Фамильная реликвия
Часть 4 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— М-м-м, моё любимое!
— Значит, кофе с вареньем, — подвёл итог нашему разговору фельдшер. — Может быть, ещё и ужин?
— Ты ещё не объелся? — удивилась я. — Нас пять раз кормили, имей совесть. Я вообще поражаюсь, как в тебя столько влезло. С виду вроде тощий, а ешь как слон.
— У меня очень быстрый обмен веществ, — спокойно ответил тот. — И ты, между прочим, ела не меньше моего!
Крыть мне было нечем: что-что, а поесть я люблю. А чтобы лишние килограммы не откладывались, где не нужно, я ежедневно хожу в спортзал: бегаю на дорожке, тягаю гантели. В общем, поддерживаю приличную форму.
Учитывая позднее время, на улице не было ни души. Даже свет нигде в окнах не горел, что, впрочем, неудивительно — я ещё в детстве заметила, что местные предпочитают спать ложиться очень рано, часов в девять — десять. Что было вполне объяснимо: почти у всех была скотина, за которой нужно ухаживать, что требовало ранней побудки (особенно когда дело касалось коров).
Дом Николая тоже был абсолютно тёмен. Я помнила слова тёти Глаши о том, что Митрич видел здесь какое-то свечение. Что ж, на данный момент дом выглядел совершенно обыкновенно: никакого подозрительного света или стонов. Дом как дом.
Николай отпер дверь, — да неужели хоть кто-то здесь запирается! — зажёг свет в сенях и пропустил меня внутрь.
— Располагайся, — гостеприимно предложил он. — Я пока освобожу твою машину от моего барахла. Надеюсь, завтра на подстанции нам выдадут новую машину или починят эту.
— Тебе помощь нужна? — вежливо поинтересовалась я, прекрасно помня, сколько всякого медицинского добра сейчас находилось в моей красавице.
— Справлюсь, — заверил меня мужчина. — Отдыхай.
Я не стала настаивать — работать ещё и тягловой лошадью совершено не хотелось. Поэтому я чинно устроилась на краю кровати, сложив руки на коленях, и принялась ждать, пока Николай разберётся со своими медицинскими приблудами и наконец-то соизволит напоить меня обещанным кофе.
* * *
Долго у Николая засиживаться я не стала: у нас обоих был трудный день, да и доктору утром рано вставать и продолжать развлекать местных пенсионеров. Выпив кофе, — очень приличный, к слову, — с земляничным вареньем, я поблагодарила мужчину за гостеприимство, после чего покинула бывший ведьмин дом.
Подъехав к собственному дому, я сразу же заметила слабый оранжеватый огонёк в окне: бабушка явно не спала. Мне стало стыдно: я усвистала на весь день и даже не предупредила её. Старушка, наверняка, переживает, места себе не находит от волнения.
Как оказалось, волновалась я зря. Войдя в сени, я сквозь приоткрытую дверь увидела бабушку, стоявшую на коленях возле стола, на котором была установлена зажжённая свеча в металлическом подсвечнике, а рядом с ней — икона с изображением Иисуса Христа.
— Владыко Господи небесе́ и земли́, Царю веков! Благоволи отве́рсти мне дверь покаяния, ибо я в болезни сердца моего молю Тебя, истиннаго Бога, Отца Господа нашего Иисуса Христа, — бабушка выкрикивала каждое слово молитвы так громко, словно надеялась докричаться до небес. Мне почему-то стало жутко: красноватый отблеск свечи на бледном лице вкупе с лихорадочно блестящими глазами и простёртыми куда-то вверх руками придавал облику старушки некую демоничность. А она тем временем всё продолжала декламировать во весь голос: — Света миру: Призри многим Твоим благоутробием и приими́ моле́ние мое; не отврати его, но прости мне, впадшую во мно́гая прегрешения. Ибо ищу покоя и не обретаю, потому что совесть моя не прощает меня. Жду мира, и нет во мне мира, по причине глубокаго множества беззаконий моих. Услыши, Господи, меня, в отчаянии находящуюся. Ибо я, лишенная всякой готовности и всякой мысли ко исправлению себя, припа́даю к щедро́там Твоим: помилуй меня, поверженную на землю и осужде́нную за грехи мои. Обрати, Господи, плач мой в радость мне, расторгни вретище и препояши меня веселием. И благоволи, да получу успокоение, как избранные Твои, Господи, от которых отбежали болезни, печаль и воздыхание, и да отверзется мне дверь Царствия Твоего, дабы, вошедши с наслаждающимися светом лица Твоего, Господи, получити мне жизнь вечную во Христе Иисусе Господе нашем. Аминь.1
Я попятилась назад, отступая в самый дальний угол, чтобы бабушка не узнала о моём присутствии. Казалось бы, мне должно стать легче: бабуля не сошла с ума, просто чересчур рьяно проявляет свою религиозность. Но спокойней на душе почему-то не становилось.
