудиторию так, как будто… это ваше пятое выступление за день… вы собираетесь сообщить крайне неприятную новость… заискиваете перед статусной аудиторией… тихо ненавидите собравшихся и остро ощущаете бессмысленность происходящего… и правда рады видеть дорогих коллег, приятная неожиданность.

Как известно, очень полезно иногда сознательно делать то, что обычно делается на автопилоте. По крайней мере, начинаешь понимать, что именно делаешь.

Или вот еще. Наши презентаторы, особенно молодые женщины, зачастую вытягиваются в струнку и говорят чуть «завышенным» голосом. Понятно, что это может звучать и выглядеть очаровательно, но весомости и убедительности не добавляет, а статус говорящей тут же начинает восприниматься как незаслуженный: девчонка.

Конечно, басить не своим голосом глупо, как все ненатуральное, но немножко сместить регистр, говорить чуть-чуть пониже – как случается говорить и в жизни, только в комфортной ситуации, – очень даже неплохо.

Но навязывать это не хочется: им сердечным и так всего столько навязывают. А хочется же сделать из маленькой темы «выше-ниже» какой-то занятный материал для самонаблюдения.



Ну, например, когда группа сидит и уже немножко «распелась», предложить позвучать повыше, пониже – исключительно в комфортных пределах, без напряжения и негромко – и обратить внимание на все, что будет происходить с корпусом, плечами, шеей и лицом. Тут-то группа и заметит, что на высоких звуках тело тоже тянется вверх, да еще и глаза уходят, тоже вверх. Тут и ключик к последующей возможности «поколдовать» с более полным, глубоким и не таким тоненьким голосом. Можем, к примеру, сделать на полу воображаемую шкалу от самого своего высокого до самого своего низкого голоса; чтобы не подбирать затейливого материала, проще всего делениями этой шкалы сделать дни недели. Никакой сознательной хитрости в том, что самый низкий звук приходится на «уик-энд» нет, но тем не менее все знают, чем пятница лучше вторника. Вся группа вразнобой, слушая только собственные голоса, проходит раз-другой по этой шкале и выбирает тот «день», где голос и тело чувствуют себя лучше всего. У кого как: высокие голоса тоже бывают уверенными и мощными, но те участники, которые помимо воли «улетают на верха», именно это состояние как комфортное не ощущают.

Здесь можно вообще обойтись без всякого «психоложества» и говорить только о физическом комфорте. Можно рассказать байку про то, что высокому голосу часто приписывается более низкий статус, а можно рассказать историю из практики. У меня такая история была.

Давным-давно, еще в лихие девяностые, жил-был один банк, среди клиентов которого попадались англоговорящие.

В том царстве-государстве водились безработные учителя иностранных языков, и повелел отдел персонала набирать секретарей для работы на телефоне из их числа.

Долго ли коротко, но стали поступать нарекания: уважаемым клиентам всех мастей как-то не верилось, что вот этот поставленный, уверенный учительский голос действительно принадлежит «телефонной барышне».

Стали клиенты требовать от этого голоса решения вопросов, которые обладательнице голоса по должности решать совсем не полагалось. Единственное, что могла сделать милая дама, – это перевести звонок куда следует. У клиентов же создавалось впечатление, что их отфутболивают, что незачем им общаться с двумя людьми, одного достаточно. И хотя корпоративное приветствие ясно говорило о том, что трубку снимает секретарь, ухо клиентское не верило: так не бывает, голоса секретарей звучат иначе.



Чем не доказательство от противного?

И вот с байкой или без, но мы можем поговорить «голосом вторника» или «голосом четверга» и обратить внимание на физическое обеспечение чуть более низкого и уверенного, вальяжного, властного, довольного собой голоса. Здесь нет никаких секретов, которые бы не были уже известны нашему телу. Сядем или встанем удобно, с хорошей опорой – будет пониже. Зафиксируем колено «по стойке смирно», вытянем шею – будет повыше. Заведем глаза наверх – еще повыше. И без всякого насилия и прямых инструкций вполне можно найти тот удобный, посильный диапазон, в котором и телу, и голосу хорошо. Здесь важно, что физическое удовольствие – господи, да так же удобнее! – само подкрепляет то решение, которое и для внешнего наблюдателя будет правильным, создаст нужное впечатление – при прочих равных условиях. Нам нужен образ высококвалифицированного специалиста Виктории, слово которой весомо, – то есть отнестись к ней следует серьезно. Значит, милая наша Викуся – между прочим, действительно уникальный специалист – должна двигаться и звучать весомо, должна чувствоваться энергия и мощь, которой она распоряжается сама. И все это в ней есть, только голос в официальных ситуациях привык прятаться в «овечью шкурку» послушной девочки-отличницы. Ну и тело туда же – вытянется в струнку, как у классной доски. Вика, а давайте пройдем обратно в «четверг»… так, а теперь тот же самый текст про новое налоговое законодательство, только «голосом четверга»…

