Говори и будь услышан

Или о том, что вне зависимости от знака оценки все присутствующие к выступлению как-то относятся: это работа, которую без отношения очень трудно делать.

С точки зрения тренера в таком начале работы есть еще один славный и незатейливый плюс: я вижу и слышу, кто и как говорит, притом видны не только навыки, но и многое другое. Видно робких отличниц, не рискующих своевольничать, видно местного оригинала, который будет переворачивать по-своему и все остальные задания, видно неформального лидера, на которого ссылаются чаще. Косвенным образом можно понять и те особенности реальных выступлений, которые именно в этой компании вызывают к себе неоднозначное отношение моих уважаемых участников группы.





Место встречи изменить нельзя

(История про опаздывающую группу)




Иногда случается, что тренинг вовремя никак не начнешь: ночью, к примеру, выпал снег. Сообщения о том, что Вяткина и Сидоров подъедут минут через двадцать, а с Веруней вообще связаться не удалось, меня не пугают, но все это означает, что запланированное начало надо быстро и без излишнего драматизма менять.

Можно не мучиться и сделать какой-нибудь информационный блок, но это скучно. Кроме того, это создаст неверный образ последующей работы, поэтому после такого начала участников – когда-то же они соберутся! – будет труднее включать в активную работу. Можно начать потихоньку разогревать народ в парах, предложив рассказать друг другу что-то имеющее отношение к нашей теме, но легкое и неожиданное, не провоцирующее формальные «обсуждения».

Нынешние участники групп – народ очень и очень искушенный и прекрасно знает, что когда предлагают что-то обсудить, обычно имеется в виду обмен банальностями.

Оживленное, знаете ли, конструктивное обсуждение актуальных вопросов эффективности наших выступлений…

Бррр! И потому в качестве тем для разговоров в парах я предпочитаю что-то «перпендикулярное» ожиданиям и вызывающее хоть какую-нибудь непосредственную реакцию.

А чтобы не попасть пальцем в небо, нужно представлять себе группу: вместе работают или нет, слышали друг друга выступающими или нет, будут ли насторожены и поначалу «застегнуты на все пуговицы»…



Когда приходится менять тренерские планы из-за неожиданного декабрьского снегопада или иных обстоятельств непреодолимой силы, бывает важно все, что ты знаешь об этой компании и этих людях, плюс все, что видно своими глазами.

И тогда в каком-то случае адекватной темой будет описание нескольких запомнившихся слушателей из разных аудиторий, а в другом – короткий разговор о том, что делает выступление скучным, а в новой паре – что делает выступление слишком «декоративным», красивым, но не по делу. Это я к тому, что «нос к носу» один раз можно поговорить на одну тему, другой раз – на связанную, но контрастную и так далее.

Мы «разминаем глину», вспоминаем и свои реальные аудитории, и наблюдения из роли слушателей чужих выступлений. И хорошо, что, говоря об этом – или о чем угодно, но не замусоленном повторами, – люди все-таки еще и слушают друг друга, настраиваясь на специфическую индивидуальную манеру речи собеседника. Если знакомы сто лет и работают в одной комнате, этого не произойдет. Тогда большую часть потенциала дезавтоматизации возьмет на себя все-таки тема – и она обязана быть неожиданной. А поскольку это все же бизнес-тренинг, «перпендикуляр» должен крепко опираться на заявленную программу.

А вот если народ знаком не очень, здесь есть прекрасная возможность именно в парах – то есть не публично – немножко друг другу рассказать о речи друг друга. Только о речи, ничего личного. Ха-ха. Можно подумать, в речи человек не весь представлен…

К примеру, поговорили о тех же самых запомнившихся слушателях. Две минуты вспоминает один, две – другой. Слежу за этим четко, потому что мне как тренеру нужно не «обсуждение», а отчетливая настройка на роли говорящего и слушающего. Второй договорил – и тут маленький какой-нибудь вопросец, усиливающий внимание к индивидуальным характеристикам речи.

