Генетическая ошибка
Часть 21 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Красиво. – Она повертела браслет в руках. – Тонкая работа. Раньше этим занималась?
– Никогда.
Начальница кивнула:
– Ну да, ты же у нас миссис умелые ручки. Мастер на тебя не нахвалится.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Марина.
– Я буду носить. – Спиридонова повернулась к ней спиной и хотела было идти, но вдруг обернулась. – Браслет – это хорошо. А что с глазами?
– Что? – не поняла Марина.
– Глаза опухшие. Почему? Вроде никто не обижает. Или есть что-то? Говори, не стесняйся.
– Никто меня не обижает, – тихо проговорила Марина, стараясь заставить подбородок не дрожать.
– Так, отставить истерики. – Спиридонова открыла дверь. – Идем со мной.
Она привела Марину к себе в кабинет. Марина здесь еще не была. Над столом висела большая цветная фотография – белокурая малышка лет пяти в ажурной панамке.
– Дочка? – Марина кивнула на снимок.
– Дочка. Присаживайся. – Спиридонова указала на стул в углу.
Марина села и опустила глаза.
– Вот что я тебе скажу. – Спиридонова подошла и встала рядом. – Плакать здесь нельзя. Со слезами теряешь силы. А они здесь нужны. Иначе не выжить. Ты мне поверь, я тут уже десять лет. Многое повидала.
– Я верю, – проговорила Марина.
– Точно никто не обижает?
– Нет.
– Дома что-то?
Марина кивнула и закрыла лицо руками.
– Я же ясно сказала – отставить истерику. Не то отправлю в ШИЗО. Что случилось?
– Муж… – прошептала Марина сквозь слезы. – Муж… бросил… не пишет, не звонит. Не приехал ни разу. Его моя мама видела… видела с моей… подругой… – Горло перехватил спазм. Марина замолчала, глядя на Спиридонову полными слез глазами.
Та тоже молчала, только хмурила изящно нарисованные брови.
– Ну что муж. Что подруга. Дети есть?
Марина покачала головой:
– Нет.
– Нет, ну и слава богу. Как говорится, катись колбаской по Малой Спасской. – Спиридонова вдруг улыбнулась. Ее улыбка была крайней редкостью, и Марина поглядела на начальницу с удивлением. – Мой вот тоже спутался и именно что с подругой. Марьяшке годик всего был. Я с ней в сквере гуляла, вернулась – а они в спальне. Ну я взяла швабру и их обоих в чем мать родила за дверь и вышибла. Ничего, жива. Чего о таких жалеть? Ты ж не Дашка, не Кристина, не Шурка. Молодая, красивая, образованная. Выйдешь через год по УДО, пошлешь его к такой-то фене. Найдешь себе другого, в сто раз лучше. А станешь сырость разводить, от твоей красоты ничего не останется. Будешь, как Люська, с опухшей мордой ходить. Та тоже дура, два года проревела, своего благоверного оплакивая. Распустила себя, а была сорок шестого размера. Дальше больше, ушами хлопала, так на базе, где она работала, товар на кругленькую сумму сперли, да на нее и свалили. Подставили по полной. Вот так плакать-то.
– Откуда вы все это знаете? – Марина изумленно глядела на начальницу.
– Я про всех все знаю. – Спиридонова закусила губу и отвернулась от Марины к окну. Помолчала немного и тихо добавила: – Сестра она моя. Старшая. Чтоб ее разорвало.
– Сестра?!
Марина сидела пораженная. Вот, оказывается, чем объясняется расположенность начальницы к дневальной. В голову не могло прийти такое, настолько они разные. Совершенно непохожие.
– Короче, я тебе ничего не говорила. – Спиридонова сощурила глаза. В них была угроза. – Пикнешь кому-нибудь, смотри.
– Не пикну.
– Плакать не будешь больше?
– Нет.
– Тогда свободна. А за браслет спасибо.
Марина вышла из кабинета и вернулась в спальню. Люська дремала на своей кровати после ночного дежурства. Марина покосилась на нее с любопытством и принялась разбираться в тумбочке.
26
Слова Спиридоновой подействовали на Марину отрезвляюще. В самом деле, если она будет плакать каждую ночь, в кого она превратится в скором времени? Жизнь не закончилась, она продолжается. И календарь ее пестрит зачеркиваниями. Одна шестая срока позади, если надеяться на УДО, как сказала начальница.
Марина решила возобновить занятия английским и ежедневно читала не менее десяти страниц в подлиннике. Она плела макраме, и ее работы уже красовались на лагерной выставке. Мастер перевела ее в бригадиры. Словом, Марина прилагала все силы к тому, чтобы у начальства были веские основания рекомендовать ее к условно-досрочному освобождению.