Делать ли из этой шкалы серию маленьких персональных тренировок или ограничиться маркировкой и вернуться ко всему этому потом, зависит от состава группы, целей, момента.

От них вообще все зависит, но некоторые технические аспекты речевого поведения дают хороший доступ к другой тематике – к признакам уверенного поведения, например. Или к пониманию своей речевой роли во время выступления. И даже к обдумыванию вопроса о своем месте в этой жизни: когда человек расположился, устроился и обжил свое личное пространство, будь то сцена, кафедра или офисное кресло, его голос звучит иначе, чем у того, кто бессознательно словно бы извиняется за пребывание здесь. Недаром же о тех, кто уж слишком готов выполнять чужую волю, говорят, что «они стоят на цырлах». А еще люди подпрыгивают от желания угодить, а когда уж слишком хотят «донести мысль», корпус уходит вперед, а вес на одну ногу, вторая стоять не помогает. Про такого говорящего скажут: «Ишь, разлетелся». В общем, удобная стойка или посадка и внимание к собственному физическому комфорту – это не право, а обязанность выступающего.

Записали? Молодцы. Следовательно, мы на этом тренинге должны обеспечить выполнение этой обязанности, не так ли?

Тут обычно смеются. Извращенная логика тренера, обязывающая стоять или сидеть удобно, вместо того чтобы мучиться по привычке, зачастую находит понимание у участников тренинга.

Ох, сколько еще всего интересного скрывается за незатейливыми соотношениями «тело – голос». К примеру, если немножко повозиться с мягкой и комфортной стойкой и дать голосу чуть-чуть понизиться, речь замедлится немного. И уж где здесь физиология с анатомией, а где психология, – дело темное.

Люди ведь пищат и трещат не потому, что иначе не могут, обычно излишне быстрый темп все-таки связан с тем, что есть установка «я не отниму у вас много времени, я быстренько, послушайте, ну, пожалуйста!».


Из этой зависимой и в чем-то детской позиции действительно неважно, удобно ли стоять, – как не важно и все остальное, относящееся к себе: свой стиль, свои суждения, свой голос. Вот и приходится передергивать карту, вместо прав представлять обязанности.



«Помедленнее» же часто означает – с паузами, то есть «с толком, с чувством, с расстановкой». Удивительно ли, что тех, кто позволяет себе делать паузы, лучше слушают и понимают, особенно если эти самые паузы обоснованны, связаны с содержанием, то есть используются по назначению. Еслидажеоченьинтересныеважныефакты – ну, в общем, вы поняли, о чем все это. Получается, что говорящий человек – это не сумма случайно собранных вместе характеристик, а что-то совсем другое. Смысл обращения к некоторым техническим моментам не в них самих, а только лишь в том, что они могут оказаться «входом» в системные связи, запустить процесс. А для того, чтобы нас на тренинге не преследовал призрак сороконожки, этих «входов» не должно быть слишком много. Более того, я знаю тренеров, которые с удовольствием и вполне эффективно используют другие «входы». Кто-то придает исключительное значение визуальному контакту, кто-то работе с дыханием и резонаторами, а кто-то артикуляции. Вот и славно.

Резюме: тренеру, занимающемуся публичными выступлениями, полезно представлять себе «внутреннее устройство» устной речи, в том числе иметь хотя бы поверхностное представление о физиологических механизмах звучания. Это нужно хотя бы для того, чтобы вовремя оценить ситуацию и принять свои решения: в одном случае можно надеяться услышать другой голос участника прямо на тренинге, в другом правильнее будет обыгрывать и преподносить то, что есть, – и не лезть не в свое дело.