Например, выступающим перед какой аудиторией, кроме наших привычных, легко себе представить своего визави? Или, допустим, какого рода передачи, как кажется, мог бы с удовольствием и легко вести этот человек? Очень коротко, минута на двоих. Поблагодарили за общение, разошлись, новые пары, другая тема и другой «хвостик», другой вопрос на восприятие особенностей речи друг друга.

При желании можно запечь в исходные – не друг о друге, а о чем-то связанном с навыками публичных выступлений, – темы этих парных разговоров больше острого. Вспомнить, к примеру, несколько людей, чья манера говорить усыпляет, – как именно они это делают? Вспомнить выступавших, которые так себе нравились, что аж тошнило, – в чем выражалась эта самовлюбенность, как проявлялась? Описать аудиторию, перед которой не хотелось бы выступать ни за что на свете, – «кошмар презентатора».

В группе попроще можно припомнить и разобрать какие-нибудь типичные ошибки, которые можно увидеть в выступлениях: ах, как хорошо поговорить о чужих ошибках, имея перед собой внимательного слушателя «из своих».

В более опытной и «светской» группе, часто видящей перед собой презентаторов хорошего уровня, можно поговорить о каком-нибудь приеме, который используют слишком многие – как это должно было работать, когда еще не наступила «вторая свежесть», и как воспринимается сейчас. Ну и так далее.

Не мной замечено, что негативный материал вызывает более живую реакцию и ассоциируется скорее с переменкой, чем с уроком. Но здесь важно не переборщить, никого не поставить в неловкое или затруднительное положение.



А еще важно сразу сказать, что мы сейчас просто настраиваемся на тему нашей работы и особенных трактатов на основании двухминутного разговора создавать не намерены. Мол, придет время – поумничаем и явимся во всем блеске и великолепии, но не сейчас.

Дело в том, что многие наши участники бывали на тренингах, где используется другая логика: поговорили в парах, пришли к чему-то, что можно сформулировать, результаты обсуждения оглашаются, записываются на флипчарт и так далее. Это нормальный крепкий методический прием, но в начале тренинга, на который опаздывают, – да и, честно говоря, в начале любого другого тоже – я опасаюсь задействовать обкатанные схемы, когда заранее понятно, что требуется.

Ничего не «требуется», просто есть опыт, он разный, вне заведомо понятного задания люди обычно говорят лучше. Кроме всего прочего, я хочу, чтобы малознакомые участники услышали человеческую и свободную речь друг друга. «На тему», но как-нибудь этак, под неожиданным углом.

И еще очень важно, чтобы в этой речи было место для образов, «картинок», зарисовок с натуры – а не замыленных сентенций. Ведь стоит спросить – особенно в начале, особенно публично – хоть что-то, предполагающее оценку, суждения, «верно-неверно», как услышишь глубокомысленное: «Я считаю, что главным во всяком выступлении является владение конкретной и исчерпывающей информацией по теме выступления».

Тренер, не падай в обморок. Он не идиот, он просто так понял задание – и выполнил. Значит, мы его спровоцировали на речевую роль «вещателя бесспорного». Сами виноваты, теперь придется его поблагодарить за «интересный, содержательный анализ» и придумывать сто один способ извлечь ни в чем не повинного человека из того «речевого савана», которым он укрыт. Выманивать его придется из царства мертвых клише, реанимировать, живой водой из ложечки поить. Потому что такого одеревенелого и изрекающего банальности с важным видом его никто слушать не будет – ни на тренинге, ни на выступлении.

Стало быть, в начале тренинга очень важно не подталкивать участников к невольному попаданию в шаблоны, в «колею». Отсюда и пары – а не разговор в кругу; отсюда и темы, в отношении которых «ошибиться» просто невозможно; отсюда и ограниченное время, за которое «раскрыть тему» нельзя.

