Фамильная реликвия

— Айда, фу! — грозный окрик заставил собаку спрыгнуть с моей груди и, трусливо поджав хвост, подбежать к низенькому щуплому немолодому мужчине, облачённому в растянутые на коленях треники и простую клетчатую рубаху, расстегнутую на груди. — Совсем от рук отбилась, окаянная.

Стерев с лица тыльной стороной ладони собачьи слюни, я поднялась на ноги, наградив мужчину негодующим взглядом.

— У собаки, вообще-то, должен быть намордник и поводок!

— На кой ляд они ей сдались? — удивился мой оппонент. — Айда и мухи не обидит.

— Ваша Айда только что сбила меня с ног! — заметила я. — А если бы я при падении разбила голову?

— Ну, ведь не разбила же, — пожал плечами мужчина, сплюнув в сторону. — Ты ведь Женька, внучка ведьмы?

— Моя бабушка не ведьма, — сквозь зубы проговорила я, скрестив руки на груди.

— Ещё какая ведьма, — в голосе мужчины не было ни возмущения, ни обвинения. Просто констатация факта. — Она мою Файку на тот свет спровадила. И коров всех попортила в прошлом годе.

— У вас есть доказательства? — ощетинилась я, мгновенно переходя в наступление. — Если нет, не смейте открывать свой рот и оговаривать честного человека. А то я могу подать на вас заявление в суд об оскорблении чести и достоинства!

Мужчина на это лишь коротко рассмеялся. Айда, видя веселье хозяина, радостно завиляла хвостом и громко затявкала.

— Митрич, ты опять к девкам пристаёшь? — от Глафиры Фёдоровны вышел крепкий молодой мужчина в полицейской униформе. Его широкое квадратное лицо и близко посаженные зелёные глаза показались мне смутно знакомыми. Айда, увидев офицера, тут же бросилась к нему, бешено колотя себя по бокам хвостом. Участковый, — а это, очевидно, был именно он, — присел перед псиной на корточки и принялся с энтузиазмом гладить её.

— Я тоже рад тебя видеть, девочка, — улыбнувшись, проговорил он, позволяя Айде лизать собственные руки. Я обратила внимание на длинный шрам, пересекающий его правую ладонь от указательного пальца до запястья.

— Сёма? — подозрительно прищурившись, уточнила я, поражённая собственной догадкой.

— Семён Аркадьевич, — поправил он суровым голосом. А затем по-мальчишечьи рассмеялся и, выпрямившись, сжал меня в крепких объятиях. — А ты совсем не изменилась, Женька. Всё такой же пугливый зайчонок.

— Никакой я не зайчонок, — пробурчала я, но покорно обняла старого друга. — В отличие от некоторых, я трижды лазила в сад к старой ведьме!

— Ещё б тебе не лазить, коли у самой бабка — ведьма, — подал голос Митрич.

Семён напрягся и тут же выпустил меня из объятий.

— Не обращай на него внимания, — посоветовал он мне. — Митричу самогонка последние мозги вынесла. Ему везде ведьмы да черти мерещатся.

— Никто мне не мерещится! — возмутился тот. — Я могу хоть на Библии поклясться, что наша Анка — ведьма, а фельдшер новый — анчутка.

— Ан кто? — не поняла я и вопросительно посмотрела на Семёна.

— Бес, — с явным нежеланием пояснил тот. — Не бери в голову.

— И не собиралась, — заверила я. — А ты, я смотрю, исполнил детскую мечту.

Семён смущённо улыбнулся и убрал невидимую соринку с рукава кителя.

— Вроде того, — подтвердил он. — Ты к нам надолго?

— На пару недель.

Семён удовлетворённо кивнул.

— Это хорошо. Значит, ещё увидимся. Ты ведь зайдёшь ко мне? Посидим, поговорим, вспомним детство…

— Обязательно зайду, — пообещала я. В конце концов, нужно же было мне поговорить с единственным адекватным обитателем деревни и выяснить, какого чёрта здесь происходит.

Удовлетворившись моим обещанием, Семён бегло провёл ладонью Айде по голове и решительно направился по улице в противоположную сторону. Митрич проводил его задумчивым взглядом.

— Хороший парень, жинку бы ему ещё добрую…

Я закатила глаза: и что за людям радость лезть в чужую личную жизнь?

В магазине за прилавком меня встретила улыбчивая женщина с шарообразной фигурой и глазами, накрашенными ярко-синими тенями.

— Привет, Жень. Как бабушка? — стоило мне только переступить порог, сразу же спросила она.

— Здравствуйте, — вежливо ответила я, даже не пытаясь вспомнить, кто это такая. — У бабушки всё хорошо, спасибо.

— Ну, и слава Богу, — кивнула та, продолжая улыбаться. — Чего тебе надо? У нас всё есть! Конфетки вот, свежие. Чипсы. Даже вино. Грузинское между прочим!

Я окинула скептическим взглядом “богатый” ассортимент и покачала головой:

— Вино в другой раз. А кофе у вас есть?


— Чего нет — того нет, — развела продавщица руками. — Цикорий есть, будешь?

Отказавшись от этого сомнительного кофезаменителя, я вернулась домой. Бабушка всё ещё спала. Решив, что ничего страшного не случится за пару часов, я взяла ключи от машины. Мне предстояло быстро смотаться в город, купить кофе и ещё чего-нибудь вкусного, — к представителю власти, пусть и старому другу, с пустыми руками идти было не комильфо, — и вернуться обратно. В сущности, плёвое дело. Главное, нигде не задерживаться.





* * *


До города я в тот день так и не доехала. На полпути я заметила серую “буханку” скорой помощи, стоявшую на обочине, огороженную красными треугольниками с двух сторон.