Второе: работаем с отдельными речевыми характеристиками по минимуму, но нагружаем эту работу дополнительными смыслами. В каких-то случаях она разогревает группу, в каких-то – становится хорошим антистрессовым упражнением, а иногда бывает связана даже с довольно интересными психологическими аспектами. Помним, что улучшение речи – не самоцель.

Третье: игра с паузами, темпом, громкостью не обязательно должна быть похожа на работу с «прописями»; для тренера не это важно (между прочим, для участников тоже). Но при этом, дорогой бизнес-тренер, две-три книжки о работе с речью как таковой, в том числе и с голосом, лучше бы все-таки прочитать. Это занятно. В этих «чужих огородах» порой можно поживиться идеями и наблюдениями, которые в умелых руках превратятся в интерактивные игры и упражнения.





И чтоб без рук!

(История про науку и жизнь)




Поскольку в нашем случае красивый голос или выразительная интонация хороши, но не обязательны – можно ведь и без них, – важен не блеск отдельных параметров, а «точка сборки», целостность речевой роли. Можно говорить о «конгруэнтности», можно о «гармонии», но на тренинге таких слов лучше не произносить. И вообще с высокими и не достижимыми за два дня целями лучше бы поосторожнее: наши клиенты зачастую и так перфекционисты, если им еще внедрить представление о совершенстве тех или иных функций, они явно от этого не станут увереннее и эффективнее. Поэтому не устаю повторять: это интересно, это может быть очень красиво – вон какие богатства у нас попрятаны по углам, – но все это совсем не обязательно. Лукавлю, конечно, или, возможно, применяю «тренерские приемы» – не надо нам гипермотивации, ну ее в болото.

Сознательная озабоченность тем, что делают руки-ноги, не ведет в нужную сторону. Очень желательно, чтобы естественное и уместное движение и прочие невербальные характеристики появились почти незаметно, сами собой, как будто так и было. Поэтому специальных «работ по постановке жеста» стараюсь избегать, а озабоченность правильностью или неправильностью этих самых жестов всяко вышучиваю. Обычно люди приобретают эту озабоченность не сами: кто-то, видимо, сделал замечание, и поди знай, какова его природа, – возможно, это была вовсе не обратная связь, а щелчок по носу, люди ведь в отношении таких комментариев довольно уязвимы, не говоря уже о том, что естественная жестикуляция и вообще невербальный «почерк» могут быть связаны с таким количеством серьезных биографических факторов! Ну как человеку «фокстерьерского» темперамента не жестикулировать? Зажмет руки – тут же начнет совершать монотонные «клевательные» движения головой, физическое напряжение, лишенное привычного выхода, найдет новый, и не лучший. Или, к примеру, влияние среды, откуда вышел человек: как было принято жестикулировать в его семье, городе, в первой компании, где он работал и нормы которой крепко усвоил, – все это важно, но ведь приняли же его на нынешнюю работу, и выступает, и получается. Значит, не надо ему зацикливаться на этих несчастных руках, тем более за счет других аспектов речи.

Вот какую байку, снижающую иногда встречающуюся «установку на постановку» я рассказываю моим уважаемым слушателям, дабы заземлить нездоровый интерес к тому, что делают руки, а также ноги. Рисую на флипчарте две картинки (а рисую я плохо и почерк у меня ужасный, и с годами становится все хуже). Картинки грубо изображают два листа формата А4 с текстом. Рисую этак и приговариваю:

«Вот представьте, зашли вы на рабочее место, а на столе лежат два листочка, кто-то вам их распечатал и принес, мало вам и без этого почты приходит.

Ну ладно, посмотрим, что принесли. Вот один листочек – ни полей, ни отступов, ни подзаголовков, даже знаков препинания не видно, такой сплошной-сплошной текст, да еще и мелко набранный. А вот второй листок.

Тут три абзаца, после каждого – вывод, перед следующим подзаголовок, кое-что шрифтом выделено, кто-то постарался, форматировал, чтобы вам читать было полегче, позаботился о вас, а может, о себе… Ну что, можно вас не спрашивать, какой листочек вам совсем не захочется читать, а какой вы хотя бы в руки возьмете?»



