Горные тропы

– А чего там сложного? – удивился Елисей.

– Так сам же сказал, что в ней эти, как их, пошидники. Тьфу ты пропасть, язык сломаешь.

– Есть у меня запасные, – тихо рассмеялся Елисей. – А в город поеду, еще привезу.

– Все одно дорого, – подумав, упрямо заявила бабка. – Пошидники эти, бочонок сам, да еще и рама, что из железа.

– Да и ладно, – отмахнулся Елисей. – Невелики деньги. Зато ей легче будет детей поднимать.

– Глянулась, что ль, баба? – ехидно поддела его бабка.

– Бабушка, ну хоть ты не издевайся, – грустно усмехнулся Елисей. – Молод я для нее. Мне и так все в глаза вечно тычут, что мальчишка и что не могу свои махины сам придумать.

– Не обижайся, – понимающе усмехнулась бабка. – Это я так, со скуки. А ежели ты и вправду ей маслобойку сделаешь, я тебе первая в пояс поклонюсь. Лизавета баба справная, роду доброго. Да вот не свезло ей.

– Жизнь наша такая, – понимающе кивнул Елисей.

«Вот и работа нашлась», – подумал он, заметно повеселев.

Следующие два дня он собирал все необходимое для новой маслобойки и на третий занялся сборкой. Действуя по уже проверенной схеме, он быстро собрал станину и начал монтировать сам механизм. Благодаря подшипникам колесо вращалось легко и ровно, а бочонок качался с постоянной амплитудой. Убедившись, что все работает, парень сбегал домой за повозкой и, загрузив механизм, отправился вручать его вдове.

По пути, вспомнив, что и понятия не имеет, где она живет, Елисей направил коня домой. Там выяснилось, что Марья куда-то ускакала, так что пришлось усаживать в повозку бабку Радмилу и использовать ее вместо проводника. Как потом выяснилось, сделал Елисей это очень правильно. Увидев у своих ворот повозку с механизмом, Лизавета насторожилась, а когда услышала, что эта маслобойка сделана специально для нее, вскинулась так, что Елисей невольно попятился.

– Не дури! – рявкнула бабка, пристукнув клюкой. – Прибери гонор-то. Парень старался, чтобы тебе помочь, а ты тут ноздри раздуваешь, словно кобыла норовистая.

– Так я же, так это ж… – начала лепетать Лизавета, но бабка не дала ей договорить, жестко осадив:

– Рот закрой. Раскудахталась. Я его упросила. Знаю, что с хлеба на лебеду перебиваешься, вот и упросила его махину эту сделать. Так что показывай, куда ставить, и смотри, как правильно ее пользовать.

– Бабушка Радмила, – со слезами на глазах начала всхлипывать женщина, но бабка скомандовала не хуже армейского старшины:

– Я сказала, рот закрой и место покажи. Потом слезы лить будешь. Да ворота-то раствори, курица, – рявкнула она окончательно растерявшейся вдове. – Вот ведь бестолковая, прости господи. Совсем разум растеряла.

Лизавета проворно распахнула створки, и Елисей загнал повозку на подворье. Выгрузив механизм в сарай, он быстро провел инструктаж по пользованию и, попрощавшись, начал выводить свой выезд на улицу.

– А сколько ж мне денег за пользование просить? – выскочила следом за ним вдова.

– Да сколько захочешь, – растерялся Елисей, но потом, вспомнив, что она может оказаться и неграмотной, добавил: – Назначай так же, полушку. Тогда те, кто к тебе ближе, к тебе и ходить станут. Чего за одну цену вдаль ноги бить?

– И верно, – обрадовалась вдова.

Разделив, таким образом, рынок, Елисей попрощался и, усевшись на козлы, тряхнул поводьями. Привезя бабку домой, он распряг коня и, потирая разнывшийся бок, устало спросил, присев рядом с ней у крыльца:

– А чего это Лизавета так вскинулась-то? Чего я не так сделал?

– Так она дуреха решила, что ты за махину ту с нее лаской плату потребуешь. А она рода казачьего, старого. Ей о таком и думать невместно. Да и деткам о матери такое знать непотребно.

– Да уж, никогда мужик бабу не поймет, – философски протянул парень. – Вот и делай после этого добро. Ты по делу, а тебя коромыслом по хребтине.

В ответ Радмила звонко рассмеялась.

– Не боись, казачок, – успокоившись, заверила бабка. – Ежели ты к бабе с добром да лаской, то она про коромысло и не вспомнит.

– Ага, что под руку подвернется, тем и отоварит, – в тон ей отозвался Елисей.