Весь остаток ночи я, сидя на неудобном табурете в сенях, слушала разнообразные молитвы в исполнении бабушки — угомонилась она только под утро. Дождавшись, пока силы наконец-то покинут её, и она уснёт, я, немного подумав, направилась за советом обратно к Николаю. Учитывая, что лёг он спать всего несколько часов назад, с моей стороны это было форменным свинством. Но я, правда, не представляла, к кому ещё можно обратиться за советом.
Естественно, в столь ранний час, — небо едва-едва было тронуто рассветом, — Николай ещё спал. Причём спал, даже не потрудившись запереть дверь. Так что, постучав пару минут из вежливости и не дождавшись ответа, я просто и без церемоний вошла в дом и беспощадно растормошила спящего мужчину. За что была награждена потоком нецензурных слов, которые приличному человеку, — врачу! — знать было не положено.
— Подъём, Коля! — сдёрнув с него одеяло, строго проговорила я. — Разговор есть.
— Женя, ты спятила! — в сердцах воскликнул Николай, затем дотянулся до телефона, лежащего на столе. — Боже правый, пять утра! Женщина, какого хрена ты меня разбудила? Я ещё полтора часа мог спать!
— На том свете выспишься, — парировала я. — Давай, вставай. Я пока заварю тебе чай и приготовлю завтрак.
— Дурдом просто, — недовольно пробурчал фельдшер, но всё же соблаговолил сесть и даже принялся одеваться. — Ты можешь объяснить толком, что случилось? Бабушке плохо?
— В некотором роде, — уклончиво ответила я, хозяйничая у печки. — Я раскрыла тайну её невидимого собеседника.
— И? — несмотря на сонный вид, Николай выглядел крайне заинтригованным.
— Она общается с Богом! — торжественно сообщила я, патетично подняв руки к потолку.
— И что он ей отвечает? — настороженно спросил мужчина
— Надеюсь, что ничего, — искренне ответила я, а затем пояснила: — Она ему молится. Зажигает свечи, встаёт перед иконой на колени и молится. Но очень-очень громко. Это нормально?
— А я почём знаю? — Николай широко зевнул, прикрывшись ладонью. — Я не психиатр и не психолог. Но если Бог ей не отвечает и ничего не велит делать, например, устраивать жертвоприношения во имя его, то всё нормально. Многие люди в старости ударяются в религию.
— Она и раньше была очень религиозна, — справедливости ради заметила я, наливая на сковороду масло и разбивая на неё три яйца.
— В самом деле? — Николай натянул джинсы, а затем, совершенно не озаботившись надеть ещё и футболку или майку, подошёл ко мне, щеголяя обнажённым торсом с неплохо проработанными грудными мышцами и даже лёгким намёком на кубики пресса. — А ты знаешь, что Анну Степановну считают ведьмой?
— Слышала, — мрачно подтвердила я. — Но это всё чушь несусветная! Бабушка всю молодость проработала ветеринаром при колхозе. Какая из неё, к чёрту, ведьма!
Николай в ответ лишь пожал плечами и вытащил из навесного шкафчика две тарелки, две вилки и две чашки.
— Я тоже сильно удивился, когда узнал, — признался он. — В моём представлении ведьмы должны выглядеть как-то иначе… более пугающе, что ли. А тут обычная милая старушка, пусть и очень одинокая.
Это был камень в мой огород. И мне совершенно нечего было на него ответить.
— Когда я жила здесь, в деревне, про этот дом, — я обвела рукой обстановку, — тоже говорили, что здесь жила ведьма.
— Я знаю, — кивнул Николай. — Из-за этих слухов дом стоил сущие копейки, поэтому я его и купил.