— Помощь нужна? — притормозив возле скорой, поинтересовалась я у водителя — крупного усатого мужчины лет пятидесяти.

— Да чем тут поможешь? — в сердцах махнул он рукой. — Ось полетела, тут без эвакуатора никак. А у нас ещё пятнадцать вызовов!

— И что делать будете? — заинтересовалась я.

— Ждать, — вместо водителя ответил Николай, высунувший голову из окна. — Я на своих двоих не смогу всех обойти.

— Пока ждёшь, кто-нибудь может ласты склеить, — резонно заметила я. — Давай, доктор, пересаживайся. Так и быть, поработаю сегодня твоим личным такси.

— Что, правда? — во взгляде Николая плескалось искреннее изумление. — А тебе нетрудно? Это же на весь день…

Я с тоской подумала о банке ароматного кофе, ожидающей меня на прилавке магазина.

— Залезай, Пилюлькин, пока я не передумала!

Николай поспешно вылез из скорой, вытащил из салона синий саквояж и с выражением невыносимой муки посмотрел на меня.

— У нас тут ещё носилки, аппарат ИВЛ и куча оборудования…

— Носилки можешь на багажник на крыше прикрепить, — милостиво разрешила я. — Всё остальное грузи в салон и багажник — я налегке езжу.

Лицо Николая засветилось, как рождественская гирлянда. Вместе с водителем они шустро перенесли всё оснащение скорой помощи в мою машину. Особенно меня насторожили два массивных баллона, аккуратно сложенных под задним сидением, но я промолчала. Я ведь сама вызвалась помочь, правда? Никто меня за язык не тянул.

— Ну что, штурман, руководи! — несколько натянуто улыбнувшись, скомандовала я Николаю. — Куда едем в первую очередь?

В итоге мы проездили до глубокой ночи. Ни носилки, ни таинственные баллоны не понадобились — как и говорил фельдшер в прошлую нашу встречу, в большинстве случаев одинокие старики вызывали скорую просто так, ради хоть какого-то развлечения. И Николай, вместо того чтобы отмечать ложный вызов, с охотой садился за стол чайовничать, выслушивая бесконечный поток жалоб на нерадивых детей и внуков, маленькие пенсии и плохие дороги. Чтобы не мучиться одному, — другой причины я просто не видела, — добрый доктор каждый раз тащил за стол на задушевную беседу и меня. И я, что самое странное, шла. И пила опостылевшие травяные отвары вприкуску с омерзительными конфетами из местного магазина. И слушала жалобы, время от времени вставляя уместные комментарии.

— Простите, Евгения, что втянул вас во всё это, — смущённо улыбнувшись, проговорил Николай, после того как мы покинули последний запланированный на сегодня адрес.

— Мы вроде бы перешли на "ты", — напомнила я, отчаянно зевая и устало потирая затёкшую шею. — Я просто восхищаюсь твоей выдержкой, Николай. Ездить вот так каждый день и выслушивать по сто раз на дню одни и те же истории лишь с небольшой вариацией — это нужно иметь железные нервы.

— Я просто люблю свою работу, — пожал плечами мужчина, плюхаясь на пассажирское сиденье. — Кроме того, они не всегда себя так ведут. Иногда им, действительно, нужна помощь. Просто осень.

— И что, что осень? — не поняла я.

— Огородный сезон закончился, заняться старикам нечем, — охотно объяснил Николай. — Молодёжи в деревнях почти не осталось, посудачить не о чем, а телевизоры есть в домах далеко не у всех.

Я укоризненно покачала головой, но ничего говорить по этому поводу не стала. Какая мне, в сущности, разница? Ну, нравится Николаю развлекать старичков в рабочее время — пусть развлекает. Каждый сходит с ума по-своему.

— Как здоровье Анны Степановны? — осторожно поинтересовался фельдшер, когда я выехала на неосвещённую просёлочную дорогу, снизив скорость до минимума, чтобы впотьмах ни во что не врезаться и не слететь в кювет.

— Прекрасно у неё всё со здоровьем, — заверила я его. — Ничего криминального за ней я в эти дни не заметила.

— Хорошо, — кивнул Николай. — Я несколько раз общался с ней. Приятная женщина. Не хотелось бы, чтобы у неё были проблемы.

— А уж мне-то как этого не хочется!

Не удержавшись, я вновь широко зевнула — спать хотелось просто зверски. И кофе, как назло, нигде не достанешь! В памяти внезапно всплыло утро, когда я завалилась в дом Николая. Он, кажется, предлагал мне на выбор чай или кофе?

— Николай, у тебя кофе есть? — искоса посмотрев на своего пассажира, прямо спросила я.

— Есть, — подтвердил он. На его лице внезапно появилась скабрезная улыбочка, никак не вяжущаяся с образом плюшевого мишки, который до этого весь день демонстрировал доктор. — Хочешь напроситься ко мне на кофе?

— Хочу, — дерзко ответила я. — И не лыбься так, это не то, о чём ты подумал. Я просто хочу кофе! Нормальный, человеческий кофе, а в вашей деревенской лавке кроме цикория и псевдогрузинского вина больше ничего нет. Я, между прочим, специально поехала в город за продуктами! А тут ты со своей развалюхой. И раз уж я сегодня весь день работала у тебя личным водителем, то заслуживаю, по крайней мере, чашку кофе!

— Определённо, заслуживаешь, — согласился Николай. Он не выглядел задетым моими словами. Напротив, на его лице играла мягкая улыбка. — Помимо кофе могу даже предложить вафли, варенье и шоколадные конфеты.

— Конфет я сегодня уже наелась, — скривившись, заметила я. — А варенье какое?

— Земляничное.