Герцог и я

– Что ж, – произнес он и бросил на нее обжигающий взгляд, – мне просто не терпится услышать, как вы произносите мое имя.

У нее возникло ощущение, что герцог намекает на что-то другое, но не была твердо уверена в своей правоте. Жаркая волна окатила ее лицо, грудь, руки… Дафна невольно попятилась и отгородилась спинкой кресла.

– Какие красивые цветы вы принесли.

Он слегка прикоснулся к букету кончиками пальцев.

– Голландцы умеют их выращивать.

– Изумительный букет!

– Но он не для вас.

– Что?

– Он для вашей матушки.

– Ах как умно и дипломатично, Саймон! – На имени она сделала ударение. – Мама просто растает от удовольствия. Но вам это не сулит ничего хорошего.

– Отчего же?

– Такая любезность лишь утвердит ее в мысли, что вас нужно заполучить в зятья. И станет добиваться этого с удвоенной силой.

– Тогда возьмите букет себе!

– Теперь уже нет!.. Насколько понимаю, мама и без букета доверяет вам больше, нежели кому бы то ни было. Так надолго она еще никогда не оставляла меня с джентльменами.

– Неужели?

– Во всяком случае, время от времени подходила к дверям.

– Возможно, она и сейчас там?

Дафна повернула голову, прислушалась.

– Нет, я бы слышала стук ее каблуков. – Она снова подняла на него глаза. – Но прежде чем мама вернется, хочу поблагодарить вас.

– За что, если не секрет?

– Ваш замысел хорошо действует. По крайней мере в мою пользу.

– Уже? Каким образом?

– Разве вы не заметили, сколько кавалеров пожаловало сегодня ко мне чуть ли не с утра?

Он скрестил руки на груди, насмешливо улыбнулся:

– Я с трудом сосчитал их.

– Такого наплыва никогда не наблюдалось. Мама просто раздулась от гордости! Даже Гумбольдт, наш дворецкий, сиял. Я с рождения не видела улыбки на его лице. Ой, смотрите, у вас намок сюртук! Это от цветов. Вы их слишком сильно прижимали к себе.

Она непроизвольно приблизилась, прикоснулась к его одежде, желая стряхнуть капли. И тут же отпрянула, поняв, что делает не то, ощутив сквозь ткань жар и силу его тела.

Она залилась румянцем до самой шеи.

Губы Саймона снова растянулись в очаровательно-саркастической улыбке, и он негромко произнес:

– Отдал бы все свое состояние, чтобы разгадать, о чем вы сейчас подумали.

Дафна вспыхнула еще больше и даже раскрыла рот, чтобы дать отпор наглецу, но, к счастью, в этот момент в комнату вплыла леди Бриджертон и воскликнула:

– Прошу простить, что так надолго оставила вас! У этого Крейна лошадь потеряла подкову, и я, конечно, сопроводила его на конюшню и помогла отыскать конюха и этого… как его… кузнеца.

Дафне оставалось только безмерно удивляться, ибо за всю свою жизнь она не помнила, чтобы нога матери переступала порог конюшни.

– Вы исключительно заботливая хозяйка, – сказал Саймон, вновь подхватывая букет и вручая ей. – Это для вас. Извините, что не отдал раньше.

– Мне? Серьезно?

Что-то трогательно-детское было в ее возгласе, в расширившихся глазах, из чего Дафна сделала запоздалый вывод, что, видимо, многие годы никто не дарил цветов ее матери. Даже покойный супруг.

– Не знаю, что и сказать вам, ваша светлость… – смущенно проговорила Вайолет.


– Просто скажи «спасибо», мама, – посоветовала Дафна, смягчив очередную колкость теплой улыбкой.

– Ох, Дафна, гадкая девчонка! – Вайолет шлепнула ее по руке.

Она сама была похожа в эти минуты на разыгравшуюся девчонку. Дафна не могла припомнить, когда мать выглядела так молодо.

