Гортензия в огне

И Брайан в юности был точно таким же. И таким же остался. Только череда случайностей и неприятных событий оставила близнецов по разные стороны монастырских стен. И Брайан мог бы оказаться на месте Уоррена. Однако… всё же… он прочитал бы Эссе пламенную речь или целую лекцию… просто потому, что по какой-то причине её боль, её лицемерие и неожиданные порывы, вызванные глубокими переживаниями… не нашли бы отклика в его душе. А Уоррену дьявол уже нашептал слишком много разрушительных мыслей, слишком многое показал, ужасая и оставляя тьму.

Значит, не стоит проклинать себя ни за влечение к Эссе, ни за желание освободить её из плена мучительных чувств.

Дождался её возвращения.

– На вас всё быстро заживает, Элайн, – отметила она, остановившись рядом. – Даже исцеления не требуется.

– Его высочество Фенимор приказал мне убраться с ваших глаз к завтрашнему утру, так что вам не придётся видеть всю последующую "красоту" заживления.

Она ответила полуулыбкой, деликатно положила ладошку ему на плечо и дружески, нежно проворковала:

– Надеюсь, что всё это нам с вами послужит неплохим уроком.

– Хотите сказать, с вами это впервые? – немного саркастично изумился Элайн.

– Конечно, – сладко произнесла Эсса. – Всё только для вас.

Вдруг некто с железной хваткой поволок его прочь, извинившись перед Эссой. Это был отец.

– Ты что опять вытворяешь? Я говорил тебе ссориться с принцессой?! – и с силой впихнул Элайна в ближайшую комнату. Уоррен даже почувствовал себя пятилетним мальчонкой в здоровенных ручищах отца. И как-то сразу вспомнилось, что принц Мэйн – древнейший, до сих пор не растерявший, а только бесконечно накапливающий силы и опыт.

– Император… Император уже вернулся? – догадался Уоррен. Отец должен был сопровождать Эрика Бесцейна во время охоты.

– Ты был так поглощён ссорой, что даже не заметил? Так, ясно. И, тем не менее, ответь на вопрос. Впрочем, не надо. И так понятно, что ты идёшь по пути падшего Брайана – стараешься оттолкнуть желанную женщину, чтобы сохранить обеты Единому.

– Всё не так. Просто… это я ей не нравлюсь и… И она совершенно прямо сказала об этом.

– Ты?! Да как ты можешь кому-то не нравиться?! Ты ветеран войны, ты один из трёх красивейших мужчин в империи, ты – чудотворец и вообще хорош во всём, что ни возьми. Ты только что вернулся из экспедиции, даже попасть в которую невозможно! Эсса должна обожать тебя, восхищаться тобой, испытывать безумное любопытство и влечение.

– Но это не так.

Мэйн глянул на Уоррена и заходил из стороны в сторону. Он нервничал, но говорил теперь очень тихо:

– Женщины говорят, что твой неожиданно низкий голос будоражит и возбуждает, но даже когда ты молчишь, на тебя так и хочется смотреть. Ты не просто красив, от тебя глаз не оторвать. Одна возможность посмотреть на тебя волнует, а всего лишь обещая познакомить с тобой, можно заработать целое состояние. Эсса… наверняка без ума от тебя и до сих пор не прилипла к тебе только из желания сохранить лицо, что важно для дочери императора…

– …И тем не менее… Я… Я постараюсь решить свою проблему сегодня вечером и ночью, но если не выйдет, то к утру мне нужно будет покинуть регион.

– Зачем?

– Нас застали в лесу наедине. Куртка на ней была распахнута, моё лицо уже располосовано… Фенимор посчитал, что я оскорбил её. Физически.

– Да тут любой бы так посчитал. Ты со стороны себя не видел, когда был только что рядом с ней.

– А что такое?

– Ты одним взглядом оскорбляешь её. Почти физически.

