Герои умирают
Часть 65 из 112 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Величество, пошли сюда, пожалуйста, двух-трех своих парней, пусть они помогут Ламораку.
– Конечно, – задумчиво ответил Король, но вдруг нахмурился. – А где Кейн?
Свет фонаря сзади оставлял лицо Паллас в глубокой тени, так что прочесть что-либо по его выражению было невозможно, но ее голос прозвучал, как ему показалось, неуверенно:
– Он ушел.
Король и Таланн в унисон спросили:
– Как – ушел?
– Что, просто ушел, и все? – сказал Король, вставая и высвобождаясь из рук Таланн. – И ты его отпустила?
Рядом с ним встала Таланн, на ее лице было выражение обиженного недоверия.
– Что случилось? Что ты ему сказала?
– Ничего. – Из-за многодневной накопившейся усталости собственный голос показался Паллас бесцветным. – Я ничего ему не говорила. Это он приходил, чтобы передать сообщение. Передал и ушел. Как я могла его остановить?
– Я думала… – начала Таланн, – я думала, что…
Она осеклась и молча встряхнула головой, потом опустилась на ступеньку лестницы и, положив голову на сомкнутые ладони, уставилась туда, где гнездились на старых ящиках токали и Подданные Короля. По ее лицу было понятно, что она никого не видит.
Величество едва удостоил девушку вниманием – поразвлекались, и хватит, пора и дело делать. Он поднялся наверх, решительно взял Паллас за руку повыше локтя и отвел ее подальше от лестницы.
У костерка все еще грели руки Томми и другой Подданный. Величество рявкнул на них:
– Вы чего расселись? Не слышали, о чем дама просила? А ну, за Ламораком шагом марш!
Те, бурча себе под нос что-то о несправедливости судьбы, отправились выполнять поручение. Паллас указала им, куда идти, и они скрылись в темноте. Как только они ушли, Король напустился на Паллас.
– Ты что, с ума спятила, что ли? – прошипел он. – Рехнулась совсем? Да как ты могла ему позволить просто так взять и уйти? Я же говорил тебе, что́ сказал мне Тоа-Ситель!
Паллас взглянула на него точно издалека, взгляд у нее был затравленный. Вокруг ее глаз залегли морщинки напряжения, как будто каждая мысль и каждое слово давались ей с усилием, а Король не только не помогал ей сосредоточиться, но и раздражал.
– Тоа-Ситель ошибся.
– Откуда ты знаешь? А вдруг Кейн прямо сейчас бежит к Очам, чтобы донести?
– Знаю, и все.
Уверенность, с которой она произнесла эти слова, пригасила его подозрения, но ненадолго.
– Откуда ты знаешь? Ну да, на него это не похоже, но вы с Ламораком… Ревность способна толкнуть мужчину на многое, Паллас. Лучше бы нам увести отсюда токали на всякий случай.
Взгляд Паллас снова стал сосредоточенным, как будто она вернулась из своего далека.
– Никого не надо уводить. Кейн нас не выдаст; он не сможет.
– Очень мило с твоей стороны доверять ему до такой степени, но тут и о моей заднице речь, так что…
Паллас покачала головой и горько усмехнулась, как будто над шуткой, понятной ей одной, и не столько смешной, сколько горькой.
– Доверие тут ни при чем. Да и вообще, он уже час как ушел. Если бы он пошел к Котам или к Очам, то они уже были бы здесь.
– Черт, да я бы никогда не привел его сюда, если бы не был уверен, что тебя здесь нет. Такими вещами не рискуют.
Паллас дружески положила руку на его плечо:
– Величество, ты все правильно сделал, поверь. Фактически ты спас мне сегодня жизнь. Завтра на заре я начну выводить отсюда токали, так что все будет хорошо.
Она уронила руку и, снова глубоко задумавшись, отошла от него и стала спускаться в подвал.
«Хорошо, если так, – думал величество, наблюдая, как ее спина, покачиваясь, скрывается из поля его зрения. – Но если все окажется не так хорошо, то Кейну придется потрудиться, чтобы подыскать убедительные ответы на мои вопросы. Есть вещи, которые нельзя стерпеть даже от друга».
