Гортензия в огне

И почти из-под копыт выскочило что-то пушистое и белое, и понеслось, шурша, вправо.

– Отлично, жаль только не кремол, – Эсса обернулась к Бриане и попросила: – Давайте вместе.

– Хм… а мне император простит такое?

– Скажете, что я угрожала хлыстом, – и Эсса ткнула рукояткой в грудь подъехавшего слишком близко Элайна: – Вы тоже должны кричать.

Уоррен покачал головой.

– Кричите, или…

Тогда эрцеллет Санктуарийская впервые в жизни увидела, как принцесса крови, человеческая женщина, изо всех сил хлещет красивейшего генерала-крылатого в истории.





2. Гортензия в огне




Уоррен поднял руку, защищая лицо, и скоро ему удалось перехватить хлыст и удержать рвущиеся вопросы. Он решительно ничего не понимал. Эсса что, вымещает злобу?

Она тяжело дышала и слегка дрожала от ярости.

– Отпусти, – процедила она, а когда он сделал это, снова хлестнула по нему, и, развернув коня, скоро скрылась из виду.

– Знаешь, все наши с Санктуарием скандалы по шкале напряжения уступали вот этому, – после недолгого молчания сказала Бриана.

– Я должен убедиться, что она не сломает себе шею, – сказал Элайн.

– И, поскольку это явно что-то личное, я, пожалуй, отстану ненадолго. Где-нибудь на треть свечи. Или вовсе потеряюсь.

Уоррен кивнул и отправился за Эссой. Поскольку она снова остановилась, чтобы выкричать свою злость, прикрываясь заботой о кремолах, он смог не только догнать принцессу, но и стащить её с лошади.

– Немедленно оставь меня в покое! – властно потребовала Эсса, сверкнув такой отчётливой неприязнью во взгляде, что в Уоррене возникло что-то подобное в ответ. При этом голос принцессы остался таким же парадоксально сладким.

– Поверьте, у меня нет ни малейшего желания вас останавливать! Меня тошнит от лицемеров. Однако я не хочу обвинений в том, что не выполнил свои обязанности и не защитил вас от несчастного случая. Вы на самом деле такая?

– Это было бы слишком просто… Я спокойна, отпустите! – выпалила Эсса, сделав попытку вырваться.

– Враньё. Но будь даже это правдой, я вас всё равно не отпущу, пока мы не окажемся подле вашего отца, – Уоррен сжал пальцы правой руки вокруг обоих запястьев Эссы и повёл её, успев ухватить под уздцы одну из лошадей левой рукой. Конь Элайна самовольно потрусил куда-то в кусты и довольно быстро исчез.

До Эссы дошло то, что он сказал, когда они прошли несколько шагов к замку:

– Ты с ума сошёл?

– Ваши милые улыбочки, как оказалось, ничего не стоят. А раз я не помню, чтобы обижал вас, но всё же получил хлыстом по лицу, значит эти злость и ненависть всё время с вами и могут вырваться в любой момент.

– Мои злость и ненависть не способны спалить лес, – возбуждённо, но почти естественно возразила Эсса.

– А я чувствую, что вы доставите мне немало проблем, едва я отпущу вас, – гнул своё Уоррен.

Эсса зашипела ему в спину витиеватые, но при этом не слишком бранные проклятия. Почти так же шуршали опавшая листва и хвоя под ногами.

Уоррен остановился и повернулся к Эссе:

– Я просто попался под горячую руку, а раз ношу святость, то способен вытерпеть любую вспышку – так вы подумали?

– Нет! – внезапно воскликнула Эсса. – Я вас ненавижу – вот что я подумала!

– Меня не было в империи шесть десятков лет! Что я мог сделать?

– Ах, святой! Недостаточно ничего не делать и просто выполнять свой долг, чтобы не вызвать ненависти!..

– Да вы себя слышите?! Что за чушь!

– …Я ненавижу вас за святость, целибат и чёртову идеальность!

– Я… вы… – часто заморгал Элайн. – Объясните.

– Вы – один из тех, чей мир полированный и плоский, а таким никогда не понять таких, как я!


– Ох, и каков же ваш мир, позвольте спросить?

– Мой мир – роскошный и сложный, как гортензия в огне! Отпустите, наконец.

– К этому имеет какое-то отношение принц Хоакин? – замерев на мгновение, озвучил догадку Уоррен.

– Это только моё, – сглотнув, ответила Эсса и отвела глаза. Вроде бы не ложь, но так не может быть. Ненавидеть за такое могут только подобные Классику. Или Эсса просто изранена до глубины души?