– Ох, уморил, – снова расхохоталась бабка. – Молод ты еще, чтобы о таком судить. Вот влюбишься, тогда сам все поймешь. Любящее сердце, оно само все наперед знает. И беду завсегда чует.

– А как быть, ежели без любви? Ежели родители сами сговорились? – с интересом спросил Елисей.

– А вот тут от двоих все зависит, – вздохнула бабка.

– Это понятно, – кивнул парень. – Но ведь если любви нет, то и семьи доброй уже быть не может.

– Отчего ж, – покачала Радмила головой. – Ежели молодые в уважении да добре живут, то и любовь появится. Главное, чтоб друг дружки держались да заветы старые не забывали.

Высунувшаяся из дома Марья позвала их к столу, и разговор увял. После ужина парень вернулся к своим чертежам и просидел за ними до самой темноты. А утром, сбегав в комендатуру, попросил штабс-капитана отправить его чертежи с сопроводительной запиской на адрес лавки ювелиров. Иронично хмыкнув, комендант просто выдал ему подходящий конверт, велев написать адрес и оставить письмо у дежурного, сообщив ему, что это приказ коменданта. Дождавшись, когда парень закончит, штабс-капитан закурил и, выпустив длинную струю дыма, спросил:

– Ты так и не помирился с Митей?

– А я с ним и не ссорился. Но с дураком я дел иметь не стану, – жестко отрезал парень.

– Да не дурак он, – вздохнул комендант. – Слишком экзальтированный и романтичный, это да. Но не дурак. Мой тебе совет, Елисей, помирись с ним. Знаю, что толку тебе от него, как с козла молока, но у него библиотека с собой большая. Почти пять десятков книг разных, и тебе их прочесть было бы полезно.


– А по механике там у него есть чего? – заинтересовался Елисей.

– Вроде нет, – подумав, протянул комендант.

– Тогда не интересно, – отмахнулся парень и, попрощавшись, отправился отдавать письмо дежурному.





* * *


В крепости он все-таки не усидел. Едва только бабка Радмила заявила, что швы уже можно снять, Елисей утром следующего дня умчался на охоту. Ему просто жизненно необходимо было сменить обстановку, хоть немножко побыть самим собой. Без постоянного прессинга самоконтроля и фильтрации каждого слова. Ушел он пешком, прихватив с собой только гамак, веревки и колесо для перевозки добычи. С лошадью на охоту ходить в этих местах – себя к лагерю привязать.

Сойдя с тропы, парень углубился в чащу и принялся подниматься на склон горы. Это были дикие, почти не хоженные места, где животные чувствовали себя хозяевами и человека почти не боялись. Через сутки пути Елисей нашел подходящий родник и принялся разбивать лагерь. Выкопав ямку, он натаскал хвороста и, подвесив гамак на дерево, отправился искать звериную тропу. Отойдя от своего бивака примерно на километр, Елисей принялся обходить окрестность по кругу. Искать водопой в местных лесах было бесполезно. Ручьев и родников на Кавказе всегда было более чем достаточно, так что искать нужно было именно звериную тропу.

Нужное место он нашел часа через полтора. Присев над кучкой помета, парень на взгляд определил, что животное прошло здесь примерно часов шесть назад. А значит, здесь имело смысл ждать. Сойдя с тропы, Елисей выбрал подходящее место и принялся устраивать на дереве полати. Несколько жердей, срубленных в стороне от тропы, стали основой, а упругие ветви орешника были переплетены в помост.

Но не успел парень закончить, как в кустах послышались знакомые звуки, и мелькнуло переливчатое оперение. Не удержавшись, Елисей медленно снял с плеча ружье и, выбрав момент, плавно спустил курок. Грохнуло, дробь хлестнула по кустам, и парень, подскочив, успел схватить подраненного фазана. Быстрым движением свернув птице шею, Елисей поспешил к своему лагерю.

Пропитанием на пару дней он теперь был обеспечен. Спустив с тушки кровь в родник, Елисей быстро ощипал ее и, выпотрошив, начал разводить костер. Разрубив птицу пополам, он нарубил одну половинку кусками и, повесив над костром котелок, принялся варить суп. Крупа у него была с собой, а нужные травы, вроде черемши, он набрал недалеко от лагеря. Вторую половинку фазана он решил зажарить. Сухари и приправы были с собой, в жестянке.

