Голоса из подвала

Подумав, Дима набрал ответ:

«Ок. В субботу Вера днем побудет с ребенком. Приеду».

Сатуров написал тут же:

«Наташку, я куда нибудь, сплавлю

этот вопрос нам следуеет абсудить, по-мужски. без баб.

Важно».

Краем глаза Дима уловил движение у открытой двери: тень змеисто скользнула по полу и скрылась за углом. Насторожившись, он снял с головы наушники и выключил ретро-синт. Прислушался. Показалось, или все-таки торопливое «топ-топ-топ» правда отметило путь невидимого гостя – от их с Верой спальни к детской?

Но ведь Настёна спит… Спит ведь?

Дима осторожно встал и вышел из комнаты. Приоткрыв дверь, заглянул одним глазом в щель. Удостоверился, что дочка в кровати. Пошел на кухню попить воды, но по дороге заметил, что шкаф-купе раскрыт. Полка под вешалкой пустовала.

Он вернулся к ноутбуку. Сатуров прислал еще одно сообщение, ссылку:

«Почитай надосуке, димон. верь полезно будит. очень.

Важно».

Сайт подсказывал, что сам Сергей уже не онлайн. Дима перешел по ссылке и попал на статью какого-то чернушного портала с фейковыми видео призраков и «страшными» историями, написанными столь же безграмотным языком, каким писал сам Сатуров. Белым шрифтом на черном фоне, конечно же, – создатели подобных страничек редко задумывались о том, насколько удобно такие тексты читать.

Статья относилась к разделу «Мистическии (именно так, с «и» вместо «е» на конце слова) истории» и рассказывала о японской кукле, в которую якобы вселилась душа умершего ребенка, из-за чего у куклы постоянно отрастали волосы. Вчитываясь в текст, Дима отметил, как часто в нем упоминались конкретные даты, имена и названия – смахивало на то, что в основе байки все-таки лежали какие-то реальные факты. В 1938 году, говорилось в статье, семья скончавшейся девочки передала Окику (так звали девочку – и так стали звать куклу) в храм города Ивамидзава – к тому времени волосы странной игрушки выросли до двадцати пяти сантиметров.

В самом низу страницы нашлось и фото, правда, неважного качества – зернистое, слегка смазанное. С него на Диму смотрела черными, лишенными зрачков глазами сама Окику. Маленький узкий рот, пухлые, неестественно белые щеки. Совсем как у Настёниного пупса.

Дима всматривался в это странное лицо, одновременно похожее и непохожее на лицо живого ребенка – и чувствовал, как ледяной холод, зарождаясь в животе, поднимается выше, к сердцу.





* * *


На следующий день, пока Вера пропадала на работе, Дима повел дочь в торговый центр. Он настоял, чтобы та оставила «маленькую» дома, сославшись на то, что на улице нынче пасмурно и кукла рискует заболеть. Гуляя по ТЦ, как бы невзначай завел Настёну в магазин на втором этаже – тот самый, где ночник для детской покупали. В глубине души Дима надеялся, что дочка «влюбится» в очередную модель Барби, Губку Боба или плюшевого пони – и что это позволит побыстрее избавиться от винилового подобия ребенка, прописавшегося в их квартире.

Однако Настёна оставалась равнодушной ко всему, откровенно скучала и то и дело поторапливала отца.

– Смотри, сколько тут всякого, – говорил он, ощущая на себе подозрительный взгляд молоденькой продавщицы. Понимая, что со стороны они с Настёной выглядят странно: взрослый мужчина уговаривает маленькую девочку купить игрушку, а та ведет себя так, словно это какой-то чужой дядька к ней пристает, а не родной папаша.

– Ну, смотри, вот это как тебе? Или это? Неужели ничего не нравится?

– Не-а…

– Эх. Тогда пойдем кушать. Извините, – кивнул Дима продавщице, уводя дочь из магазина.

На обед они устроились за столиком в ресторанном уголке. Себе он купил, расплатившись кредиткой, ролл с курицей и пиво в прозрачном пластиковом стакане, а Настёне мороженое и сок. Вера бы такой перекус не одобрила, но Диме хотелось потянуть время, чтобы как можно дольше удерживать дочку от общения с куклой.