– Спасибо, ваша светлость, – поблагодарила Вайолет. – Этот чудесный букет имеет для меня особое значение, я его не забуду.

Было видно, что Саймон собирался что-то ответить, но потом передумал и почтительно склонил голову.

А Дафна сказала себе: как мало бывает нужно для того, чтобы человек пусть ненадолго, но почувствовал себя счастливым. И Саймон сумел сделать это… Саймон. Герцог Гастингс…

«Я буду дурой, – подумала она, – если не сумею влюбиться в такого мужчину. А еще будет замечательно, если он разделит мои чувства. А пока неплохо бы хоть чем-то помочь матери, проявить внимание».

– Мама, – сказала Дафна, почти изнемогая от переполнивших ее добрых чувств. – Я принесу вазу.

– Что? – От удивления Вайолет чуть не уронила букет. – Да, конечно. Скажи Гумбольдту, пускай найдет ту хрустальную, моей бабушки.

Дафна уже направилась к двери, чтобы выполнить это поручение, когда на пороге возникла грозная фигура старшего брата.

– А, – вместо приветствия сказал он, – вот с тобой-то я и хотел продолжить разговор, сестрица.

– Немного позднее, Энтони, – миролюбиво ответила она. – Мама просила принести вазу. Гастингс подарил ей цветы.

– Он у нас? – не скрывая неодобрения, спросил Энтони. – Что ты здесь делаешь, Саймон?

– Наношу визит твоей сестре, как видишь.

Энтони прошел в глубь комнаты. Вид у него по-прежнему был разгневанный. Настоящая грозовая туча…

– Я, кажется, не давал тебе разрешения ухаживать за моей сестрой! – прогремел он. – Проявлять столь повышенное внимание!

– Это разрешила я, – пришла на помощь леди Бриджертон, подходя к сыну и чуть не тыча ему в нос букет. – Посмотри, какие тюльпаны! Они прекрасны, не правда ли?

Энтони невольно пришлось их понюхать и запачкать нос пыльцой.

– Мама, – проворчал он, отстраняясь, – я хочу поговорить с герцогом.

Последнее слово прозвучало у него почти как ругательство.

Вайолет повернулась к Саймону.

– Вы имеете такое желание?

– Ни малейшего, – любезно ответил он.

– Тогда вопрос решен. Успокойся, Энтони.

Дафна зажала рукой рот, но все равно ее смех прорвался наружу.

– А ты… – Энтони ткнул пальцем в сторону сестры, – тоже успокойся. Не вижу ничего смешного.

– Пожалуй, я все-таки схожу за вазой, – сказала Дафна.

– А меня оставите на милость вашего брата? – жалобно произнес Саймон. – Нет уж, пожалуйста, не делайте этого.

– Но тогда могут завянуть цветы. Кроме того, – Дафна слегка нахмурилась, – неужели вы не осмеливаетесь поговорить с моим братом по-мужски, Саймон?

– Саймон? – взвился Энтони. – Уже Саймон? Только этого не хватало!

Не обращая внимания на крик приятеля, герцог с изысканной любезностью ответил:

– Дело отнюдь не в моей нерешительности, Дафна. Просто не хочу вмешиваться в ваши с ним отношения.

– Будь я проклят, да что здесь происходит? – снова взорвался Энтони. – Какого черта…

– Энтони! – воскликнула виконтесса. – Я запрещаю тебе так выражаться в моей гостиной!

Дафна опять фыркнула.

Лицо Саймона сохраняло выражение, присущее учтивому гостю. Он лишь слегка повернул голову в сторону раздраженного друга.

Тот ответил яростным взглядом и затем вновь обратился к матери.

– Я очень люблю Саймона, – пытаясь говорить спокойно, произнес он. – Но мой друг не из тех людей, кому следует доверять в данном случае. Можете вы это понять, черт…