Фея

нежности в тебе — как в том долбанном кактусе. Джон Фаулз "Мантисса"

Когда мы вернулись, и я зашла в свою квартиру вместе с Мишей, который помог поднять мне вещи, он поцеловал меня на прощание у двери и исчез за ней. Я присела на чемодан, обнаружив, что обуви родителей нет. Было всего три часа ночи, но в коридоре, возле кухни, стоял чемодан и несколько пустых дорожных сумок.

Мама металась по гардеробной и прихожей, собирая вещи. Полагаю, очередная командировка вынуждает их собираться сейчас и ехать. Она заметила меня не сразу; мыла посуду и складывала в контейнеры еду, когда я вошла на кухню.

— Ой, Ира, ты уже приехала? Мы с твоим отцом должны отъехать в Город Роз для подписания контракта. Боюсь, задержимся там на неделю. Будет суд, — тараторила она. Она говорила все на одном дыхании. Думала, наверное, что времени поболтать у нее не будет. — Ну, рассказывай, что у тебя нового? Ой, доченька! У меня такие новости! — всполошилась она, быстро вытерла мокрые руки полотенцем и побежала прочь из кухни.

Меньше чем через минуту она вернулась с каким-то небольшим конвертом. Это было приглашение на новогоднее мероприятие, банкет в юридической фирме, где работает мама. Конверт был бело-молочного цвета с красной печатью в той части, где он открывается. Прямо как в девятнадцатом веке.

— Вот, вчера утром пришло. Помню, как в первый раз на это мероприятие пошла. У меня платье было такое длинное, в пол, кружевное, с рюшами. Ой! — спохватилась она, увидев, что кофе горит. — В общем, подумай насчет него. Лет десять этот «бал» не устраивали.

— Почему я не знала? — оглядев маму скептическим взглядом, я вскрыла конверт и достала письмо.

— Ты была слишком маленькая, чтобы ходить туда, а я потеряла интерес к этому, так как старалась работать и следить за вами, моими детьми.

Ага, конечно, следила она. Лет в пятнадцать Илья баловался на рельсах, курил и развлекался с пацанами. В то время мы жили недалеко от железнодорожных путей. И ходили слухи о закрытии путей, но его чуть не сбил поезд, когда он с ребятами прыгали на них. Илья получил психологическую травму и ненавидел выходить из дома без отца или меня. Маму, говорит он, не помнит в то время.

Впрочем, и я часто попадала в ситуации, где не участвовали мои родители. Они и до сих пор не знают о них, о всяческих ссадинах, драках или разборках. Мне доставалась участь свидетеля, зачинщика и защитника. Но я не умела драться, никогда. Меня никто не спасал. Разве что Илья однажды вступился, но было уже поздно.

Я отнесла чемодан в свою комнату и решилась отложить разбор грязного белья на завтра, послезавтра, следующую неделю, через три года и так далее. Поскольку я очень ленивая в этом плане.

Умывшись от макияжа, я переоделась в ванной в теплую пижаму и вернулась в комнату. Споткнувшись о чемодан и перелетев через комнату, я приземлилась на пол, зацепившись подбородком за угол кровати. Я чувствовала, как левую кисть жгло чуть ниже костяшек. Приглянувшись в неярком освещении лампы, я увидела огромную царапину и несущественные капельки крови. Подбородок болел, и, кажется, будет синяк на утро. Неудачник по жизни, что ж тут сказать.

После получаса ерзания в постели и прокрутки в голове любимых песен, я все-таки включила ночник и достала из тумбочки книгу. Я безумно люблю читать. Если бы меня спросили, кто же мой любимый автор, я бы зависла на три недели и так и не дала бы ответ.

Пожалуй, мне ближе всех Джейн Остин. Исходя из ее биографии*, она так чудесно описывала любовь между молодыми людьми и их бракосочетания, что я умилялась, иронично улыбалась или иногда даже плакала. Что-то в ее манере письма было затягивающее. Над ее утонченными шутками можно действительно посмеяться.

«Нортенгерское аббатство» я прочла не полностью, оставив около ста страниц.

***

На утро я проснулась со звоном будильника. Я проспала два, мать его, часа. Чувствую себя бессильной перед всем миром. Как я буду писать лекции — не знаю. Если ставить диктофон, то нужно делать еще какие-то пометки в заголовках.

Посмотревшись в зеркало в ванной, поняла: синяк приличный, замазать получится с трудом. Косметику я безумно любила, любила создавать яркие образы, но до жути ненавидела огромное количество краски и штукатурки на лице, которые валятся кусками.

