Год дурака

– Не вижу во всем этом ничего забавного.

– Теперь я тоже сомневаюсь, что это было так уж смешно.

– Что-то они пропали…

Прошло еще десять минут, а мы по-прежнему сидели взаперти.

– Вот мерзавцы! Ну что, Игорек, на этот раз они подшутили над тобой. Ты сможешь добраться до форточки?

Деструктор задрал голову, но куда ему до рослых пятиклассников.

– Нет.

– Значит, будем стучать.

Я только пару раз стукнула в дверь, как она растворилась. Увидев нашего освободителя, мне сразу захотелось захлопнуть дверь обратно.

– Вы не поверите, – сказала я. – Я просто проходила мимо и вдруг почувствовала запах дыма! А потом кто-то нас запер…

Директриса смотрела на меня немигающим взглядом. Она не произнесла ни слова, но я все поняла. И, схватив в охапку Деструктора, рванула прочь из школы.

– Притворимся, что уходим, – прошептал Деструктор и чинно взял меня за руку.

Мы прогулялись и съели по мороженому. День был прекрасный, хоть выезжай на природу и устраивай шашлыки с купаниями.

– Как ты думаешь, она все еще караулит на входе?

– Думаю, уже нет. Пошли.

На вахте Деструктор беззастенчиво подцепил ключи пальцем.

– Прошлый раз их сперли Тончик с Веником. Так что будем считать, что меня отругали заранее.

Тесная лаборантская, плотно заставленная всякой всячиной, пахла формалином и пылью. Стеллаж, на полках которого теснились колбы с плавающими в формалине внутренностями и пожелтевшие от времени книги, сразу привлек наше внимание. Там мы их и нашли – под стопкой старых, еще с восьмидесятых годов, томов, прятались совершенно новые учебники, с белой гладкой бумагой.

– Если бы у нас была возможность снять с них отпечатки пальцев и отправить на экспертизу…

– Все проще, – Деструктор достал тетрадь, вложенную в один из учебников, и посмотрел на обложку. – Камышова.

– Камышова?

Позади нас кто-то испуганно икнул, и, подскочив от неожиданности, мы с Деструктором обрушили груду свернутых в трубочки старых плакатов. Закашляв от пыли, сквозь выступившие на глазах слезы мы увидели в дверях маленькую, всю какую-то невзрачную Камышову, одетую в те же майку и юбку, что и вчера. Лицо ее выражало ту убежденность в собственном превосходстве, что можно увидеть на каменных лицах статуй королей и тиранов. Она открыла рот, как будто собираясь расхохотаться, но звуки, которые у нее вырвались, скорее походили на придушенный писк:

– Х… х-х… х-х… х-хор-рош-шо, чт-то т-теперь в-вы все з-зна-ет-те.

Прерываемые вздохами, попытками взять себя в руки и буксованием на согласных, ее признания заняли немало времени.

– В с-среду после уроков я пробралась в лабор-рантскую и зач-читалась… а потом поняла, что меня зза-зза-заперли! Я с-стучала, но меня не услышали… М-мама д-дежурила в ночь, и я осталась сидеть… Ут-тром пришли мальчишки… и открыли дверь… я уже решила, что меня обнаружили… но нни-икто не вошел… а потом все пропали… и когда я в-вышла, я увидела… м-мм-мма… м-макет! – она зажмурилась, и вдруг выдала почти без запинки: – Он был такой красивый, и, глядя на него, я испытала жесточайшую фрустрацию, под влиянием которой контроль Эго над Оно ослабел, и я взяла макет!

У меня отвалилась челюсть. Деструктор же застыл, как молнией пораженный.

– Но в пятницу я хотела принести макет обратно! – продолжала Камышова. – Правда! Прежде, чем все обнаружится… Но учительница биологии заболела, и я не смогла попасть в кабинет… А потом я ус-слыш-шала, что Иг-горя обвинили в… в… в… к-к-краже. И п-поняла, что это из-за-за меня… что нужно все срочно исправить… Я пыталась вернуть макет в суб-боту, но здесь все время кто-то был, и я не рискнула… попыталась сегодня… и вот, наткнулась на в-вас. Ид-демте к дир-ректору. Я во всем при-при-признаюсь. Еще и мама т-теперь узнает, что в ту ночь младшие остались од-дни…

– Подожди, не спеши, – попросила я.

