Голоса из подвала

– Это защита, – пояснил мальчик. – Вэйфэеры не могут ее пробить.

– Тебе семь лет, – начал отец твердо. – В твоем возрасте я…

Договорить ему помешал звонок в дверь. На пороге он столкнулся с Мишей Плаксиным. Сосед тяжело дышал. Его физиономия была перепачкана в побелке.

– Вов, ты обязан это увидеть!

Шмелев понуро поплелся за соседом. Солнце плавило асфальт. Сохли на растрескавшейся земле вишни. Истошно лаял забившийся под забор дог.

– Ты не поверишь! – Плаксин захлебывался эмоциями.

У Шмелева чуть не вырвалось: «Неужели твои дети таки укокошили друг друга?»

«Господи, – осекся он, – это даже для меня чересчур жестоко».

Тем временем они дошли до боковой части дома, части, которая усилиями Плаксина превратилась в руины. За утро сосед успел основательно изуродовать здание: снял оконную раму и расширил проем. Повсюду валялись осколки кирпичей.

– Да в тебе умерли Равшан и Джамшут, – кисло сказал Шмелев. – Тебе не каж…

Он замолчал на полуслове. Из стены в сантиметре от подоконника торчал фрагмент лицевого бугра и верхнечелюстная кость. Скалился ряд зубов в кирпичной крошке. А был еще рог.

– Что-то такое я обнаружил неделю назад, демонтируя кладовку. Вроде кость, но она рассыпалась в руках, и я не был уверен. А сегодня я работал, и кусок побелки откололся. И оно было там. Это же череп, да?

Шмелев медленно кивнул. Втравленный в стену череп изучал мужчин чернотой глазницы. Чтобы замуровать его, строители сделали лакуну в кирпичной кладке.

– Да, – сказал Шмелев, – коровий череп.

– А это нормально?

– Без понятия.

Нутряная злоба вскипала в Шмелеве. Он раздраженно отмахнулся от мухи.

С подоконника сбежал таракан, похожий на блестящую арбузную косточку. Нырнул в коровью глазницу.

Дог хрипло лаял и зарывался в песок.

– Пригласи телевизионщиков, – посоветовал Шмелев зардевшемуся от гордости соседу, – им нравятся подобные штуки.

«И я не буду слушать твою дрель целый день», – добавил он про себя.

Он оставил Плаксина любоваться находкой и пошел по дорожке. Соседские двери были открыты настежь, он увидел Веру.

Как и во сне, она была обнажена. Лишь белые трусики контрастировали со смуглым телом. Женщина сидела на стуле вполоборота, и он мог различить капли пота на ее ребрах, на вершинах полных скользких грудей.

Она не замечала его. Сосредоточенная, Вера сдирала со своего загорелого живота частички отмершей кожи. Поддевала ногтями и тянула, сопя. Тонкая пленка дермы отскабливалась длинным лоскутом.

Шмелев следил за соседкой из-за кустов.

Скатав кожу в серый шарик, Вера отправила его себе в рот и принялась жевать. Остекленевшие зрачки женщины смотрели в пустоту.

Боясь быть застуканным, Шмелев зашагал к калитке, то и дело оборачиваясь. Ногти Веры уже поддевали новый клочок.

– Ну как? – спросила Диана, отвлекаясь от ноутбука. Шмелев положил в тумбочку смартфон сына, сел на кровать и помассировал виски. Сумерки не подарили прохладу, воздух был горячим и плотным, как вата.

– Отобрал у него телефон. Пригрозил: или вай-фай, или вэйфэеры. Не позволю сыну спать в бабских очках из мусорника.

– Не будь таким строгим. – Диана погладила мужа по запястью. – С ним все в порядке. Просто возраст.

– Я в его возрасте не тусовался с выдуманными друзьями. Отчим мигом бы вышиб из меня эту блажь.

– А вот у меня была выдуманная подружка. Я как раз читала статью одного умного психолога. Он пишет…

Диана заглянула в компьютер и замешкалась, удивившись, что в браузере висит статья о дорожных авариях. Подвигала мышкой, и на экране замелькали фотографии обезображенных трупов, оторванные ноги, размазанные по металлу мозги. Почему-то на последнем снимке была запечатлена дохлая Перис. Не потому ли, что кто-то сегодня был дрянной девчонкой, кто-то не ходил к подружке, а провел весь день в гараже, играя с малышкой Перис в мяу-мяу?

Диана покосилась на супруга и закрыла вкладку. Щеки ее пылали, но погруженный в раздумья муж не обратил на нее внимания.

«Треба», – мысленно произнес Шмелев диковинное словечко. До возвращения жены он воспользовался «Гуглом». Ритуал на стыке язычества и христианства, некогда распространенный среди крестьян в отдельных областях Белоруссии. Чтобы охранить дом от зла и умилостивить духов, приносилась треба: жертва. Овцы, коровы, свиньи, иногда – хлеб или обрезки одежды. Требу вмуровывали в стену при строительстве. И в конце просвещенного девятнадцатого века помещику из Москвы зачем-то понадобилось провести ритуал…

– Ладно, – сказала Диана, откладывая ноутбук, – пора спать.