За ночь я не выкурила ни одной сигареты, поэтому на утро чувствовала себя не в своей тарелке. Есть совершенно не хотелось. Пришлось выпить кофе, выкурить сигарету и заесть это все шоколадным пирожным (вкусное, блин), чтобы принять нужные таблетки. Да, я даже не могла спокойно себе устраивать голодовки.

На часах шесть утра. Что делать два с половиной часа до пары? Собираться, одеваться, принимать таблетки, собирать лекции, личные вещи, канцелярию, себя по кускам вновь и вновь; все сочинения, рефераты и тесты я отправила по почте преподавателям. Я свою часть договора выполнила. Их задача — не возникать и ставить мне оценки. Как все просто звучит. Как же это трудно на самом деле.

На улице стоял невыносимый холод. Илья должен заехать за мной на байке, чтобы отвезти на пары и позаботиться о моем поведении и состоянии. Прождав минуты четыре, мне пришло сообщение о том, что на главной улице ужасные пробки. Отписавшись о своей пешей прогулке, я поспешила.

Жуткий ветер дул в лицо. Я прикрыла глаза. Снег летел в лицо. Ужасная метель. Ненавижу зиму. Просто ненавижу. Самое бесполезное время года, еще и холодное и невыносимое. Люди уже придумали все, что только можно, чтобы развлекаться зимними штуками, но не зимой. Когда отменят зиму?

«Зима — это классно». Так говорит моя любимейшая подруга. Конечно, что уж там, жить в пяти минутах от универа и не париться по поводу погоды. Хоть в купальнике вышла, добежала и — уже тут. Зима — это холодно, морозно, ветрено и отвратительно.

На пары я спешила как могла. Меня сносило, потому что я потеряла немного килограмм. Бедра стали немного меньше (чему я очень рада), стресс ввел меня в депрессию, и я почти перестала есть. Мама удивилась, когда увидела мои выпирающие ребра и тазовые косточки.

Родители уже уехали, и я не знала, что делать целую неделю в сплошном одиночестве. На скуку я особо не рассчитывала, но предполагала, что буду все-таки одна и не смогу себя чем-то занять. Следует, наверное, вернуть к себе Илью и жить с ним припеваючи. Но захочет ли он?

***

Сидеть на немецком — ужасно скучно, что бы там не говорили слишком умные, которые незаметно для себя выпендриваются своими знаниями и интересами. Немецкий — самый непонятный язык. В нем существует куча артиклей, падежей, множественных чисел, несколько разных порядков построения предложений.

Я бы заснула, если бы не головная боль. Делала пометки в тетрадь, одновременно записывая на диктофон лекцию, в которой особенно не нуждалась.

На телефон пришло сообщение. Читать я его не стала, лишь заблокировала и устало вырисовывала узоры на полях. Саша, небось, сидит и болтает с ребятами со своей группы, а я просто вызываю у окружающих приступы перекрестить меня и отвращение.

В обеденный перерыв мы решили встретиться возле кафетерия и взять по стаканчику. Когда она спросила «Водки, что ли?», я посмеялась и ответила, что, к сожалению, нет. Вот так вот все думают, в том числе моя мама, что у молодежи популярность берет здоровый образ жизни, спорт и правильное питание, а оно на самом-то деле и не так все.

Когда я ждала Сашу, я решилась позвонить Смирнову, чтобы оповестить о моей прогулке. Первые три звонка прошли неудачно. Скорее всего он был на парах или тренировке. Но спустя минут десять он мне сам перезвонил. Сказал, что едет из спорткомплекса в универ, за мной.

— Но я не пойду сейчас домой, — тихо и мягко попыталась сказать я, чтобы не злить его. — Мы собрались в молл, зайдем в книжный, за косметикой и одеждой, куплю продуктов домой.

— Ну, во-первых, ты переезжаешь ко мне — отказа слышать не желаю. Во-вторых, ты мне обещала, что на шаг без меня никуда, за исключением того, что кто-то будет около тебя везде, если я не окажусь рядом. Никаких походов в моллы, книжные и прочее. Твоя подруга тебя не спасет и нужные лекарства не пропишет, — меня взбесило такое обращение.

— Ты думаешь, что я маленькая и не смогу постоять за себя, что ли? Лекарства у меня с собой, со мной рядом человек, который в случае чего может позаботиться! И я смогу справиться со своим состоянием. И впредь: не смей мне указывать! — я со злости отключилась и зашагала, насупившись, в сторону раздевалки.