Увлекшись, Елисей едва не пропустил момент, когда к лагерю подобрался молодой самец шакала, привлеченный запахом крови. При разделке несколько капель попали на траву. С иронией поглядывая на животное, парень усмехнулся и, стараясь не делать резких движений, тихо проворчал:

– Ну что, Анубисов внучок, оголодал, что ли? Так не зима сейчас. Или охотиться лень?

Зверь, словно прислушиваясь к его словам, склонил голову набок, не сводя с парня внимательного, настороженного взгляда.

– Чеши отсюда, балбес. Не стану я тебя кормить. А то потом ты мне весь лагерь перевернешь в поисках вкусненького. Вали отсюда.

Шакал постоял еще несколько секунд, а потом, развернувшись, бесшумно скрылся в кустах. Настроение парня после этого эпизода поднялось еще выше. Сварив супчик, поворачивая над углями куски птицы, Елисей не спеша поужинал и, подвесив над костром котелок для чая, принялся искать подходящую ветку, где можно будет оставить на завтра остатки супа. Накрыв котелок листом лопуха, он подвесил посудину на дерево и, устроившись поудобнее, принялся размышлять. То, что ему удалось уйти из крепости без приключений, было само по себе странным.

Объявив кровную месть, горцы, по всем правилам, должны были взять все ворота под плотный контроль. А тут он ушел в лес среди белого дня, и никто даже не попытался его преследовать. Свернув в лес, Елисей несколько раз проверялся, но погони так и не заметил.

Уже начало темнеть, когда парень прикрыл еще тлеющие угли срезанным дерном и, сунув ветки, на которых сидел, под куст, поднялся на дерево, где висел его гамак.

Закрепив оружие, Елисей перевесил кобуры с револьверами на грудь и, накрывшись одеялом, спокойно уснул. Было примерно четыре часа утра, когда он резко, словно от толчка, проснулся. Где-то рядом, метрах в ста, звонко затявкал шакал. Не делая резких движений, Елисей осторожно повернулся на бок и, всматриваясь в темноту, принялся оглядывать крошечную полянку, на которой и организовал свой бивак.

Спустя минут десять на ней появились четыре бесшумные тени. Обойдя и буквально обнюхав всю полянку, тени сместились к краю и после тихих перешептываний, растворились в подлеске.

«Похоже, нашли, – мрачно подумал парень, сжимая рукоять револьвера. – Вот только как? В темноте по следам? Хрень полная. Выходит, они все-таки шли за мной. Но не по следу, а где-то рядом. А если так, то почему не стали стрелять? Чего проще, подстрелить противника из засады? Ладно. Утром буду с этим разбираться. До восхода еще часа полтора, два. Посплю пока».

С этой мыслью, вернув револьвер в кобуру, Елисей снова задремал. Новый взрыв шакальего тявканья заставил его вздрогнуть и открыть глаза.

«Такое впечатление, что этот звереныш решил рядом с моим лагерем себе логово устроить», – мелькнула мысль, и Елисей, внимательно осмотревшись, соскользнул с дерева, прихватив пожитки.

Проскользнув к роднику, парень быстро справил свои житейские дела и, забравшись поглубже в кусты, принялся ждать рассвета, жуя сухарь с куском жареной фазанятины. Едва только рассвело, Елисей выбрался из своего убежища и принялся искать след ночных гостей. Примерно помня, где они сошлись, он нашел исходную точку и двинулся по следу. Три часа неспешного движения, и он вышел к каменной осыпи, гравийным языком тянувшейся со склона к лесу.

Похоже, когда-то здесь обрушился склон горы. Спрятавшись за стволом старой чинары, Елисей передвинул карабин и достал из сумки бинокль. Следы вели именно к этому языку, а следов ухода неизвестных с него не было. Он успел обойти осыпь по кругу. Это он сделал сразу, как только понял, куда ведут следы. Устроившись поудобнее, парень навел бинокль на склон и принялся изучать его буквально по сантиметру. Но с этой точки ничего интересного приметить не удалось. Опустив бинокль, парень задумчиво хмыкнул и, вздохнув, снова скользнул в подлесок. Обойдя осыпь справа, он снова взялся за бинокль.

На этот раз парню повезло. Из тела горы торчал огромный валун, и прямо за ним Елисей заметил узкую трещину. Увидеть ее с другой точки было просто невозможно. Трещину закрывал сам валун. Елисей еще только собирался устроиться на долгое наблюдение, когда в трещине что-то мелькнуло, а потом на осыпь выбрался молодой горец с кожаным ведром в руках.