День пятый
– Что плохого в том, чтобы помогать людям?
– Плохого ничего нет, просто и смысла тоже нет. Рисковать жизнью за то, чтобы кто-то со слезами на глазах пожал тебе руку и сказал: «Спасибо»? Глупо.
– Это моя жизнь.
– Нет, Шанна. Это наша жизнь, забыла? Поэтому мы и поженились.
– А, ну да… я знала, что какая-то причина была, просто забыла какая.
– Шанна, черт…
– Нет, Хари. Нет. Брак должен делать человека больше, а не меньше, чем он есть. Брак должен добавлять что-то к жизни, а не отнимать от нее. Ты хочешь, чтобы я стала меньше, чтобы я стала такой, как…
– Ну, давай продолжай. Скажи уж.
– Хорошо, скажу: такой, как ты.
– Только не забывай, дерьмо всегда течет в обе стороны.
– Может быть. Наверное, в этом и была моя ошибка с самого начала. Не надо было все это затевать.
1
Пока заря красила небо над Анхананом в малиновый и бледно-розовый цвета, утренний туман над Большим Чамбайдженом отступал, оставляя лишь тонкие разрозненные пряди, которые быстро таяли в стремительно согревающемся воздухе.
В тумане к мосту Дураков спешили работники: конюхи, клерки – в общем, все те, кто трудится в Старом городе, не имея возможности там жить. Штаны у всех были туго обмотаны вокруг ног и подвязаны – брюки вокруг щиколоток, а бриджи под коленями.
И это была не дань моде, а суровая необходимость: вместе с людьми под прикрытием тумана в столицу возвращались иные обитатели, спеша к рассвету попрятаться в норах. Их число существенно превышало число двуногих. Среди последних было немало тех, кому случалось отплясывать крысиный танец, пока обезумевший от страха грызун, нырнув к нему в штанину и пытаясь найти выход, рвал ему ногу когтями и зубами. Повторять такое не хотелось никому.
Одна особенно крупная и мускулистая крыса с седой мордой, притаившись у паза, в который уже скоро должен был лечь верхний край подъемного моста, наблюдала оттуда за утренней церемонией. В блестящих черных глазах грызуна светился совсем не звериный ум.
Церемония шла прямо над аркой моста, а под ним текла река, черная, маслянисто-блестящая в прибывающем свете дня. Крыса разглядывала капитана охраны моста, который шагнул на площадку между зубцами башни. Его доспехи были не видны из-за складок широкого церемониального одеяния.
Дважды в день – на утренней заре и на вечерней – облачался капитан в одежды из полупрозрачной аквамариновой ткани, чтобы провести ритуал поклонения легендарному речному богу Чамбарайе. Утром капитан лил в воду масло из золотой чаши, прося у бога позволения опустить мост, вечером в чаше было вино, а бога благодарили за то, что люди весь день благополучно ходили и ездили по мосту через его реку.
Мост опустился. Крыса сначала метнулась в сторону, чтобы не попасть под его край, но, едва тот вошел в паз, она бросилась внутрь, в Старый город. Ее движения немного затрудняли два тонких шнурка, завязанные крест-накрест: они удерживали на спине животного пакет из промасленной бумаги. Из-за него крыса едва не погибла под сапогом шедшего мимо солдата: он хотел наступить на нее, но она вовремя увернулась и шмыгнула за первую попавшуюся конюшню.
Там она присела на задние лапки и задумалась. Если бы кто-то мог видеть ее сейчас, то наверняка испугался бы: мало того что крыса смотрела совсем как человек, она по-человечески терла передними лапами мордочку – так иногда человек, пытаясь принять непростое решение, напряженно трет лицо обеими руками. Но крыса не испытывала никакой нерешительности и даже не думала. Ее крошечный звериный интеллект, вместилищем которого служил орешек мозгового вещества в верхней части спинного мозга, был занят одной задачей: как разгрызть кожаный шнурок, который удерживал пакет.
Мысль, которая билась в ее глазах, и нерешительность полностью принадлежали Ламораку.