Посмеиваются, ибо все очевидно. Так вот, говорю, обращаясь к своей чудесной аудитории: «У говорящего человека крупные движения помогают подчеркнуть переход к следующей мысли. Можно сказать, форматируют содержание. А жесты – это что-то вроде знаков препинания. И нужно все это только для того, чтобы нас было легче слушать и понимать. Все, дорогие мои, никаких страшных тайн здесь больше нет, и специально мы этим заниматься не будем».

Конечно, существуют тонны и гигабайты исследовательских текстов, посвященных невербальной коммуникации. Конечно, есть пресловутый «язык жестов», и даже не один, и Алан Пиз лежит в изобилии на любом книжном лотке. Но искусственные «инъекции» надуманных правил людей не освобождают, а ограничивают. В жизни же наших участников тренинга ограничений вообще многовато, они живут и выступают обычно в довольно тесном пространстве между «надо» и «нельзя». И очень хочется, чтобы появилось небольшое пространство хотя бы в публичных выступлениях, где можно. А расширять спектр выразительности, на мой взгляд, гораздо интереснее и эффективнее получается, идя от целого, а не от частностей. Как это устроить, обязательно расскажу. Примеры конкретных рекомендаций по поводу рук, увы, обычно поражают своей ограниченностью.

Была у меня как-то на тренинге милая дама, сама внутренний тренер одной компании. Руководство учебного отдела этой компании находилось в одной далекой и богатой стране, откуда приходили распоряжения по поводу того, как тренерам компании учить ее счастливых подданных из разных регионов нашего любезного отечества. Требования разрабатывались, надо полагать, очень всерьез и за немалые деньги. К примеру, тренерам не рекомендовалось при исполнении своих прямых обязанностей сгибать руки в локтях: в каком-то руководстве по уверенному невербальному поведению эти несчастные согнутые руки почему-то описывались как ассоциирующиеся с пониженным настроением, закрытостью и вообще всякой бякой. Поворачиваться боком, тем более спиной, тренеру также не полагалось. Бдительный супервайзер в уголочке тут же поставил бы галочку не там, а стало быть, несколько пойнтов… – тьфу, баллов – долой, а там и до штрафных санкций рукой подать. Ну вот и представьте человека, который ходит и говорит перед аудиторией все время анфас и с выпрямленными руками – беда, однако. И Цицерон в этих обстоятельствах выглядел бы полным кретином, особенно если бы от него одновременно требовалось быть позитивненьким бодрячком-энерджайзером. Да что там Цицерон, даже у Буратино руки в локтях сгибались, хотя уж его-то заподозрить в недостатке оптимизма и уверенности никак нельзя. То есть бизнес-тренер должен быть статичней римлян и деревянней Буратино. Вот уж повезло так повезло… И не надо считать, что именно эта компания выдвигала уникальные по идиотизму требования – таких историй в моей коллекции найдется немало. Что сей сон значит?

Думаю, дело было так. В каких-то серьезных исследованиях межличностного восприятия действительно получилось, что «поджатые лапки» воспринимаются как один из признаков менее уверенного чего-то там. Был контекст, было – наверняка! – множество вариантов и оттенков. Была, в конце концов, элементарная статистика, а в ней свой разброс. У исследователей были свои цели, которые в научных публикациях положено четко заявлять. И гипотезы были, и описание эксперимента, и характеристика испытуемых… В общем, все как у людей (академических, научных). То есть сложно. Чтобы понять выводы, необходимо представить себе, как и зачем к ним шли – и что в эту картину не укладывается.

Дальше происходит примерно следующее: по материалам десятка-другого исследований делается дайджест, все детали отбрасываются, все утверждения приобретают однозначный характер объективного закона. Идиотская рекомендация про несгибаемые руки получается таким образом «научно обоснованной», а супервайзеры компании, оценивая работу тренеров, ставят в положенных клеточках какие-нибудь галочки, подсчитывают, отчеты пишут. В общем, все очень серьезно. Так можно дистиллировать до полного маразма любую мысль.

Живые люди, конечно, все равно приспособятся и как-нибудь да выкрутятся. Восхитительно сложная система разных каналов невербальной коммуникации богата и гибка настолько, что может найти выход даже из этого противоестественного положения. Придавят локоть – будем жестикулировать плечом, коленом, подбородком. Лично я в своих садистических фантазиях с нехорошим удовольствием представляю, как разработчикам таких дивных рекомендаций накладывают гипс – не на всю жизнь, на месяц-другой – ровно там, где они «не рекомендуют» другим. Чтоб знали.