Настёна сок не стала пить вовсе. Мороженое лизала редко, без интереса, периодически бросая взгляды в сторону эскалатора – хотела домой. Дима расправился с половиной ролла и подумывал заказать еще пива, когда совсем рядом, над ухом, раздался восторженно-радостный крик:

– Ах вы мои хорошие, солнышки мои!

Блеск винира меж обильно напомаженных губ, ярко-красных в контраст с бледными щеками – Натали Сатурова выглядела еще более искусственной, чем обычно. Слой пудры стал толще. Местами на подсохшем макияже проступали тонкие трещинки. Тени вокруг глаз углубились.

– Привет, – кивнул ей Дима.

– А я думаю, не Настёна ли это со своим прекрасным папой – и точно! Здравствуй, золотце!

– Здрасте, тетя Наташа.

– Приветики-приветики! – Сатурова наклонилась чмокнуть девочку, а затем совершенно неожиданно поцеловала в щеку и Диму.

Как старого знакомого или любовника. Так его целовала жена по утрам перед тем, как убежать на работу. Так, наверное, могла бы сама Натали целовать своего Сержика.

– Ах, видели бы вы себя, Дмитрий!

Сатурова подвинула к их столику свободный стул, уселась – совсем рядом с Димой, так, что касалась его руки острым локотком. Руки-веточки взмыли над причудливо уложенной прической в по-театральному преувеличенном восторге:

– Отец и дочь такие милые, такие чудесные!


Дима ее радости совершенно не разделял.

– Что ты тут делаешь? Вы же в другом районе живете.

– Дмитрий, ну что вы… Вот, просто решила погулять, сорвалась с работы и – сюда.

– А муж-то в курсе?

Захлопали искусственные ресницы, выпучились ярко-зеленые глаза, которые делали Натали похожей на куклу… или мать куклы. Сатурова обмахнулась лисьим хвостом, невзначай продемонстрировав Диме глубокое декольте, из которого наружу выпирали плотно набитые силиконом полушария.

– Муж?.. Муж – объелся груш, Дмитрий…

Сатурова облизнула перепомаженные губы, не отрывая от него взгляда.

– Знаете, Дима, вы такой смелый, такой решительный… И вместе с тем в вас столько любви и заботы… Из вас получится замечательный отец для маленькой.

Ему этот дурацкий спектакль надоел:

– Прекрати.

– О чем вы, Дима? Не понимаю…

– Все ты понимаешь. Прекрати нас преследовать. – Он встал, махнул рукой дочке. – Пойдем, Настя!..

На прощание положил ладонь на плечо Сатуровой и сжал – так, что та тихонько ахнула от боли.

– Очень надеюсь, что больше не увидимся. Сергею привет.

Когда они спустились по эскалатору на первый этаж, Настёна дернула отца за руку.

– Па?

– Да, Настя. – Он остановился.

Мимо, обогнув их, пробежала девушка-подросток в худи, с коробкой из-под телефона под мышкой. Прошел парень с бумажным пакетом в руках. Из пакета торчали багеты, пахло свежей выпечкой. Дима все еще нервничал. Все еще чувствовал спиной пронзительный взгляд изумрудных глаз – прекрасных и одновременно безумных. Как у чертовой куклы.

– А тетя Наташа плохая?

– Ну… – он задумался, подбирая слова. – Не то чтобы. Просто у нее в жизни случилось… кое-что не очень хорошее. И она никак не придет в себя после этого.

Неожиданно его осенило – и как только раньше не догадался? Дима присел перед дочерью на колено, заглянул ей в лицо.

– Настёна.

– Да-а?

– Скажи мне, только честно. А эта кукла, с которой ты дома все время играешь, – ее тебе кто подарил? Мы с мамой или?..

Настёна пожала плечами, совсем как взрослая:

– Ты что, не помнишь? Тетя Наташа, когда в гостях у нее были. Но маленькая не как тетя. Маленькая хорошая!

– Ну конечно, хорошая. Конечно.





* * *


…Топ-топ-топ. Топ-топ-топ!

Ночь жила, ночью кто-то бегал по дому, и Дима сквозь сон опять ясно слышал мягкие торопливые шажки в коридоре, прихожей и возле двери в спальню. Диме чудилось, что этот «кто-то» – громадная кукла с лицом Настёны. Во сне он поднял голову и долго напряженно всматривался в темноту.

А потом тьма полыхнула сине-зеленым и пророкотала басом:

– МА-МА.





* * *