Но вернемся на тренинг. Декабрьское утро, если помните. Снегопад, пробки, опоздания, вынужденное изменение сценария. Ничего, пробьемся!

И действительно, пока в парах три-четыре раза люди проводят по пять минут, появляется Веруня, а иногда и Сидоров с Вяткиной. Их легко подключать, на них не набрасываются с вопросами и шутливыми упреками, наш поезд набирает скорость и следующее действие будет все-таки выступлением.

А в другой раз и с другой группой в похожей ситуации сделаешь все совсем просто и без затей: «Любую информацию можно изложить письменно. При современных информационных технологиях это даже может быть визуальная информация, не только текст и цифры. Тем не менее почему-то живой говорящий человек по-прежнему востребован. Во всем мире люди смотрят ток-шоу, а тренерам вроде меня заказывают тренинги. Как вы думаете, что может дать выступление такого, чего не дает писаная презентация? Зачем мы им нужны живьем?»

Дальше – как получится: когда просто разговор, когда что-то вроде аукциона. Если охота, можно и на флипчарте записать, под крупным заголовком «Зачем мы им нужны живьем». Опаздывающие будут чуть-чуть, но заинтригованы скорее этой надписью, а не происходящим. Но этот вариант я бы выбирала тогда, когда есть ощущение, что с мотивацией участия в тренинге у группы как раз более или менее порядок.

Кстати, в наборных группах есть свои опасности штампованного начала. Только представьте себе: наши энергичные и амбициозные участники оказываются в незнакомом месте, в незнакомой группе – настороженность (естественная) соединяется с хорошо натренированной привычкой изображать активное и социально желательное поведение. Если просто попросить народ представиться, порой начинают отскакивать от зубов интонационные и лексические штампы, а мне-то важно от них уходить сразу, поэтому я руководствуюсь старым правилом: если безобразие нельзя прекратить, его надо возглавить. И говорю таковы слова: «У каждого из нас много разных голосов и есть один – официальный такой, парадный, который мы обычно надеваем на всякий случай в тех ситуациях, когда еще непонятно, что тут будет и с кем мы оказались в одной группе. Уверена, что у вас этот голос есть. Поскольку мы будем работать не с ним, давайте его один раз продемонстрируем – а потом сбросим и пусть висит себе на плечиках, такой весь отглаженный».

Итак, задание первое – и тут я сама начинаю пародировать собственный, подчеркнуто официальный голос: «Пожалуйста, представьтесь так, чтобы это было достаточно формально, в меру дружелюбно, и при этом вы не сказали о себе ничего лишнего, но сообщили только то, что следует сообщить в начале тренинга: чем занимаетесь в своей компании и как к вам обращаться. Спасибо за внимание, начали».


Если они это делают, понимая, что играют в какую-то не слишком опасную игру, я еще и подзуживаю: «Нельзя ли застегнуться плотнее, крахмалу побольше, что это вы по-человечески говорите?»

В достаточно ироничной группе получается славное такое вынесение за скобки утрированной деловой манеры: она никуда не денется, но пусть уж эта голосовая «спецовка» малость передохнет. А бывает, что группа сопротивляется и как бы назло противной тетке, предлагающей строить из себя корпоративных зомби, сразу начинает – ах, какой пассаж! – говорить по-человечески. Беда, однако. И тут уж я скажу в конце круга с траурной интонацией: «Первое задание у нас не получилось. Вы говорили как живые люди. Продолжайте».