Он выключил свет и лег к ней в темноте. Ее сорочка задралась, и он дотронулся до шелковистого бедра. В сознании всплыл образ соседки, поедающей саму себя. Он хотел предложить жене заняться любовью, но услышал тихое похрапывание.


«Сука», – подумал кто-то в его голове.

Шмелев лежал, рассматривая люстру. Тикали часы. Мерно гудели трубы. За окнами скулил соседский пес.

Мужчина думал про лыжную палку, и веки его наливались свинцом. Трубы гудели, часы тикали, по чердаку семенили ножки. Двери спальни скрипнули, впуская свет и тень…

– Мама…

Шмелев вздрогнул от неожиданности, приподнялся на локте. Максим топтался в проходе с одеялом в руках.

– Мама спит. Что случилось?

– Ничего, – мальчик потупился. – Я… принес вам одеяло. Вдруг вы замерзнете ночью.

«Как трогательно, – подумал Шмелев. – Весь в свою дуру мамашу».

– Это очень мило, – улыбнулся он с отцовской нежностью, – а теперь иди спать.

– Ага. Только вы укройтесь, пожалуйста.

Максим ушел, и Шмелев затолкал одеяло себе под ноги.

«Что не так с этим ублюдком?» – спросил он, хотя глубоко внутри знал: что-то не так с ним самим. С домом, потому что отныне треба не защищает от таящихся во мраке существ. От доверительного шепота в голове.

Бутылка с минеральной водой, всегда стоящая у кровати, щелкнула.

Шмелев перевернулся на живот.

Бутылка хрустнула пластиковыми боками.

«Это газы расправляют вдавленные стенки», – подумал Шмелев.

Диана закряхтела в подушку. Жара сводила с ума, душила. Рот пересох, и Шмелев спустил руку с кровати, пошарил по ковру, ища бутылку. Пальцы наткнулись на поросшую шерстью лапу, которая тут же отдернулась под кровать.

Шмелев откатился от края и застыл. Дыхание сперло. Сердце колотилось, заглушая прочие звуки: гудение, тиканье, легкое царапанье когтей по дну кровати. Он изогнулся и потянул на себя одеяло. Молниеносно укутался. С головой, как в детстве.

В семь лет Вова Шмелев боялся Железной Бабы – старухи с металлической грудью и металлическим крюком. Она жила в колодце на заднем дворе и толкла маленьких детей в ступе. Чтобы избавить пасынка от ночных кошмаров, отчим, земля ему пухом, устроил профилактическую порку ремнем. Но кто выпорет из Вовы этот первобытный страх сейчас?

Он лежал в коконе одеяла, не в силах пошевелиться, не в состоянии даже укрыть Диану. Жену, беспомощную перед тем, что хихикало под кроватью все громче и громче. Подбиралось к ее голым ногам…

За стеной заревел перфоратор.

– Что такое? – Диана выпрямилась, сонная. – Который час?

Шмелев разорвал оцепенение как вязкую паутину. Словно пряжка отчима хлестнула по лицу.

– Вставай! – рявкнул он. – Быстро!

– Мы горим? – Диана была слишком ошарашенной, чтобы сопротивляться. Он набросил на нее одеяло и поволок в коридор. Так люди, укрывшись, спасаются от пожара.

Когда-то, производя перепланировку, строители умудрились разделить дом, не задев требы. Пятьдесят лет спустя, за перегородкой Миша Плаксин яростно орудовал перфоратором, пронзая стены там, где указывали нетерпеливые голоса.

Голоса, которые посоветовали Шмелеву запереться в детской, вместо того чтобы бежать на улицу.

– Ты объяснишь мне?..

Он прижал палец к губам.

Испуганная Диана обнимала Максима, а тот поправлял на ней накидку из одеяла. Будто они поменялись ролями: взрослый и ребенок.

Перфоратор вгрызался в стены дома. Мысль о лыжной палке сверлила мозг. И лишь плед, заботливо накинутый на плечи сыном, прогнал шепот из головы.

– Сыночек, – проговорил Шмелев, – где твои очки?

– Они под подушкой, па.

– Куда ты? – вскрикнула Диана. Муж оглянулся. Сверкнули стекла в красной ретро-оправе.

– За телефоном, – сказал Шмелев, распахивая дверь.

И увидел вэйфэеров.

Он так и не вышел из комнаты. Постоял немного, подергиваясь. Снял с себя очки, отшвырнул их в угол. Захлопнул дверь и вернулся к родным на подгибающихся ногах. Рухнул в постель. Диана легла возле него. Ее сотрясали рыдания. Муж мелко дрожал, и струйка слюны стекала по его щеке. Ни он, ни она не заметили, как Максим укрыл их одеялом и сам протиснулся между ними.

Там, в парилке, они и лежали втроем, прислушиваясь.