Уоррен забыл про её лошадь. Куда она исчезла? Вокруг только лес. Странно тихо и холодно. Император, по указанию принцев и егерей, направил охоту в совершенно другую сторону. Эсса скоро успокоится и начнёт зябнуть. Из её рта вырывается пар. Как бы не пошёл снег.

Волосы Эссы-при, пушистые, неровно уложенные, напоминали потемневшее золото даже сейчас, в тени деревьев. Уголки необычной формы губ очень тонкие, нежные и лукавые, стремятся вниз, но потом всё равно заметно изгибаются кверху сами по себе, даже теперь, когда нет ни одного намёка на улыбку. Кожа её кажется волшебством, состоящим из ароматов и ощущений любви и неги.

Уоррен даже не понял, как оказалось, что он обнимает невысокую принцессу крови и целует её шею.

– Так-то лучше, – услышал он.

Дьявол мог радостно вопить рядом, но никакое недоброе предчувствие и осознание опасности не заставило бы Уоррена отпустить Эссу Винону Бесцейн.

– О, гораздо лучше, – выдохнул Уоррен.

Целибат? Влюбился? Чувственный голод? Всё равно прекрасно, какой бы ни была причина.

– И что же, "до свидания" всем знаменитым обетам Единому? – промурлыкала Эсса ему в ухо.

Уоррен ответил тем, что прижал к себе Эссу как можно крепче. Обеты, демоны… всё это чушь и бред, всё ни при чём. Запах, вкус, влечение – вот что важно.

Но чувство запретности происходящего всё же оттенило ощущения Уоррена. Эсса всё-таки дочь властелина планетарной империи. Эрик Бесцейн в любой момент может промчаться рядом в сопровождении двух-трёх десятков подданных, а Уоррен этого даже не осознает, потому что Эсса сводит с ума.

И Уоррен опустился на колени, ощущая, что ему не хватает силы воли сдвинуться с места. Отдавать должное красоте Эссы самым приятным и примитивным образом тоже нельзя. Сначала следует договориться об этом хотя бы с Единым.

– Какого чёрта? – возмутилась Эсса.

Он всё ещё держал её за руку.

– Я должен… – начал было Уоррен, но принцесса не стала слушать, а снова зашипела яростно и твёрдо:

– Я ненавижу, ненавижу тебя! Страдай и мучайся, Уоррен Элайн!

– Демон… больно, – пробормотал Уоррен.

Было же что-то сильное в нём? Достаточно вспомнить свой страх, чтобы прийти в себя, так?

– Демон? Больно? – ахнула Эсса.

Она ничего не поняла. Да и не могла понять. Свободной рукой Эсса принялась расстёгивать на себе куртку. Стремительно опустилась рядом с ним на колени, рванула пуговицы рубашки и потребовала: – Посмотри на меня!

– Зачем тебе это нужно? Почему тебе это настолько нужно?! Перестань, – взмолился Уоррен.

Под рубашкой у неё было что-то настолько миниатюрное и тонкое, что, можно сказать, что ничего и не было. А ещё тонкий аромат, нежно-розовые губы…

Она направила его руку, и вот уже он стянул с её плеч почти всё лишнее и снова, голодный, наслаждался теплом кожи Эссы.

– Зачем тебе целибат? – спросила она так, будто отвечала на его вопрос.

Она не оставалась холодна, нет. Она слегка постанывала. Но её так яростно жгло что-то неведомое и непонятное, что забыть об этом она не могла.

– Это один из старых способов доказательства силы духа, – прошептал Уоррен, замерев прямо возле её рта.

Он ещё ни разу не ощутил её губы своими и до головокружения сильно хотел исправить это. По его телу пробегала дрожь; промозглая осень уже казалась жарким летом.

– Ты всё доказал?

– А ещё это способ доказать, что способен хранить верность самой чистой любви. Я – способен.

– О, так ты потому сейчас здесь со мной? – спросила Эсса и её ладони скользнули ему под одежду. – Хочешь? Ты хочешь меня?

Прикосновение её рук сбило дыхание Элайна. Уже не до поцелуев. Это конец, падение, это сумбурно-быстрое стягивание брюк с Эссы Бесцейн заметно трясущимися руками.

Но принцесса, добившись победы, села, и, упёршись каблуком ему в грудь, смогла оттолкнуть на порядочное расстояние. После чего встала с видом полного превосходства:

– Итак, Элайн, надеюсь, ты хорошо понял глубину своего падения и безмерность твоей благодарности мне за то, что я тебя всё-таки отвергла в последний момент?

Она застегнула брюки, вернула на плечи рубашку и куртку, однако, не приводя их в полный порядок. Уоррен ощутил себя беспомощной жертвой очень хитрой издевающейся принцессы.