«А ведь ты просто контрабандист, а не из моих кровников, – еле слышно выдохнул парень, рассматривая неизвестного. – Но раз вы на мой лагерь набрели, придется доводить дело до конца. Вам живые свидетели не нужны, а тут у вас, вполне возможно, схрон. Блин, и гранат с собой нет. Я ж на охоту шел, – скривился Елисей. – Вот так всегда. Тут война, а я уставший. Похоже, придется брать их по одному. Да, так будет проще».

Приняв решение, Елисей быстро убрал бинокль и снова скользнул в подлесок. Быстро обойдя осыпь, он добрался до очередного родника, который протекал метрах в трехстах от языка, и, подумав, повесил карабин на ближайший сук. Оптика в этих местах вещь редкая и дорогая, так что прицел стоило поберечь. А самое главное, водоноса нужно было взять без шума, чтобы остальные не насторожились раньше времени.

Вытащив из ножен кинжал, Елисей двинулся по едва заметной тропке, что шла вдоль родника. Похоже, этим местом контрабандисты пользовались регулярно. Шаги водоноса Елисей услышал раньше и плавно шагнул за ближайшее дерево. Горец неспешно двигался к осыпи, даже не делая попытки осматриваться. Подпустив его вплотную, Елисей бесшумно шагнул горцу навстречу и, не давая опомниться, всадил кинжал в горло.

Выронив ведро, мужчина захрипел и, схватившись руками за рукоять кинжала, начал медленно оседать на землю. В два шага обойдя его, Елисей ухватил мужика на шкирку и, подсев, взвалил тело себе на спину. Тащить убитого по свежей траве означало оставить слишком явный след для того, кто отправится его искать. Отойдя ниже по течению родника метров на тридцать, Елисей сбросил тело прямо в русло и только здесь выдернул оружие из раны.

Быстро обыскав труп, Елисей сбегал к месту стычки и, подхватив ведро, помчался с ним дальше по тропе. Нужно было найти место, где водонос набирал воду. Предположение парня, что контрабандисты регулярно используют это место для своих целей, подтвердилось. Русло родника было перекрыто крошечной запрудой, в которой они брали воду. В противном случае наполнить ведро можно было бы, только черпая воду кружкой. Родник был совсем маленьким, а русло глубиной едва выше щиколотки, если войти в него.

Парень едва успел прибрать за собой, когда на тропе снова послышались шаги. Моментально нырнув за раскидистый куст терновника, Елисей прикрыл клинок кинжала левым рукавом, чтобы он случайно не сверкнул на солнце. В этот раз все прошло так же тихо. Вот теперь нужно было сменить тактику. Избавившись от второго тела, Елисей тщательно протер клинок и, убрав его в ножны, побежал к осыпи. Пропажа двух контрабандистов не может не насторожить остальных, а значит, встречать их нужно у пещеры.

Добравшись до осыпи, Елисей достал оба револьвера и, держа край валуна на прицеле, двинулся вперед буквально по миллиметру, чтобы не столкнуть случайно какой-нибудь камень. Лезть в пещеру он не собирался. Там у контрабандистов было преимущество. Их зрение уже адаптировалось к темноте, а он будет словно крот, пока не проморгается. В общем, снова придется ждать.

Присев на колено за валуном, парень вздохнул и мрачно покосился в синеющее небо. Рано или поздно оставшаяся парочка вылезет из своей норы. Но когда оно настанет, это время, можно было только гадать. Вспомнив, как тяжело было лежать часами под палящим солнцем в прошлой жизни за речкой, Елисей грустно усмехнулся и, вздохнув, мысленно проворчал:

«Блин, ни дня без приключений. Сходил на охоту, называется. Вылезли бы они уже. Я б их быстренько шлепнул, трофеи собрал и на свою полянку».

Так, мысленно хныча, он сидел за валуном, терпеливо дожидаясь появления противника. Спустя минут сорок послышался шорох и из пещеры вылезли оба оставшихся контрабандиста. Изогнувшись, Елисей осторожно выглянул и, быстро оценив их, плавно поднялся на ноги. Оба мужика были в годах, но один чуть старше, с властными манерами и жестким лицом. По ухваткам сразу можно было понять, что в этой команде он старший.

Сделав глубокий вздох, Елисей, шагнув в сторону, сделал три выстрела. Мужик помладше рухнул, словив две пули в грудь. Главный, получив пулю в правое плечо и вскрикнув, упал на колени. Подскочив к нему, Елисей быстро обыскал его и, избавив от всего, что нашлось в поясе, голенищах сапог и за пазухой, связал раненого его же собственным поясом. Устало выпрямился. От всей этой беготни у него снова разболелся бок.