В начале августа вдруг зарядили дожди. Погода испортилась, стало холодно. Сидя за машинкой в цеху, Марина с грустью поглядывала в окна, сплошь залитые водой. За ними все было серо и безрадостно. «И это ведь еще лето в разгаре, – думала она с тоской. – А что будет осенью?» Ливни были такие сильные, что женщины успевали вымокнуть до нитки, добираясь из цехов в бараки.
В один из таких дней, Марина, вернувшись с работы, как всегда, скинула мокрую одежду и отправилась в душ. Нагревшись как следует, она переоделась и вернулась в спальню, думая, чем ей заняться вечером – идти в клуб или остаться дома и побольше почитать? Она вдруг с удивлением заметила, что стала называть барак домом. Да, ко всему привыкает человек, не зря так говорится. Дверь открылась, и вошла Спиридонова.
– Красникова, пляши.
Марина вскочила с кровати.
– Письмо? Из дома?
– Лучше. К тебе приехали. Быстренько собирайся и дуй в административный корпус. Тебя там ждут.
Марина лихорадочно натягивала вещи, руки ее тряслись. Неужели Сережка приехал! Даже не предупредил, вот поросенок. А она – в каком виде! Только после душа, лицо красное, волосы не до конца просохли. Марина глянула в маленькое карманное зеркальце. Слегка мазнула губы помадой. Накинула на голову палантин, надела бушлат, сунула ноги в сапоги и выбежала на улицу. К ее радости, дождь стал значительно меньше, почти закончился. Она побежала к административному корпусу, стараясь обходить многочисленные глубокие лужи.
– Красникова? – Сержант на посту оглядел ее цепким взглядом. – Зайдите к начальнику.
– Зачем? – удивилась Марина.
– Отставить разговоры. Направо второй кабинет.
Недоумевая, Марина повернула направо по коридору и остановилась перед дверью с табличкой «Начальник колонии, полковник Городков В. К.». «Что еще придумал Сережка, – вертелось у нее в мозгу. – Почему не сделать все по-людски? При чем здесь начальник?» Она постучала.
– Зайдите, – ответил густой бас.
Марина толкнула дверь и вошла. Первым, кого она увидела, был… Ковалев! Он стоял рядом с крепким седоватым мужчиной лет сорока пяти, румяным и низкорослым. Это и был полковник Городков, начальник женской колонии. От изумления Марина попятилась назад и уперлась спиной в дверь.
– Заходите, Красникова, не топчитесь на пороге, примета есть плохая, – все тем же густым, почти оперным басом, проговорил Городков.
Марина сделала пару шагов вперед.
– Вот, разрешите представить. – Он кивнул на Ковалева. – Сын моего покойного друга. Петя Ковалев был мне, как брат.
Марина во все глаза смотрела на Ковалева. Лицо того было невозмутимым, по обыкновению красноватым, но совершенно спокойным. Он слегка наклонил голову в знак приветствия, но ничего не произнес.
– Я… не… – начала Марина, но полковник перебил ее:
– Лейтенант хочет побеседовать с вами. Вы сейчас пройдете по коридору, вас проводят. Там есть место, где можно спокойно посидеть. Все ясно?
– Ясно. – Марина кивнула.
– Тогда идите. – Полковник хлопнул Ковалева по плечу.
В коридоре давешний сержант бодро прищелкнул каблуками.
– Товарищ лейтенант, туда. – Он провел Марину и Ковалева к кабинету с надписью «Бухгалтерия». – Заходите, там свободно. Бухгалтеры переехали на второй этаж.
Ковалев распахнул перед Мариной дверь, и она вошла в комнату, где стояли стол, пара кресел и небольшой диванчик. Ковалев плотно прикрыл дверь и остановился напротив Марины.
– Присаживайтесь, Марина Владимировна.
– Что это еще за фокусы? – вполголоса, но со злостью, проговорила Марина. – Зачем вы здесь? Соскучились по чтению нравоучений? Решили напомнить мне, какая я сволочь?
– Присядьте, – мягко, но настойчиво повторил Ковалев. – Мне нужно вам кое-что сказать.
– Интересно что? Опять напомнить о вдове Гальперина? О том, что она варит детям последние сосиски?
– Вы не ошиблись, я хочу поговорить именно об Анне Гальпериной. – Ковалев взглянула Марине прямо в глаза. Было в его взгляде нечто такое, что заставило Марину умерить свой злобный пыл и замолчать.
– Присядьте уже, – в третий раз попросил Ковалев.
Марина села на диванчик. Он придвинул кресло и сел рядом.