2
На заре она поцеловала его на прощание. Сегодня ей нужно было перевести токали на баржу, которая ждала их на реке. Предстояло несколько ходок с группами по четыре-пять человек – ровно столько она способна укрыть Плащом за один раз, не замедляя движения. Она кивнула и погладила его по щеке, когда он, оправдываясь, заговорил о том, как ему хочется быть с ней, нет, как он должен быть с ней там, на городских улицах, чтобы защищать ее и токали, только вот чертова нога…
А когда она повернулась к нему спиной и стала подниматься по лестнице на улицу, к ней снова вернулось то обеспокоенное, загнанное выражение, которое он уже видел на ее лице несколько раз с тех пор, как Кейн внезапно исчез позапрошлой ночью.
Он был уязвлен этим взглядом; он понимал, что теряет ее. Она видела его и Кейна в одной комнате, бок о бок, наблюдала за ними, сравнивала, и, видно, он чем-то ей не потрафил. Опять. Он не понимал этого, у него просто в голове не укладывалось. Как может женщина – да вообще кто угодно – предпочесть мрачного, вечно глядящего исподлобья убийцу Кейна ему, отважному герою с сияющими глазами? И тем не менее все случилось опять, как в повторяющемся кошмаре.
Ну почему даже теперь все в его жизни точно сговорились заставить его чувствовать себя вечно вторым?
Глупая сука.
Еще вчера он понял, что беды не миновать, когда она целый час продержала его в сырой промозглой надземной дыре, выясняя, куда делся Кейн и почему он исчез так внезапно. Особенно ей не давал покоя вопрос: что Кейн собирался сказать? Тут уж она вцепилась в него прямо мертвой хваткой – что он говорил, да как он себя вел, да что планировал сделать. Что, как, зачем, почему – вопросы сыпались из нее как из дырявого мешка, так что Ламораку даже захотелось ее ударить.
Вот есть такие бабы, которые молчат, только пока им вставляешь. Только твой член из нее – и понеслось!
При этом Ламорак отлично знал, что хотел сказать Кейн, а уж что он хотел сделать – и подавно. И как бы он тогда защищался? Со сломанной ногой, без оружия, ему оставалось только свернуться на полу калачиком и умереть. Уж кто-кто, а Кейн никогда не щадил беспомощных, в этом Ламорак не сомневался.
– Конечно, – задумчиво ответил Король, но вдруг нахмурился. – А где Кейн?
Свет фонаря сзади оставлял лицо Паллас в глубокой тени, так что прочесть что-либо по его выражению было невозможно, но ее голос прозвучал, как ему показалось, неуверенно:
– Он ушел.
Король и Таланн в унисон спросили:
– Как – ушел?
– Что, просто ушел, и все? – сказал Король, вставая и высвобождаясь из рук Таланн. – И ты его отпустила?
Рядом с ним встала Таланн, на ее лице было выражение обиженного недоверия.
– Что случилось? Что ты ему сказала?
– Ничего. – Из-за многодневной накопившейся усталости собственный голос показался Паллас бесцветным. – Я ничего ему не говорила. Это он приходил, чтобы передать сообщение. Передал и ушел. Как я могла его остановить?
– Я думала… – начала Таланн, – я думала, что…
Она осеклась и молча встряхнула головой, потом опустилась на ступеньку лестницы и, положив голову на сомкнутые ладони, уставилась туда, где гнездились на старых ящиках токали и Подданные Короля. По ее лицу было понятно, что она никого не видит.
Величество едва удостоил девушку вниманием – поразвлекались, и хватит, пора и дело делать. Он поднялся наверх, решительно взял Паллас за руку повыше локтя и отвел ее подальше от лестницы.
У костерка все еще грели руки Томми и другой Подданный. Величество рявкнул на них:
– Вы чего расселись? Не слышали, о чем дама просила? А ну, за Ламораком шагом марш!
Те, бурча себе под нос что-то о несправедливости судьбы, отправились выполнять поручение. Паллас указала им, куда идти, и они скрылись в темноте. Как только они ушли, Король напустился на Паллас.
– Ты что, с ума спятила, что ли? – прошипел он. – Рехнулась совсем? Да как ты могла ему позволить просто так взять и уйти? Я же говорил тебе, что́ сказал мне Тоа-Ситель!