А впрочем, есть еще один забавный поворот сюжета, пригодный как раз для наборных групп: на первой сессии сразу взять хороший темп – и неважно, будет ли это несколько коротеньких разговоров в парах, упражнения на звучание, мини-выступления или что-то еще, – и вообще людей не знакомить. Видеть видели, слышать слышали, в парных упражнениях на звучание, может быть, даже и трогали друг друга, а вот кто где служит, до сих пор не знаем. И уже после сбора ожиданий, буквально минут за пятнадцать до конца первой сессии я вдруг как спохвачусь: «Ах, батюшки, да как же я этикет нарушила, вот ведь склероз проклятый. Мы ведь с вами еще и не представлены как полагается. Приношу извинения! Давайте вернемся к тому формальному голосу, которым говорят малознакомые люди в официальной ситуации. Он у нас уже больше часа висит на спинке стула как парадный костюм – ну, как же друг другу не показать такую-то красоту. Итак, пусть запоздалое, но формальное приветствие. Прошу вас!»

После всего, что было, лезть обратно в этот самый «костюм» не очень хочется, но своя прелесть в этом тоже есть. Она в произвольности: захочу – надену, захочу – сниму. Ну и еще кое-какие штучки в кладовке найдутся, все и не расскажешь.

Резюме: в первые пятнадцать-двадцать минут тренинга должны стать видны и слышны хотя бы несколько людей из группы, а лучше побольше, а еще лучше все. «Готовые к употреблению» навыки выступления предъявляются, но на нестандартном материале, а то, что в отношении темы и цели тренинга «заметено под ковер» и будет там все два дня похрустывать, лучше сразу вытащить на поверхность и пустить в дело. Одной из разновидностей типичного «мусора под ковром» является нелюбовь к выступлениям, опасения не соответствовать каким-то стандартам, ощущение бессмысленности и тщеты всех волнений, усилий, умений выступающего. Есть и другие, но эти присутствуют под ковром почти наверняка.



Милые читатели, простите меня, пожалуйста, сейчас еще раз сформулирую, что важно в начале тренинга, при этом буду выражаться:

Основными задачами первой сессии являются:

– дезавтоматизация если не навыков, то ожиданий и установок в целом;

– упреждающее отреагирование сопротивления теме, повышающее мотивацию участников;

– сенсибилизация в отношении деталей речи и поведения, как своих, так и других участников;

– установление контакта как тренера с группой, так и участников между собой;

– получение первых образцов публичной речи участников с целью диагностики…

Все, больше не могу. Простите, мои дорогие, я владею этим языком, но очень его не люблю. На самом деле все эти задачи действительно «актуальны», но, выражаясь по-человечески, их можно свести к простому тезису: на первой сессии должно быть занятно, безопасно, неожиданно – так, чтобы постепенно становилось интересно. Интерес, заметим, должен возникнуть не только к другим, но и к себе. Почему-то считается, что это всегда при нас. Ох не всегда. И уж когда мы делаем что-то до одури знакомое и предсказуемое, его при нас точно нет. Ну, ква…





Признательные показания тренера




Сейчас скажу кое-что очень личное: мне самой эти люди интересны. И то, как они говорят, смотрят, двигаются, – тоже. По мере сил стараюсь этот интерес не скрывать, а транслировать. Например, если позволяет время – то есть группа не очень большая, – мне бывает приятно и не лень после выступлений про «плюсы-минусы» дать короткие комментарии к самим выступлениям. Комментарии эти по жанру – заметки не дрессировщика, а искусствоведа, если угодно. Я рассказываю, какие приемы, «вольныя и невольныя», использовали выступающие. И рассказываю так, как если бы каждое выступление и правда было произведением искусства и музейной редкостью. А что, разве нет? Может быть, это не самые высокие образцы искусства, но ведь искусства же!

Мне действительно хочется, чтобы мы в нашей работе поймали, прочувствовали и запомнили ощущение свободы и запрятанного за «сурьезным» содержанием маленького личного творчества. Удовольствие, которое можно получить, придумывая и делая что-то своими руками – то есть создавая, – может быть одной из сильнейших точек так называемой «самомотивации».