– Что вы хотели сказать? – Марина слегка откинулась на спинку и высокомерно подняла голову.
– Никогда.
Начальница кивнула:
– Ну да, ты же у нас миссис умелые ручки. Мастер на тебя не нахвалится.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Марина.
– Я буду носить. – Спиридонова повернулась к ней спиной и хотела было идти, но вдруг обернулась. – Браслет – это хорошо. А что с глазами?
– Что? – не поняла Марина.
– Глаза опухшие. Почему? Вроде никто не обижает. Или есть что-то? Говори, не стесняйся.
– Никто меня не обижает, – тихо проговорила Марина, стараясь заставить подбородок не дрожать.
– Так, отставить истерики. – Спиридонова открыла дверь. – Идем со мной.
Она привела Марину к себе в кабинет. Марина здесь еще не была. Над столом висела большая цветная фотография – белокурая малышка лет пяти в ажурной панамке.
– Дочка? – Марина кивнула на снимок.
– Дочка. Присаживайся. – Спиридонова указала на стул в углу.
Марина села и опустила глаза.
– Вот что я тебе скажу. – Спиридонова подошла и встала рядом. – Плакать здесь нельзя. Со слезами теряешь силы. А они здесь нужны. Иначе не выжить. Ты мне поверь, я тут уже десять лет. Многое повидала.
– Я верю, – проговорила Марина.
– Точно никто не обижает?
– Нет.
– Дома что-то?
Марина кивнула и закрыла лицо руками.
– Я же ясно сказала – отставить истерику. Не то отправлю в ШИЗО. Что случилось?
– Муж… – прошептала Марина сквозь слезы. – Муж… бросил… не пишет, не звонит. Не приехал ни разу. Его моя мама видела… видела с моей… подругой… – Горло перехватил спазм. Марина замолчала, глядя на Спиридонову полными слез глазами.
Та тоже молчала, только хмурила изящно нарисованные брови.
– Ну что муж. Что подруга. Дети есть?
Марина покачала головой:
– Нет.
– Нет, ну и слава богу. Как говорится, катись колбаской по Малой Спасской. – Спиридонова вдруг улыбнулась. Ее улыбка была крайней редкостью, и Марина поглядела на начальницу с удивлением. – Мой вот тоже спутался и именно что с подругой. Марьяшке годик всего был. Я с ней в сквере гуляла, вернулась – а они в спальне. Ну я взяла швабру и их обоих в чем мать родила за дверь и вышибла. Ничего, жива. Чего о таких жалеть? Ты ж не Дашка, не Кристина, не Шурка. Молодая, красивая, образованная. Выйдешь через год по УДО, пошлешь его к такой-то фене. Найдешь себе другого, в сто раз лучше. А станешь сырость разводить, от твоей красоты ничего не останется. Будешь, как Люська, с опухшей мордой ходить. Та тоже дура, два года проревела, своего благоверного оплакивая. Распустила себя, а была сорок шестого размера. Дальше больше, ушами хлопала, так на базе, где она работала, товар на кругленькую сумму сперли, да на нее и свалили. Подставили по полной. Вот так плакать-то.
– Откуда вы все это знаете? – Марина изумленно глядела на начальницу.
– Я про всех все знаю. – Спиридонова закусила губу и отвернулась от Марины к окну. Помолчала немного и тихо добавила: – Сестра она моя. Старшая. Чтоб ее разорвало.
– Сестра?!
Марина сидела пораженная. Вот, оказывается, чем объясняется расположенность начальницы к дневальной. В голову не могло прийти такое, настолько они разные. Совершенно непохожие.
– Короче, я тебе ничего не говорила. – Спиридонова сощурила глаза. В них была угроза. – Пикнешь кому-нибудь, смотри.
– Не пикну.
– Плакать не будешь больше?
– Нет.
– Тогда свободна. А за браслет спасибо.
Марина вышла из кабинета и вернулась в спальню. Люська дремала на своей кровати после ночного дежурства. Марина покосилась на нее с любопытством и принялась разбираться в тумбочке.
26
Слова Спиридоновой подействовали на Марину отрезвляюще. В самом деле, если она будет плакать каждую ночь, в кого она превратится в скором времени? Жизнь не закончилась, она продолжается. И календарь ее пестрит зачеркиваниями. Одна шестая срока позади, если надеяться на УДО, как сказала начальница.
Марина решила возобновить занятия английским и ежедневно читала не менее десяти страниц в подлиннике. Она плела макраме, и ее работы уже красовались на лагерной выставке. Мастер перевела ее в бригадиры. Словом, Марина прилагала все силы к тому, чтобы у начальства были веские основания рекомендовать ее к условно-досрочному освобождению.