Паллас взглянула на него точно издалека, взгляд у нее был затравленный. Вокруг ее глаз залегли морщинки напряжения, как будто каждая мысль и каждое слово давались ей с усилием, а Король не только не помогал ей сосредоточиться, но и раздражал.
– Тоа-Ситель ошибся.
– Откуда ты знаешь? А вдруг Кейн прямо сейчас бежит к Очам, чтобы донести?
– Знаю, и все.
Уверенность, с которой она произнесла эти слова, пригасила его подозрения, но ненадолго.
– Откуда ты знаешь? Ну да, на него это не похоже, но вы с Ламораком… Ревность способна толкнуть мужчину на многое, Паллас. Лучше бы нам увести отсюда токали на всякий случай.
Взгляд Паллас снова стал сосредоточенным, как будто она вернулась из своего далека.
– Никого не надо уводить. Кейн нас не выдаст; он не сможет.
– Очень мило с твоей стороны доверять ему до такой степени, но тут и о моей заднице речь, так что…
Паллас покачала головой и горько усмехнулась, как будто над шуткой, понятной ей одной, и не столько смешной, сколько горькой.
– Доверие тут ни при чем. Да и вообще, он уже час как ушел. Если бы он пошел к Котам или к Очам, то они уже были бы здесь.
– Черт, да я бы никогда не привел его сюда, если бы не был уверен, что тебя здесь нет. Такими вещами не рискуют.
Паллас дружески положила руку на его плечо:
– Величество, ты все правильно сделал, поверь. Фактически ты спас мне сегодня жизнь. Завтра на заре я начну выводить отсюда токали, так что все будет хорошо.
Она уронила руку и, снова глубоко задумавшись, отошла от него и стала спускаться в подвал.
«Хорошо, если так, – думал величество, наблюдая, как ее спина, покачиваясь, скрывается из поля его зрения. – Но если все окажется не так хорошо, то Кейну придется потрудиться, чтобы подыскать убедительные ответы на мои вопросы. Есть вещи, которые нельзя стерпеть даже от друга».
День пятый
– Что плохого в том, чтобы помогать людям?
– Плохого ничего нет, просто и смысла тоже нет. Рисковать жизнью за то, чтобы кто-то со слезами на глазах пожал тебе руку и сказал: «Спасибо»? Глупо.
– Это моя жизнь.
– Нет, Шанна. Это наша жизнь, забыла? Поэтому мы и поженились.
– А, ну да… я знала, что какая-то причина была, просто забыла какая.
– Шанна, черт…
– Нет, Хари. Нет. Брак должен делать человека больше, а не меньше, чем он есть. Брак должен добавлять что-то к жизни, а не отнимать от нее. Ты хочешь, чтобы я стала меньше, чтобы я стала такой, как…
– Ну, давай продолжай. Скажи уж.
– Хорошо, скажу: такой, как ты.
– Только не забывай, дерьмо всегда течет в обе стороны.
– Может быть. Наверное, в этом и была моя ошибка с самого начала. Не надо было все это затевать.
1
Пока заря красила небо над Анхананом в малиновый и бледно-розовый цвета, утренний туман над Большим Чамбайдженом отступал, оставляя лишь тонкие разрозненные пряди, которые быстро таяли в стремительно согревающемся воздухе.
В тумане к мосту Дураков спешили работники: конюхи, клерки – в общем, все те, кто трудится в Старом городе, не имея возможности там жить. Штаны у всех были туго обмотаны вокруг ног и подвязаны – брюки вокруг щиколоток, а бриджи под коленями.
И это была не дань моде, а суровая необходимость: вместе с людьми под прикрытием тумана в столицу возвращались иные обитатели, спеша к рассвету попрятаться в норах. Их число существенно превышало число двуногих. Среди последних было немало тех, кому случалось отплясывать крысиный танец, пока обезумевший от страха грызун, нырнув к нему в штанину и пытаясь найти выход, рвал ему ногу когтями и зубами. Повторять такое не хотелось никому.
Одна особенно крупная и мускулистая крыса с седой мордой, притаившись у паза, в который уже скоро должен был лечь верхний край подъемного моста, наблюдала оттуда за утренней церемонией. В блестящих черных глазах грызуна светился совсем не звериный ум.
