Где-то во Франции

– У меня есть друг, он работает в одном из полевых лазаретов. Очень дорогой для меня друг. – Она говорила осторожно, стараясь не выдать пол этого друга. – И я понадеялась, может быть, если это не слишком сложно, вы сможете…

– Прикрепить вас к этому лазарету?

– Да. Но только если это не слишком затруднительно.

– Это ничуть не затруднительно. Я не забыла, как вы подменили капрала Пайка в тот день. Такой сварливый человек, – сказала она, морща нос при этих воспоминаниях. – Давайте посмотрим, есть ли в моем списке ваш лазарет.

– Пятьдесят первый. Кажется, он расположен близ Эр-сюр-ла-Лис.

– Ммм… Пятьдесят первый… Так вот он, здесь. Только они больше не в Эре. Они в Мервиле, если вас устроит.

– Вероятно. Шел разговор, что их могут перевести.

– Так. Что у них здесь написано? Ага, они ждут водителей из Булони.

– Понятно, – сказала Лилли. Ее надежда рассеялась как дым. – Извините, Бога ради, что побеспокоила вас.

– Не сдавайтесь вы так легко. Я это без труда могу поменять. Нужно только телеграфировать в наш офис в Булони.

– Огромное вам спасибо. Вы не представляете, как я вам благодарна.

– Это самая малость, какую я могу для вас сделать, мисс Эшфорд. – Она протиснулась мимо Лилли, направляясь в коридор. – Я через минуту, – весело сказала она, исчезая.

Мисс Блайт вернулась через полчаса с пачкой бумаг под мышкой.

– Извините, что так долго. У них трудности с прямой линией, и телеграфному оператору пришлось предпринять какой-то сложный обходной маневр.

– И?.. – осторожно спросила Лилли.

– И все устроилось, – подтвердила мисс Блайт. – Мы отправим четырех водителей в Пятьдесят первый, а они – в двадцать второй, куда поначалу должны были ехать вы. А теперь скажите, кто из ваших подружек поедет с вами?

Все оборачивалось как нельзя лучше. Гораздо лучше, чем надеялась Лилли.

– Констанс Эванс, Анни Дауд и Бриджет Галахер, если вы не возражаете. Спасибо.

– Как я уже сказала, мисс Эшфорд, для меня это не составляет труда.



На следующее утро ровно в девять часов корабль Его Величества «Инвикта» покинул гавань Фолкстона со строевыми частями на борту и небольшим контингентом рекрутов ЖВК. Лилли, Констанс и остальные женщины общим числом тридцать на время двухчасового пересечения Канала разместились в маленькой столовой. Предположительно их разместили там для их же удобства, но Лилли подозревала, что намерение состояло в том, чтобы как можно дольше отделять их от мужчин.

Через несколько минут воздух загустел от безошибочно узнаваемого запаха морской болезни, а также от выдыхаемого нервными курильщицами дыма. Констанс нашла пару сидений возле иллюминаторов, но изредка прорывавшийся внутрь порыв свежего воздуха почти не уменьшал неприятных ощущений Лилли, и вскоре она уже спрашивала себя, не следует ли ей запастись эмалированным ведерком, какие раздали ее недомогающим товарищам по несчастью. Даже Анни и Бриджет примолкли, укачанные морским недугом и не способные теперь ни на что, кроме как стонать и склоняться над одним общим ведром на двоих.

И когда Лилли уже решила, что больше она этого не вынесет, до них донесся крик мужчин с палубы.

– Что это? Кто-то увидел подводную лодку? – с тревогой в голосе спросила она у Констанс.

– Нет, глупая. Мы входим в гавань Булони. Если бы ты только оторвала голову от рук и посмотрела в окно, ты бы поняла, о чем это я.

Лилли посмотрела в ближайший к ней иллюминатор, приоткрытый Констанс, когда они разместились здесь, и увидела обещанное. Они и вправду были уже во Франции.

– Который час? – спросила Констанс.

– Четверть двенадцатого. А вернее, четверть первого. У нас теперь континентальное время.