А что играть приходится по нотам, – так все музыканты по ним играют. И актеры говорят не свой собственный текст. А у нас, выступающих, есть даже возможность – подумать только! – что-то подобрать и добавить к основному содержанию выступления по своему вкусу, из любых доступных источников, включая собственное воображение. Вот какие мы богатые и свободные, и никакое навязанное содержание этого изменить не может.

Более того, у нас же еще есть партнер – аудитория. Он бывает непрост, бывает недобр, ему вообще может быть не до нас. Но партнер. Уж какой есть. Многоголовый, состоящий из таких же живых людей, как и мы. Так что наше дело правое – но вовсе не означает, что мы непременно победим.

И еще в отношении, простите, «мотивационного аспекта участия в тренинге». Я уже обращала внимание на то, что речь каждого из нас была объектом бесконечных замечаний, критики и давления с очень юных лет. Наверное, без этого не обойтись, пока растешь и учишься. Мы по большей части отвыкли относиться к речи, особенно публичной, как к игре и творчеству. Нас отучали долго и умело. В качестве образцов нам показывали такое, что даже удивительно, как мы вообще не отучились говорить ярко и интересно, хотя бы изредка. От нас требовали вписаться в формат, и мы вписались – без этого ни школу не закончишь, ни тем более институт, а уж на взрослых трибунах и вовсе не появишься.

Не будем забывать и о том, что большинству наших выступающих действительно «дышит в затылок» система норм и правил компании. Требования, предъявляемые к их публичной речи, далеко не всегда последовательны, формулируются зачастую без учета конкретных обстоятельств и контекста выступления, но… это требования.

В одной компании на полном серьезе считают, что тон любой презентации должен быть непременно солнечным и мажорным, как увертюра к американскому мюзиклу, – работать в компании такое счастье, что об этом счастье следует заявлять постоянно.

В другой существует негласная инструкция с самого начала презентации «задавить фактами, чтобы знали».

В третьей руководитель в свое время сам «собаку съел на активных продажах» и свои – когда-то, возможно, и в самом деле впечатляющие и ориентированные на практический результат – ответы на типичные вопросы распространяет в качестве «методической помощи»; само собой понятно, что варианты не приветствуются.

Прошлый опыт – все эти «пойдет к доске…» и «садись, достаточно» – соединяется с местным колоритом.

Мы все, взрослые и умные, чувствуем могущество нажитых ограничений и понимаем, что без них нельзя. Весь вопрос в том, что можно почувствовать кроме ограничений.

И если бы кто-то спросил меня о тренерском credo, о вере, то она такова: я верю в возможность соединить социальную адекватность, ориентацию на результат и тайную свободу языковой и речевой игры.

Я вижу это соединение в публичной речи тех людей, которых интересно слушать, о чем бы они ни говорили.

Я верю также в таинственный и не всегда заметный с первого взгляда потенциал спонтанности и креативности обычного человека. Вот этого отутюженного менеджера в том числе.

Я вижу в качестве своей задачи осторожное, «гомеопатическое» пробуждение этого потенциала и создание на тренинге таких условий, в которых его будить не слишком страшно, совсем не трудно и, конечно же, не стыдно.



Да, за два дня мы можем отработать и автоматизировать очень мало навыков, но за это небольшое время можно успеть сделать кое-то поважнее: дать человеку возможность публично, при свидетелях неожиданно для себя самого оказаться интереснее, богаче и свободнее, чем ему казалось.

Если этот процесс организован правильно – с соблюдением личных границ, а также с учетом «экологических» факторов, – то он сопровождается отчетливым ощущением удовольствия. Даже, я бы сказала, чувственного удовольствия, со всеми физиологическими компонентами: глаз должен заблестеть, румянец заиграть, воображение заработать.

Ради этой маленькой крупинки драгоценного металла, этой искорки стоит и попыхтеть над подготовкой, и поволноваться, и поэкспериментировать с собственной речью. Работа есть работа, и на нашем тренинге какое-то количество скучной работы тоже обязательно будет.