В начале августа вдруг зарядили дожди. Погода испортилась, стало холодно. Сидя за машинкой в цеху, Марина с грустью поглядывала в окна, сплошь залитые водой. За ними все было серо и безрадостно. «И это ведь еще лето в разгаре, – думала она с тоской. – А что будет осенью?» Ливни были такие сильные, что женщины успевали вымокнуть до нитки, добираясь из цехов в бараки.
В один из таких дней, Марина, вернувшись с работы, как всегда, скинула мокрую одежду и отправилась в душ. Нагревшись как следует, она переоделась и вернулась в спальню, думая, чем ей заняться вечером – идти в клуб или остаться дома и побольше почитать? Она вдруг с удивлением заметила, что стала называть барак домом. Да, ко всему привыкает человек, не зря так говорится. Дверь открылась, и вошла Спиридонова.
– Красникова, пляши.
Марина вскочила с кровати.
– Письмо? Из дома?
– Лучше. К тебе приехали. Быстренько собирайся и дуй в административный корпус. Тебя там ждут.
Марина лихорадочно натягивала вещи, руки ее тряслись. Неужели Сережка приехал! Даже не предупредил, вот поросенок. А она – в каком виде! Только после душа, лицо красное, волосы не до конца просохли. Марина глянула в маленькое карманное зеркальце. Слегка мазнула губы помадой. Накинула на голову палантин, надела бушлат, сунула ноги в сапоги и выбежала на улицу. К ее радости, дождь стал значительно меньше, почти закончился. Она побежала к административному корпусу, стараясь обходить многочисленные глубокие лужи.
– Красникова? – Сержант на посту оглядел ее цепким взглядом. – Зайдите к начальнику.
– Зачем? – удивилась Марина.
– Отставить разговоры. Направо второй кабинет.
Недоумевая, Марина повернула направо по коридору и остановилась перед дверью с табличкой «Начальник колонии, полковник Городков В. К.». «Что еще придумал Сережка, – вертелось у нее в мозгу. – Почему не сделать все по-людски? При чем здесь начальник?» Она постучала.
– Зайдите, – ответил густой бас.
Марина толкнула дверь и вошла. Первым, кого она увидела, был… Ковалев! Он стоял рядом с крепким седоватым мужчиной лет сорока пяти, румяным и низкорослым. Это и был полковник Городков, начальник женской колонии. От изумления Марина попятилась назад и уперлась спиной в дверь.
– Заходите, Красникова, не топчитесь на пороге, примета есть плохая, – все тем же густым, почти оперным басом, проговорил Городков.
Марина сделала пару шагов вперед.
– Вот, разрешите представить. – Он кивнул на Ковалева. – Сын моего покойного друга. Петя Ковалев был мне, как брат.
Марина во все глаза смотрела на Ковалева. Лицо того было невозмутимым, по обыкновению красноватым, но совершенно спокойным. Он слегка наклонил голову в знак приветствия, но ничего не произнес.
– Я… не… – начала Марина, но полковник перебил ее:
– Лейтенант хочет побеседовать с вами. Вы сейчас пройдете по коридору, вас проводят. Там есть место, где можно спокойно посидеть. Все ясно?
– Ясно. – Марина кивнула.
– Тогда идите. – Полковник хлопнул Ковалева по плечу.
В коридоре давешний сержант бодро прищелкнул каблуками.
– Товарищ лейтенант, туда. – Он провел Марину и Ковалева к кабинету с надписью «Бухгалтерия». – Заходите, там свободно. Бухгалтеры переехали на второй этаж.
Ковалев распахнул перед Мариной дверь, и она вошла в комнату, где стояли стол, пара кресел и небольшой диванчик. Ковалев плотно прикрыл дверь и остановился напротив Марины.
– Присаживайтесь, Марина Владимировна.
– Что это еще за фокусы? – вполголоса, но со злостью, проговорила Марина. – Зачем вы здесь? Соскучились по чтению нравоучений? Решили напомнить мне, какая я сволочь?
– Присядьте, – мягко, но настойчиво повторил Ковалев. – Мне нужно вам кое-что сказать.
– Интересно что? Опять напомнить о вдове Гальперина? О том, что она варит детям последние сосиски?
– Вы не ошиблись, я хочу поговорить именно об Анне Гальпериной. – Ковалев взглянула Марине прямо в глаза. Было в его взгляде нечто такое, что заставило Марину умерить свой злобный пыл и замолчать.
– Присядьте уже, – в третий раз попросил Ковалев.
Марина села на диванчик. Он придвинул кресло и сел рядом.
– Что вы хотели сказать? – Марина слегка откинулась на спинку и высокомерно подняла голову.