Лилли перевела часы. Потом опять откинулась к спинке своего сиденья, когда ей в нос ударила вонь, от которой спастись здесь не представлялось возможным.

Прежде чем их выпустили из чистилища на верхнюю палубу, где к тому времени уже не осталось солдат, прошел еще один невероятно долгий час. Представительница ЖВК построила женщин в аккуратную колонну по двое, и они, покинув корабль, отправились на железнодорожный узел в нескольких сотнях ярдов от порта. На территории порта, по которой они шли (некоторых женщин еще немного покачивало), их ждало еще одно потрясение – отовсюду до них доносилась французская речь. Наконец они оказались в другой стране, всего в нескольких часах езды от места их назначения.

– Все внимание!

– Тихо, девушки, – это помощница местного представителя нашей службы. Тишина, пусть она говорит.

Констанс следовало бы стать офицером, подумала Лилли, слушая ее повелительный голос.

– Пожалуйста, поднимите руки те из вас, кто дальше направляется в сторону Сент-Омера и места к западу от него. Ага, вижу. Пожалуйста, вам на платформу три. Там вас встретит один из наших сотрудников. Что касается остальных, то вы все, кажется, остаетесь в Булони. В Этапль никто не едет? Значит, все. Кто в Сент-Омер, идите вперед по указателям, все остальные со мной.

С этими словами она развернулась и пошла, не поворачиваясь, оставив Лилли, ее друзей и четырех других их спутниц там, где они стояли.

– Она сказала, идти по знакам…

– Она сказала, третья платформа?

– Я не вижу ни одного знака, который показывал бы на третью платформу.


– А если мы не сможем ее найти до отъезда поезда? Что тогда будем делать?

– Я знаю, куда идти.

Поначалу только Констанс услышала Лилли.

– Ты о чем, Лилли?

– Я знаю, куда идти. Я читаю по-французски. Нам нужен знак, на котором написано ‘quai numéro trois’ или какие-то похожие слова. Это может быть слово quai с последующей тройкой и буквой «е» после нее. О, постойте… Кажется, я вижу!

– И чего ты тогда ждешь? – Констанс рассмеялась. – Пошли все. Лилли нас спасла. Следуем за ней.

В считаные секунды они оказались на нужной платформе, где их встретила молодая представительница ЖВК, которая явно испытала облегчение, увидев, что ее подотчетные прибыли более или менее вовремя.

– Всем привет. Займите, пожалуйста, ваши места в поезде, ваши вещи уже погружены.

У нее приятное лицо, подумала Лилли, и четкое, немного в нос произношение человека, который учился в хорошей школе, а возможно, даже в университете. Она была точно такой женщиной, какой когда-то хотела стать и сама Лилли.

Когда они устроились в вагоне, в котором были ряды скамеек, а не отдельные скамьи, представитель ЖВК хлопнула в ладоши и замерла в ожидании, на ее лице появилось непроницаемое выражение; наконец все смолкли.

– Огромное вам спасибо. Как вам всем известно, мы сейчас направляемся в Сент-Омер. Это в тридцати милях отсюда по прямой, так что мы доберемся до места к вечеру. Если вам нужно по делам, я вам предлагаю сделать это, пока мы стоим. Туалет в дальнем конце вагона.

Более важным, по крайней мере для Лилли, был вопрос о том, что они будут есть, хотя время обеда прошло более часа назад. Возможно, порядочной пищи они не увидят до Сент-Омера. В животе у нее заурчало, но поделать она ничего не могла; даже Констанс, обычно девушка организованная, взяла с собой только плитку шоколада.

Она обхватила себя за живот и, глядя в окно, погрузилась в созерцание французского ландшафта, такого похожего на английский и в то же время неуловимо неповторимого. Может быть, дело было в домах, подумала она, с их черепичными крышами и белеными стенами.

