Гортензия в огне

– Если ты… решила обеспечить себе место в раю таким образом… – давил из себя Уоррен, пытаясь умерить дыхание. Отвергла, так отвергла. – То могу заверить, что подобных тебе в рай не берут даже после пяти веков послушания. Внутри вы тщеславные, извращённые существа, неспособные к чистосердечным поступкам.

– Как будто я не знаю?! Знаешь что? Казни меня за это… м-м-м… – сладко предложила Эсса и назвала позу для "казни".

У Элайна потемнело в глазах. Главным образом потому, что услышал топот лошадиных копыт и понял, что не успевает. Почти тут же мимо промчалась небольшая кавалькада всадников. Среди них не было императора, но это не значит, что Эрик Бесцейн не вызовет Элайна и не задаст никаких вопросов. Уоррену придётся навсегда остаться на Соно-Мэйн, а отцу – вернуться в Ньон. Всё будет испорчено.

Нет, это не дьявол атаковал, это только его и Эссы вина. Возможно, даже только Эссы. Она ведь прекрасно знала, что делает. Всё это безумие чётко контролируется её волей.

Но в её взгляде смешанные чувства. Нет, она не хотела таких проблем для Элайна. Ей всего лишь нужно было, чтобы и его изнутри жгло что-то точно так же, как и её саму. Она хотела обратить его в свою веру. Во что же она верит так, что у самой дух захватывает? Что же это за мир, похожий на гортензию в огне?

– Встань, – безразличным тоном посоветовала Эсса. – И отец здесь может появиться.

– Застегнись в таком случае.

– А мне нравится так.

– Хотя бы рубашку.

– Подойди, да застегни.

Уоррен прикрыл глаза, назвав принцессу про себя нехорошими словами.

– Доиграешься, изнасилую, – пообещал он, берясь за пуговицы её рубашки.

Внутри, однако, он уже смирился с произошедшим.

– Крылатые не насилуют женщин, – мягко, искушающе прошептала Эсса.

– В любом ряду бывают исключения.

– Но не в ряду святых.

– Я уже не буду святым к тому моменту. Твоими стараниями.

Это флирт чистой воды. Как будто бы всё идёт по новому кругу.

– Считаешь, я так сильна?

– И так… красива, великолепна, хитроумна, очаровательна. Эсса, какого чёрта? Почему именно ты, почему именно так?

– Спроси у своего бога.

– Ты в него не веришь?

– Он допускает ад на земле, он несправедлив. Ему никого не жалко. Я верю в его существование, но не верю в его добрые помыслы.

– Это то же самое, что не верить.

– Тогда так.

– Только дьявол…

– Хватит! – прикрикнула она. – Хватит религии! Я больше не могу, не хочу, прекрати!

– Когда я просил тебя перестать… – Уоррен припомнил ей свои мольбы, оставшиеся без ответа, и притянул её за руку к себе, шепча на ухо: – Единый поможет тебе…

К его огромному удивлению из глаз Эссы брызнули крупные слёзы, но она быстро вытерла их.

– Я одна, Элайн, мне никто не поможет, – прошептала она.

Нет, она не шутит, не издевается только потому, что жестока и безразлична. В ней действительно бушует нечто разрушительное и находит только один мучительный для него выход. Он должен окончательно успокоиться и помочь.

– Я здесь и всё ещё чудотворец, – мягко сказал Элайн, едва отдавая себе отчёт, что нежно касается её лица.

– Хочешь откровений? Нет, я унесу это с собой в могилу.

– Я попрошу Брайана…

– Не смей! – вскрикнула она.

Возникло странное ощущение, что в Эссе сидит настоящий демон. Но в её глазах было столько страдания, что даже мысль об изгнании нечисти отпала. Нет, изгоняя демонов, Эссе не помочь. В её душе есть что-то такое, что только молитвой не убрать. И это что-то принадлежит лично ей. Это очередная миссия, возложенная богом?

Ему вдруг живо вспомнился тот мужчина в Три-Алле. Уоррен был почти уверен, что не только спас его от самоубийства, но и отвратил от других таких же мыслей. А ведь Ноэль просто рассказал свою историю.

– Расскажи, почему гортензия в огне, расскажи, откуда пришёл огонь, – очень тихо попросил Элайн.


Эсса посмотрела на него как на безумца:

– И ты правда думаешь, что о таких вещах можно рассказывать?

– Тогда я попробую угадать. Судя по твоей настойчивости в соблазнении святого, смею предположить, что ты переспала с кем-то, с кем спать было никак нельзя. Ты ведь хочешь, чтобы и я перешагнул грань, верно? Единый никак не наказал тебя за это. Ты хочешь увидеть, как Он накажет меня и успокоиться, посчитав, что только такие, как я, и достойны его внимания. Но, кроме этого, те запретные свидания были так мучительно, противоестественно и ненормально прекрасны, что до сих пор это – самое великолепное, что было в твоей жизни. Надеюсь, ты не нарушила закон, пока предавалась разврату?

Он определённо отчасти был прав. Но отразившиеся страх и паника на её лице – вот что оказалось самым сильным из всего, что она испытывала, вспоминая свой "огонь". Не томление по тем мгновениям, не тоска, а страх… и что-то ещё. То, что жгло её изнутри.

– Ты боишься, что кто-нибудь узнает? Или боишься кары? Или не хочешь повторения?

Эсса явно хотела ответить, но не стала этого делать.

– Или ты узнала, что твой отец по политическим или личным причинам тайно уничтожал сотни и тысячи разумных?

– Что за бред?! – тут же возмутилась Эсса.