Все его звонки я сбрасывала. Накинула куртку, дождалась подругу; мы купили какао и пошли в молл. Процесс наших похождений описывать не буду, ибо все было, как у обычных людей. Упомяну лишь несколько ситуаций, которые меня рассмешили и выбесили.

Мы зашли в книжный, чтобы купить и присмотреть несколько экземпляров довольно интересных книг. С четырнадцати лет я мечтала иметь в переплете «Хорошо быть тихоней» и «На игле». К моему огромному разочарованию, мне не продали их и в шестнадцать из-за высокого рейтинга. А потом я как-то скачала электронную версию и забыла, что хотела видеть эти книги на своей полке.

Подойдя к кассе, я увидела медицинскую книгу «Мифы о нашем теле» и немного заинтересовалась, но не спешила ее покупать. Продавец внимательно посмотрела на меня, потом немного прищурилась и попросила паспорт.


— Эта книга имеет рейтинг восемнадцать плюс, предъявите, пожалуйста, паспорт, — девушка смерила меня недоверчивым взглядом и не пробила ни одну из них. Я спросила, можно ли показать права, потому что паспорта в сумке у меня не было. Она кивнула и посмотрела в удостоверение.

Никогда прежде у меня не спрашивали документы. Может, просто меня запомнили. Ах, точно, я же хожу в молл, что недалеко от моего района. То же самое случилось и при покупке сигарет и вина.

Саша решила взять меня под свою ответственность, отобрала таблетки, купила вина и фруктов, и сказала, что сегодня мы будем разрывать наши девичьи сердца тупыми страданиями. А что еще могут делать девушки, которые иногда могут позволить себе накрутить себя и додумывать все за других?

Часа в четыре вечера, когда уже темнело во всю, мы завалились ко мне и стали готовить легкий ужин, состоящий из двух салатов, запеченной грудки индейки, картофеля в мундире, ваз с конфетами и фруктами. Саша очень любила вкусно поесть и никогда не отказывала себе в удовольствии что-то приготовить.

***

— Ничего они не понимают… ик! — пьяным и немного подрагивающим голосом говорила она. — Он должен приползти к тебе на коленях! Вот! Ик, поняла? Он обяз. обязат… Короче! Он должен быть всегда с тобой!

Я говорить не могла. Я постоянно курила и ела, чтобы ничего не случилось. Но я прекрасно знала, что бывает, когда сочетаешь алкоголь и антидепрессанты. Психиатр говорил, что я ни в коем случае не должна пить. Я чувствовала, как вино ингибировало действие моих лекарств. Хорошо, что не потенцировало.

Спустя полчаса я полностью отбросила мысли о неправильном употреблении препаратов. Вино потихоньку заканчивалось, музыка лилась из колонок, а я и Саша пили и рыдали. Не помню, о чем мы тогда разговаривали, но меня все жутко расстраивало и раздражало, я рыдала, даже не пытаясь остановиться.

А потом мне позвонил Смирнов. И сказал, что я дура. И обещал приехать, как можно быстрее. И пригрозил, что выкинет к черту все бутылки. И он приехал. Приехал, но не злился. Зашел в квартиру, увидел, что я открываю дверь с бокалом, отобрал его у меня, сам выпил, взглянул на подругу и засмеялся так громко, я думала соседи услышат.

— Ну что, алкашня? Бухаем по-черному? — и снова засмеялся.

— Что ты смеешься? — заплетающимся языком спросила. — Ты же сам пьешь, как незнамо кто!

Он подошел ко мне вплотную, и я произнесла шепотом:

— Я в твоей карточке видела.

— Ты собрала вещи?

— Да, ночь не спала и собирала, — ответила я, как только он отошел на кухню и увидел три выпитых бутылки.

— Сейчас приедет Морозов, заберет твою подстрекательницу и увезет ее. В вытрезвитель. — я выпучила на него глаза и с испугом стала говорить, что это я во всем виновата, мол, не нужно в вытрезвитель, все нормально, завтра будем бодрячком.

Не выдержав, Смирнов стал заливаться смехом, собирать мусор и убирать продукты в холодильник. Он забрал четвертую бутылку красного, несколько пачек сигарет, мою сумку, косметичку и коробку с мороженым.

Как только Саша уехала, я попыталась нормально подняться к себе, чтобы одеться, но нога зацепилась за ногу. Я полетела вниз, цепляясь руками, коленями и лицом за ступеньки. Как только я перестала лететь, я неожиданно вспомнила, как во многих историях о любви, девушка падает, и ее парень ловит ее, потом они целуются. И громко засмеялась, отмечая суровую реальность и поднимаясь с пола.