– Кажется, мы имеем в виду немного разные вещи…

– Ничего подобного, – покачал головой древнейший. – Поверь, опыта мне хватает, чтобы понять, что ты хотел бы ******* её в обоих смыслах.

– Как пошло, – поморщился Уоррен, а у самого горло сжалось от понимания правоты отца.

Это ведь он так потрясающе красив, что она должна наброситься на него с поцелуями! Но что-то всё не так…

– Иди, и всё исправь!

Уоррену повезло – он увидел, как Эсса поднимается по лестнице, когда он вышел в холл. Но принцесса была далеко не одна, и он решил уйти. Остаток дня он бродил по гостиным, ожидая момента, когда она останется одна или спустится.

И вот она, наконец, очутилась в гостиной.

Не красивая? От Эссы невозможно было оторвать взгляда. Невозможно было перестать прислушиваться к её словам. Он сбился со счёта, отмечая каждый раз новую, неповторимую улыбку. Они все были разные. Вспоминая вкус чего-то сладкого, она прикрывала веками глаза и склоняла голову вниз и набок, улыбалась мило, но не широко. Шире её улыбка становилась, когда она, откидывая голову немного назад и вбок, поднимала лицо при воспоминании о какой-то картине, виде или особенной погоде. И так во всём – все её реакции были разными. Её открытость в выражении чувственного наслаждения поразила его. Да, она не из тех, кто словами выражает свои чувства. Нет, она из тех, кто их показывает мимикой, телодвижениями и жестами, выражением смеющихся глаз. Правда, для того, чтобы распознать всё это непередаваемое богатство, надо смотреть на неё, и смотреть внимательно. Но мало кто делал это. И слава Единому, что её внешность не во вкусе большинства, а вокруг море более ярких женщин – иначе Эссу носили бы на руках толпы мужчин, и он сам обратил бы на неё внимание заметно раньше.

Он не заметил, как очутился рядом с ней.

– Вы с ума сошли?! – вдруг с неприязнью и довольно громко заговорила Эсса. – Перестаньте!

– Перестаньте – что?

– Вы меня нюхаете, похоже? Вы слишком близко сидите.

– Прошу прощения.

Эсса смерила его недовольным взглядом и, посмотрев на кого-то, сказала:


– Вы посмотрите, извиняется, но с места не двигается.

– Влюбился, – насмешливо сказал её собеседник.

– Да так, что не соображает, – дополнил ещё кто-то со смешком.

– Что же, он не слепой. Элайн, – вдруг раздался голос императора, – можете прийти ко мне завтра утром и попросить разрешения ухаживать за Эссой.

– Завтра утром я попросил его покинуть регион, ваше императорское величество, – возразил принц Фенимор своему отцу. – Взгляните на отметины кнута Эссы на лице Элайна. Я не думаю, что его ухаживания ей по нраву.

– Подойди, Элайн, – нахмурившись, повелел император, и Уоррену пришлось подойти и по жесту Бесцейна сесть рядом.

– Чем вы провинились? – спросил Эрик после долгого разглядывания лица Уоррена.

– Тем, что ношу святость так, будто её нет.

– За этой продуманной лаконичностью ответа я вижу богатство прочувствованных эпитетов и массу интересных и важных нюансов. Завтра утром вы всё расскажете мне… Фенимор, я сам послежу за Элайном.

– Так когда свадьба? – спросила вдруг Бриана.

Уоррен в недоумении воззрился на неё и понял, что дочка друга выпила чуть больше нужного. Её супруг, принц Санктуарий, выглядел трезвым и вполне естественно засмеялся, услышав вопрос.

– Моя дорогая эрцеллет, похоже, искренне считает, что причинение увечий мужчине – это способ показать ему своё расположение, – пояснил он, потерев свой многострадальный, множество раз переломанный нос.

Бриана действительно не единожды колотила мужа. И обожала его при этом. Прямо сейчас она обвилась вокруг сильной руки Санктуария с самым счастливым видом.

– А разве нет? – выпрямилась эрцеллет Санктуария.