Мы поговорили с Камышовой еще немного (оказалось, ее зовут Олеся). То, что раньше мы принимали за высокомерие, оказалось патологической застенчивостью. Стоя перед нами, она едва могла дышать, и цвет ее кожи менялся с мелово-белого до помидорно-красного, но, постепенно успокаиваясь, она говорила все чище. У нее были младшие брат и сестра, и мама, которая работала медсестрой и нагружалась дежурствами, чтобы хоть как-то прокормить детей. Для мечтающей стать врачом дочери матери-одиночки макет, в котором каждый орган можно снять и изучить, стал непреодолимым соблазном.

Деструктор, видимо, пришел к каким-то своим выводам по делу, потому что вдруг решительно заявил:

– Не надо к директору. Меня уже ни в чем не обвиняют.

– Правда? – удивилась я.

Деструктор наступил мне на ногу.

– Выяснилось, что потом сюда приходили еще какие-то мальчишки, и подумали на них, но никто не знает, кто они… и, в общем, дело закрыто. А макет купили на деньги одного депутата, и тот пообещал, что даст еще. У депутатов много денег, ты знаешь. Так что этот можешь оставить себе.

Олеся посмотрела на нас круглыми глазами.

– Правда?

– Да, – заявил насквозь лживый Деструктор. – Только один вопрос… Олеся… если ты так долго сидела в лаборантской… то как же быть с… естественными потребностями?


Девочка покраснела, потом побелела, потом снова начала краснеть и быстро стала почти багровой.

– Т-т-т-т… т-т-т-т....т-тер-р-рмос-с.

Когда мы возвращались домой, Деструктор – невероятно – прямо-таки излучал добродушие.

– Как она говорит! – восхищался он.

– Она заикается, когда волнуется.

– Нет, не это. Как она говорит, какие слова использует. Она не дурочка, как другие девчонки.

– А где ты найдешь столько денег? Я могу дать тебе некоторую сумму, но не семь тысяч.

– Продам часть своих дисков для Sony PlayStation 2. У меня их слишком много скопилось.

– Это очень благородно. Но директриса все равно будет считать тебя воришкой.

– Я не буду общаться с Тончиком и Веником. Я не буду дразнить учителей. И однажды она решит, что я лучше всех.

– Поживем – увидим. И все-таки ты должен рассказать обо всем папе.

– Раз все разрешилось, я расскажу.

Вечером я подошла к Эрику. Несмотря на воскресный день, он работал.

– Эрик, Игорьку скучно в школе.

– Я в курсе. Это вроде семейного проклятия: моей маме было скучно в школе, мне было скучно в школе, теперь Деструктор зеленеет с тоски.

– Я думаю, традицию нужно сломать.

Эрик оторвался от монитора и развернулся ко мне.

– Что ты предлагаешь сделать?

– Перевести его на класс выше. То есть в третий.

– Он замучается сдавать переходные тесты.

– Тем лучше, а то он начал привыкать, что учиться слишком легко.

– И в классе все будут старше его.

– Может, спеси поубавится. А то привык считать себя самым умным.

– Он найдет там друзей?

Я улыбнулась.

– Что-то мне подсказывает, что да.

В понедельник, после тягостного рабочего дня и не менее тягостной встречи с мамой и бабушкой, ко мне заглянул Деструктор. Он был в стетсоне.

– Я позвал Олесю к себе и научил ее играть в Mortal Kombat.

– Наверное, она все время проигрывала.

– Нет, один раз она смогла меня убить, – широко улыбнулся Деструктор. – Ты очень мне помогла. И я благодарен тебе. Спасибо. Но теперь… могли бы мы вернуться к прежней вражде?

– Да не вопрос, – я направила на Деструктора указательный палец и сделала вид, что стреляю. – Ненависть. Смертоубийство. Вендетта.

Деструктор послал ответный выстрел и притворился, что сдувает дым с кончика ногтя.

Наблюдая, как он неспешно удаляется, раскачиваясь и широко расставляя ноги, в своей высокой ковбойской шляпе, я подумала, что не хватает только заходящего солнца на фоне – в лучших традициях вестернов. Закрывая дверь, я все еще улыбалась. Рано или поздно мы подружимся. Это неизбежно.





Глава 10: Униженные и разозленные