Церемония шла прямо над аркой моста, а под ним текла река, черная, маслянисто-блестящая в прибывающем свете дня. Крыса разглядывала капитана охраны моста, который шагнул на площадку между зубцами башни. Его доспехи были не видны из-за складок широкого церемониального одеяния.
Дважды в день – на утренней заре и на вечерней – облачался капитан в одежды из полупрозрачной аквамариновой ткани, чтобы провести ритуал поклонения легендарному речному богу Чамбарайе. Утром капитан лил в воду масло из золотой чаши, прося у бога позволения опустить мост, вечером в чаше было вино, а бога благодарили за то, что люди весь день благополучно ходили и ездили по мосту через его реку.
Мост опустился. Крыса сначала метнулась в сторону, чтобы не попасть под его край, но, едва тот вошел в паз, она бросилась внутрь, в Старый город. Ее движения немного затрудняли два тонких шнурка, завязанные крест-накрест: они удерживали на спине животного пакет из промасленной бумаги. Из-за него крыса едва не погибла под сапогом шедшего мимо солдата: он хотел наступить на нее, но она вовремя увернулась и шмыгнула за первую попавшуюся конюшню.
Там она присела на задние лапки и задумалась. Если бы кто-то мог видеть ее сейчас, то наверняка испугался бы: мало того что крыса смотрела совсем как человек, она по-человечески терла передними лапами мордочку – так иногда человек, пытаясь принять непростое решение, напряженно трет лицо обеими руками. Но крыса не испытывала никакой нерешительности и даже не думала. Ее крошечный звериный интеллект, вместилищем которого служил орешек мозгового вещества в верхней части спинного мозга, был занят одной задачей: как разгрызть кожаный шнурок, который удерживал пакет.
Мысль, которая билась в ее глазах, и нерешительность полностью принадлежали Ламораку.
2
На заре она поцеловала его на прощание. Сегодня ей нужно было перевести токали на баржу, которая ждала их на реке. Предстояло несколько ходок с группами по четыре-пять человек – ровно столько она способна укрыть Плащом за один раз, не замедляя движения. Она кивнула и погладила его по щеке, когда он, оправдываясь, заговорил о том, как ему хочется быть с ней, нет, как он должен быть с ней там, на городских улицах, чтобы защищать ее и токали, только вот чертова нога…
А когда она повернулась к нему спиной и стала подниматься по лестнице на улицу, к ней снова вернулось то обеспокоенное, загнанное выражение, которое он уже видел на ее лице несколько раз с тех пор, как Кейн внезапно исчез позапрошлой ночью.
Он был уязвлен этим взглядом; он понимал, что теряет ее. Она видела его и Кейна в одной комнате, бок о бок, наблюдала за ними, сравнивала, и, видно, он чем-то ей не потрафил. Опять. Он не понимал этого, у него просто в голове не укладывалось. Как может женщина – да вообще кто угодно – предпочесть мрачного, вечно глядящего исподлобья убийцу Кейна ему, отважному герою с сияющими глазами? И тем не менее все случилось опять, как в повторяющемся кошмаре.
Ну почему даже теперь все в его жизни точно сговорились заставить его чувствовать себя вечно вторым?
Глупая сука.
Еще вчера он понял, что беды не миновать, когда она целый час продержала его в сырой промозглой надземной дыре, выясняя, куда делся Кейн и почему он исчез так внезапно. Особенно ей не давал покоя вопрос: что Кейн собирался сказать? Тут уж она вцепилась в него прямо мертвой хваткой – что он говорил, да как он себя вел, да что планировал сделать. Что, как, зачем, почему – вопросы сыпались из нее как из дырявого мешка, так что Ламораку даже захотелось ее ударить.
Вот есть такие бабы, которые молчат, только пока им вставляешь. Только твой член из нее – и понеслось!
При этом Ламорак отлично знал, что хотел сказать Кейн, а уж что он хотел сделать – и подавно. И как бы он тогда защищался? Со сломанной ногой, без оружия, ему оставалось только свернуться на полу калачиком и умереть. Уж кто-кто, а Кейн никогда не щадил беспомощных, в этом Ламорак не сомневался.