– Нет, – улыбнулся супруге Алекс.

– Не верю, – в ответ ослепительно улыбнулась Бриана и повернулась к эрцеллет Рашингавы и принцессе Соно. – Это же так логично – избиваете мужчину и проверяете, сколько вытерпит. Если терпеливый и не слишком гордый, значит, годен для брака. Совместная жизнь, в конце концов, готовит немало неожиданностей. И если не вытерпит холодности, жестокости и капризов на стадии ухаживаний, то на что он вообще сгодится потом?

– Есть своя правда, – вдруг сказал весь из себя идеальный Ричард Сильвертон. – Пусть и нестандартного образа.

– Вообще-то, – заговорила Шесна Коли, древнейшая, мать принца Даймонда Лайта, – я знавала места, где царили подобные порядки.

– О, Шесна, ты мой кумир, – мечтательно простонала Бриана, и тут же очень живенько обратилась к Эссе и Уоррену: – Так что на свадьбу не забудьте пригласить меня.

– Ты получил отсрочку, – шепнул на ухо Уоррену отец. – Так что поблагодари императора за это.

Уоррен так и сделал. Но что-то его сильно раздражало в тот момент и последующие, и он никак не мог понять, что именно. Ночью он вспоминал этот вечер в деталях:

Вот Эсса показывает великолепное владение собой. Вот она смеётся словам Брианы. Вот она произносит тост за то, чтобы в конечном итоге счастливых союзов, начинающихся неудачно, было больше, чем удачно начинающихся несчастливых союзов.

Вот ей поддакивает герцог Ветреный, подходит к ней и подливает ей вина.

Вот она снова показывает великолепное владение собой, но уже что-то не так. В её глазах появляется что-то сложное. Что это? Похоже на её огонь, но немного не то. Здесь в ней есть упрямство, но и беззащитность.

Что-то не так. Что-то не так с Ветреным. Он неправильно смотрел на Эссу. Будто бы…

Раньше, чем подумал, Элайн вышел из комнаты и отправился к Эссе. Дверь была открыта.

– Ветреный, какого дьявола вы здесь делаете?! – громким шёпотом поинтересовался Уоррен у снимающего сапоги сына принца Классика.

– А ты вовсе не такой слепой, как о том говорят, – негромко протянул Ветреный.

Сейчас, в темноте, парень казался совсем невинным подростком. Низкорослый для перевёртыша, хрупкий и худой, с тонкими чертами лица в форме сердечка, с жутковатыми и красивыми серыми глазами под тонкими бровями, с шапкой разлетающихся шелковистых каштановых волос, герцог Ветреный чем-то напоминал тощеватого принца дождя Рэйна Росслея. То же количество высокомерия и заносчивости в забавном сочетании с миловидным, почти девичьим лицом. И столько же притворства. Разве что сын Классика был греховодником и извращенцем, жестоким и распущенным, а Рэйн Росслей – нет, страдал от циклических приступов безумия.

Но Ветреный – опасный тип, совершенно немилосердный. Перейти ему дорогу можно, он не мстительный, но никогда не знаешь, чего от него можно ожидать.

И Элайн сделал единственное, что мог сделать, нарушив планы Ветреного, но сделав это как можно более тактично.

Он… призвал крест. Комнатка осветилась золотым светом, и из сосредоточия его проявился символ. На лице Ветреного расцвёл детский восторг. Извращенец потрогал пальцем символ, лизнул его, заулыбался и ушёл. Что творится в голове у этого типа?!

Уоррен потряс головой, чтобы избавиться от мыслей о Ветреном, запер за ним дверь и вошёл к Эссе.

Она сидела на постели и смотрела так, будто сейчас заплачет.

– Эй, всё в порядке, он ушёл.

– На данный момент я не знаю, может быть, всё в порядке было бы, если бы ушёл именно ты.

– Он – самый мерзкий тип. Говорят, он называет жалкими сучками всех леди, с которыми спит. И делает это до, во время и после соития.