– Значит никто, кроме тебя, не виноват в том, что с тобой творится, – сделал вывод Элайн. – Но чувство вины даже не гложет тебя. И только это объясняет твою ненависть к святости, целибату и… что-то там про идеальность. Значит, у тебя не было выбора. Такое переживать сложно и тяжело. Скажи мне, скажи мне всё.

– Я никогда…

Они оба вскинулись, потому что к ним снова двигалась кавалькада всадников. Теперь уже с севера.

– Этот лес мог бы быть и больше, – проворчал Уоррен.

На этот раз это были её родной брат Фенимор Бесцейн, герцоги-перевёртыши и принц Макферст с одним из наследников. Они окружили Эссу и Уоррена, задавая бодрые вопросы об утере лошадей и вспухших рубцах на лбу и щеке Элайна. О распахнутой куртке человеческой принцессы вопросов не было, хотя люди обычно мёрзнут в такое время года.

Но Уоррен словно язык проглотил и не мог отвести взгляда от Эссы. Она вдруг превратилась в обычную себя, такую любимую всеми обаятельную принцессу крови Эссу Бесцейн. Солнечно-радостная, нежная леди улыбалась и шутила, и только в глубине её глаз один-единственный раз мелькнуло страдание. Это нечто невыносимое и постоянное – её огонь.

Эсса унеслась в окружении доверяющих её улыбкам мужчин, и только принц Фенимор остался с Уорреном. Он спешился и задал вопрос, от которого Элайн похолодел:

– Как вы посмели?

Сказать ему, что вовсе не пытался приставать к Эссе, и что Фенимор – слепец, понятия не имеющий, что происходит с его сестрой?

Но что-то ответить надо.

– Она цела, невредима и уехала, как вы видели, с улыбкой на лице.

– Члену императорской семьи не престало плакать и жаловаться, – не поверил принц Фенимор. – Но своему брату сестра расскажет, если кто-то оскорбил её.

Элайн понял, что слишком долго молчит и смотрит в пустоту. В основном потому, что стало яснее ясного: Эсса расскажет Фенимору таких дивных гадостей, что увидеть лицо Эрика Бесцейна Уоррен сможет только века через три.

– Да, вы решили, что я оскорбил её высочество, и она отходила меня хлыстом за это?

– В случае Брайана Валери падение, как говорят, было более заметным… – Фенимор тяжело вздохнул, прежде чем продолжить, – благодаря церковному проклятию, но вы к церкви отношения не имеете, святой. Потому, не ожидая явных знаков с неба, я попрошу вас держаться от моей сестры как можно дальше.

– Спросите, я прошу вас, эрцеллет-принцессу Санктуарийскую, о том, что она видела.

– И что же она видела?

– Как её высочество Эсса Винона подняла на меня кнут в ответ на отказ криками распугивать кремолов.

– За такое не бьют. И никогда – Эсса. Вероятнее всего, вас, герцог, отходили кнутом за другую провинность, свидетельницей которой эрцеллет Санктуария не стала. И мне остаётся только надеяться, что Эсса скоро забудет вас, чтобы вы не сделали.

– Мне очень жаль, что…

– Мне тоже очень жаль, однако, судя по всему, во дворец Сердца Цитадели вход для вас будет закрыт. Кроме того, я попрошу вас завтра же покинуть регион, как бы странно и грубо ни было просить хозяина покинуть собственный дом.

Фенимор пожелал "всего наилучшего", взлетая в седло, и ускакал, оставив Уоррена одного. Пришлось немного пройтись пешком до замка, но когда он вышел на лужайку, то каждый шаг стал даваться с большим трудом, словно тяжёлыми оковами обложили ноги. Во-первых, отец очень просил обойтись без скандалов, и хоть Эсса целиком и полностью подставила его, но по всему выходит, что это Уоррен станет объектом сплетен на весьма и весьма долгое время. Во-вторых, Бесцейны больше не захотят видеть Элайна, и в принсипате им потребуется отец. В этом случае все планы отца рухнут. В-третьих, немилость хотя бы одного Бесцейна – не шутка. А тут сразу двое наследников прониклись к нему неприязнью. И плевать на то, что он сделал для империи…

Надо как-то исправлять положение.

Навряд ли получится сделать это, не убедив Эссу в своём дружеском участии. К сожалению, даже если и получится её убедить – это может оказаться бесполезным. Но если позволить ей унизить себя и насладиться этим, то она, быть может, и не станет добивать его, рассказывая брату небылицы.

Элайн добрался до своих комнат и остановился перед зеркалом. Странно, но с Брайаном такого не случилось бы ни в пору святости, ни после падения. Он бы не оказался в такой ситуации, не смотря даже на то, что его близнец – довольно известный сердцеед и соблазнитель. Нет, окажись Брайан в том лесу с Эссой и Фенимором, всё было бы чинно и мирно, и никому даже в голову не пришло бы обвинить Брайана, сказать ему о своей ненависти или соблазнить его. С Брайаном Эсса так не поступила бы.

И сколько бы Элайн не разглядывал себя в зеркале, он никак не мог найти ничего такого, что бы разительно отличало его от Брайана. Разве что…

Брайан не пялился бы на грудь Эссы – с этого всё началось. Раньше и Уоррен в подобном не был замечен. Так что же произошло?

Он спустился на те самые ступени, на которых понял, что принцесса Бесцейнов ужасно привлекательна. Обычные серые ступени широкой и длинной лестницы, ничего сверхъестественного.

Но близнецы клана Си – очень чувственные парни. Роджер никогда не казался помешанным на сексе, хотя и бывало, что неделями путешествовал только из постели в постель. Но, ни одно из предположений окружающих о причинах такого поведения ни разу не попало в цель. Никакой причины заниматься сексом часто и с огромным аппетитом у Роджера не было. Всего лишь очень чувственный парень, который заводился (и наверняка заводится по сей день) от чего угодно.