Поскольку наши участники тренинга, как и мы сами, выросли и работают в мире жестких правил и требований, на тренинге обязательно надо что-нибудь потребовать. Ну, надо, иначе все как-то несерьезно. И я требую, притом жестко, последовательно и от всех.

Требования понятны: до начала собственно речи и дальше по ходу выступления неуклонно стремиться к физическому комфорту. Дорогую скрипку заворачивают в кашемир, оружие любит чистку, смазку и ласку, – короче, за инструментом надо ухаживать. Единственная проблема в том, что многие люди этого моего жесткого требования выполнить не могут: они просто не понимают (не чувствуют), как это может быть. В том числе и потому, что для них ситуация выступления мучительна по определению. Поэтому простого призыва – да встань ты по-человечески, что ж ты себя так мучаешь! – недостаточно.



Тело «не понимает», что такое удобная стойка, свободные руки и полное дыхание. Оно, бедное, слышит только, что от него опять незнамо чего хотят, что им недовольны: как стоишь? Так что приходится использовать несколько специальных приемов, обеспечивающих возможность выполнения моих нечеловеческих требований.





Прием первый


Идея не нова, многие тренеры используют образы неправильного навыка, доведенного до абсурда. Когда есть от чего отталкиваться, куда-нибудь да прыгнешь. Если говорить о физических проявлениях несвободы, то в общем виде они могут быть сведены к трем вариантам: мельтешение, шаг на месте и, разумеется, одеревенение.

Все три карикатурны и сами по себе, но здесь есть маленькая тонкость: если суетливость и монотонные повторяющиеся движения люди обычно и сами воспринимают как недостатки и даже готовы с этим работать, то одеревенение много лет было наиболее безопасной и не вызывающей ни малейших вопросов двигательной составляющей роли «правильного выступающего». Она так стара и уходит корнями в столь прочно укорененный опыт, что коры, сковавшей тело, дыхание, голос, уже не ощущаешь. Быть деревянным не очень увлекательно, но более или менее безопасно. О психологическом содержании этой роли поговорим когда-нибудь, а пока скажу только, что в блоке разогревов – не обязательно в самом начале тренинга, можно и при подготовке вторых или четвертых выступлений – бывает забавно и полезно использовать утрированные внешние признаки суеты, монотонности и одервенения, взятые не как личные недостатки, а, скажем, как «три ловушки выступающего». Например: задаем в пространстве зала три «ужасных места». Попадая в первое, все начинают суетиться, размахивать руками, говорить быстро и бестолково. Второе место наводит свои злые чары: здесь все бубнят, перетаптываются, бесконечно и бессмысленно повторяют один и тот же жест. Ну, а в третьем месте подошвы прирастают к полу, руки повисают, взгляд уходит в никуда, и никто не может тебя упрекнуть в том, что ты что-то делаешь неправильно, потому что тебя тут как бы и нет. Можно просто побывать во всех трех «ужасных местах» – надо сказать, что из каждой из этих точек две другие выглядят довольно забавно.

Однажды в группе у меня было много врачей и кто-то из них пошутил, прямо по ходу разогрева: психомоторное возбуждение, навязчивости и кататонический ступор. Но штука тут именно в чередовании «неправильного», при этом долго этим заниматься не надо, несколько минут энергичного преувеличения – и… резко стряхнув – буквально, физически стряхнув – чары «ужасных мест», мы по очереди и тоже быстро выходим на площадку, откуда обычно говорят наши выступающие. И в этот момент, сразу после перегрузки и освобождения от «злых чар», оказывается возможным встать удобно. То есть действительно удобно, чувствуя свое тело и дыхание. И можно произнести одну-две фразы и попытаться запомнить физические «маркеры» своей – именно своей! – удобной стойки.

Разумеется, такие двигательные и голосовые «штучки» должны использоваться в меру и не единожды, а следовательно, с вариациями и разными акцентами, не превращаясь в тяжеловесную и серьезную «отработку». Но поскольку они коротенькие – описанные мною действа занимают минут шесть, не более, – то вполне возможно такой игрой на контрастах пунктиром «прошить» весь тренинг. Этот фокус известен давно, на нем основано множество релаксационных техник.