Погода стояла отличная, и Лилли, восхищавшейся сочными полями, на которых здесь и там паслись упитанные овцы, показалось, что война идет где-то совсем в другом мире. Как иначе могла она примирить эту лесистую благодать, неторопливо уплывающую назад за окном, с тем знанием, что где-то во Франции, менее чем в сотне миль отсюда, идет стрельба, палят пушки и тысячи людей сражаются, убивают друг друга и умирают?





– 19 –




Представитель ЖВК встречала их, когда поезд ближе к вечеру добрался до Сент-Омера.

– Четверых из вас я везу в Пятьдесят первый, а других четверых в Пятьдесят четвертый. Верно? Отлично. Двоих я могу посадить впереди со мной, остальным придется ехать сзади.

Обычно этот путь занимал не более полутора часов, но грузовик, на котором их везли, дряхлый трехтонный «Деннис», должен был останавливаться через каждые пять миль, поскольку перегревался, а потом они проводили долгие минуты на обочине дороги, ждали, когда остынет радиатор, чтобы их водитель мог снова заполнить его и снова завести двигатель.

Как ни спешила Лилли в Мервиль, она была благодарна за эти остановки, которые давали ей передышки не в последнюю очередь от зубодробительной езды и тесного пространства пахучего кузова.

Когда они остановились в четвертый или пятый раз, она плюнула на правила приличия и улеглась на травянистом краю дороги. Это ложе после беспощадных скамеек грузовика показалось ей мягчайшей периной.

Бриджет последовала примеру Лилли и, хохотнув, растянулась на траве рядом с ней.

– Отличная мысль. Я бы здесь весь день пролежала.

– Если бы мы только могли, – согласилась Лилли. – Что угодно, только не залезать в этот грузовик.

– Ты в порядке, птичка? – спросила ее подруга. – Ты сегодня сама не своя, прости, если лезу не в свое дело.

– Я в порядке. Просто размышляю, как мы будем жить на новом месте.

– И я тоже. Прям не знаю, как я расскажу моему Гордону. Когда я записывалась, я поклялась всеми святыми, что не позволю им отправить меня в какое-нибудь опасное место. А теперь посмотри на меня!

– Ты думаешь, он расстроится, когда узнает?

– О да. Он бесится как мокрая курица, если я что сделаю не по‐его. Но потом быстро успокаивается. Всегда так.

Лилли улыбнулась, но ничего не сказала, просто подставила лицо солнцу. «Сколько еще осталось, – в тысячный раз за этот день спросила она себя, – до того мгновения, когда я увижу его? Рассердится ли он? Или, несмотря ни на что, будет рад видеть меня?»

От солнца у нее начала болеть голова, и поэтому она отвернула лицо от его лучей и принялась разглядывать сплетение стеблей травы под своей вытянутой рукой. Она почувствовала легчайшее щекочущее прикосновение, посмотрела на свой указательный палец, увидела, что на него заползла божья коровка. Жучок замер, принялся складывать и раскладывать крылышки, словно наслаждаясь теплом своей посадочной площадки.

Потом она услышала урчание заведенного мотора, пересадила крохотное насекомое на завязь одуванчика и, убедившись, что коровка надежно ухватилась лапками за растение, забралась в кузов грузовика. Если повезет, они доберутся до Мервиля еще до темноты.

Эта остановка на обочине дороги была последней, грузовичок словно взялся за ум и ровно урчал, спокойно проезжая остаток пути. Женщины погрузились в молчание, они устали перекрикивать рев мотора, и тут до Лилли донесся странный звук. Поначалу она решила, что это раскаты грома, но тембр звука был пугающе низким, а его аритмичный нестройный барабанный бой ни на мгновение не прекращался.

Прежде всего этот звук был настолько неотчетливым, что она едва могла различать его за раздражающим шипением радиатора машины, но с каждой оставшейся позади милей звук этот становился громче и сильнее, и Лилли стало казаться, что под ними сотрясается земля. Она поймала взгляд Констанс и в это мгновение все поняла.

Это пушки. Чудовищные пушки, немецкие, и британские, и французские, выплевывали снаряды, которые оставляли разорение в полях и деревнях этого мирного ландшафта.