Одеться я не могла, перед глазами все плыло, я думала, что усну прямо на своей кровати, застегивая юбку. Тогда Миша поднялся и принялся одевать меня, как маленькую беспомощную девочку. Он вошел в комнату именно тогда, когда я пыталась застегнуть бра. Жутко покраснев и прикрыв грудь руками, я сделала вид, что и сама смогу справиться. Но он, без капли смущения и пошлости, поставил меня на ноги, повернул к себе спиной и застегнул бралетт.

Илья отказался ночевать у меня некоторое время, чтобы следить за мной. Иногда я чувствовала себя одинокой. Родной брат не хочет видеться с родной сестрой только из-за секса с ее однокурсницей. Это вообще как? Вот и вся братско-сестринская любовь.





Сосед




сердце её волочилось за ним на привязи, ударяясь о камни и цепляясь за кусты. всё в синяках и почти разбитое.

Рой Арундати. Бог Мелочей

Я курила уже третью сигарету. Стояла на балконе и тряслась от холода и страха. Кошмары мучили уже вторую неделю, я все никак не могла отвыкнуть от произошедшего, да и, наверное, никогда не отвыкну. Все слишком сложно для моего восприятия. Я почти не ела, а если и ела, то только ради таблеток.

Прошли две недели, как я вернулась из своего «увлекательного» путешествия. Я смогла закрыть сессию немного раньше, чем в прошлом году, что даже лучше. Завтра мне будет двадцать лет, я так выросла за этот год. Даже не заметила, как была первокурсницей, терпела весь этот, как я считала, ад. Но ад начался только сейчас.

Смирнов не появлялся несколько дней: не звонил, не писал, не приезжал и даже не разговаривал. На перерывах он меня будто не видел. Я же поняла, что со мной играли. На словах и на чувствах поймали. Он воспользовался мной, когда очень сильно был нужен мне. Просто воспользовался тем, что я сломалась. Не могу никак понять, для чего был весь этот фарс.

Саша встречалась с Жорой уже полторы недели. Они постоянно оставались друг у друга ночевать, чаще всего, когда никого больше дома не было. Я завидовала их счастью. Как-то во время обеда она сказала мне: «Радуйся, что он окончательно разошелся со Столяровой». Ага, радуюсь, как антилопа, в бешеном танце от радости. Легче, конечно, от ее слов не стало. Разницы нет, все равно он перестал меня замечать.

Мои родители так и не вернулись из командировки. По началу рейсы отменяли один за другим из-за нелетной погоды: метель в Городе Роз не стихала добрых четыре дня. Им пришлось остаться в гостинице еще на недельку. Маме внезапно пришло в голову, что у них с отцом до сих пор не было медового месяца за двадцать три года брака. Я не знала точной даты их возвращения, да и, честно говоря, не особо желала.

Докурив, я вернулась в теплую комнату. Я взяла любимое пушистое одеяло, две красные подушки и направилась в гостиную, чтобы посмотреть самый любимый фильм о несчастной любви — «Три метра над уровнем неба». Как я его обожала в десятом классе! Не могла насмотреться, истерла диск до дыр, пересматривала по сто раз, а потом переключилась на «Черную любовь» — великую вещь.

Я оставалась одна вот уже четвертый вечер. Мне было ужасно плохо, отвратительные ощущения где-то там, глубоко под кожей, съедали меня всю изнутри. Я рыдала почти весь фильм, вытираясь платками, хотя это не особо помогало. Когда я досмотрела, автоматически включился другой фильм. Пока шла заставка я разогрела себе чай и достала треугольные бутерброды из холодильника и подогрела их.

Усевшись у телевизора, я начала есть — впервые за эти недели — с аппетитом и жадностью. Фильм мне быстро наскучил, отчего я решила открыть в закладках свой любимый сериал, где были действительно веские душевные и любовные терзания — история Нихан и Кемаля.

Уже была глубокая ночь: около часа, но я никак не могла уснуть, терзая себя ненужными мыслями. Неожиданно на лестничной клетке послышалась громкая возня с замком, стук колес чемоданов об пол, шепот разных ругательств.

Сначала я не придала этому значения — мало ли, может хозяин из отпуска вернулся. А потом сообразила, что долбились в квартиру напротив моей, а там года три уже никто не живет. Я подскочила с дивана и побежала прямо к двери, к глазку.

Я была права: возле двери напротив стоял парень с двумя чемоданами и копошился у замка. Я испугалась, подумала, ну все, вор, убийца, пора бежать. Вспомнила, что в шкафу в прихожей валяется бита Ильи, и побежала за ней. Достав любимую биту, я тихонько подошла к двери и также тихо открыла замок.