— И что? Видел здесь что-нибудь странное?
— Ровным счётом ничего. Ну, разве что детвора всё время вокруг околачивается и так и норовит забраться внутрь.
— Почему же ты тогда не закрываешь дверь? — удивилась я.
Николай нахмурился.
— Всегда закрываю. Кстати, как ты вошла внутрь?
Я замерла: по спине пробежал неприятный холодок.
— Дверь была открыта, — тихо проговорила я, растерянно глядя на мужчину.
— Наверно, совсем замотался вчера и забыл запереть после того, как ты ушла, — легкомысленно отмахнулся он, быстро найдя объяснение. — Впредь буду внимательней.
Неудачный день
Разговор с Николаем меня успокоил, так что я вернулась домой в приподнятом настроении. Бабушка, несмотря на то, что ночью почти не спала, уже вовсю хлопотала возле печи.
— Доброе утро, бабуль, — поприветствовала я её, улыбнувшись.
— О, привет, Женечка, — старушка торопливо принялась доставать из печи лопату, на которой несколькими ровными рядками лежали румяные пирожки. — Я как раз твои любимые пирожки испекла. С мясом и капустой. А ты куда в такую рань ходила?
Я даже опешила от подобного вопроса.
— Бабуль, я вообще-то сутки дома не была, — осторожно заметила я. — Вчера утром уехала до магазина, но по пути наткнулась на сломанную скорую, вот и весь день катала вашего фельдшера по близлежащим деревням.
— Николая? — бабуля нахмурилась. — Не стоит тебе общаться с ним. Дурной он человек.
Подобное заявление поразило меня ещё больше, чем вопрос, заданный ранее.
— Тебе не нравится Николай? — уточнила я, усаживаясь за стол. — Почему? Мне он показался очень милым.
— У зла тысячи лиц, — назидательно проговорила бабушка, — и самое излюбленное — лик добродетели.
“Ясно, — обречённо подумала я. — Похоже, проповеди местного попа не пошли ей на пользу. Возможно, Николай прав, и стоит её всё-таки показать врачу в городе”.
— Ты даже не заметила, что меня сутки не было? — разламывая пирожок пополам, чтобы он быстрее остыл, максимально незаинтересованным тоном спросила я.
Бабушка ничего не ответила, словно и вовсе не расслышала вопроса, продолжая суетиться возле печи, на этот раз заваривая травяной отвар, который все местные почему-то гордо именовали чаем. Я же старательно отгоняла прочь дурное предчувствие, холодной змеёй свернувшееся где-то в районе сердца.
Я не успела закончить завтрак, как сотовый телефон, до этого момента благополучно лежавший у меня в кармане джинс, разразился громкой трелью.
— Да, слушаю, — бросив беглый взгляд на дисплей и увидев имя своей коллеги — менеджера Наташи, — я приняла вызов.
— Евгения Алексеевна, простите, что отвлекаю, — быстро проговорила девушка почему-то шёпотом. — Тут босс просто рвёт и мечет.
— Что случилось? — обречённо вздохнув, спросила я, уже предчувствуя незапланированную поездку на работу.
— Бухгалтерия опять с накладными на отгрузку напортачила. В общем, без вас не разобраться.
— Я поняла. Часа через полтора буду.
— Что, труба зовёт? — чуть насмешливо уточнила бабушка, стоило мне завершить разговор.
— В некотором роде, — согласилась я, поднимаясь из-за стола. — Мне нужно на работу срочно съездить. Тебе что-нибудь из города привезти?
— Да что мне может быть нужно? — искренне удивилась та. — У меня тут всё есть. А чего нет, так в магазине можно купить.
— Как скажешь.
— Значит, кофе с вареньем, — подвёл итог нашему разговору фельдшер. — Может быть, ещё и ужин?
— Ты ещё не объелся? — удивилась я. — Нас пять раз кормили, имей совесть. Я вообще поражаюсь, как в тебя столько влезло. С виду вроде тощий, а ешь как слон.
— У меня очень быстрый обмен веществ, — спокойно ответил тот. — И ты, между прочим, ела не меньше моего!
Крыть мне было нечем: что-что, а поесть я люблю. А чтобы лишние килограммы не откладывались, где не нужно, я ежедневно хожу в спортзал: бегаю на дорожке, тягаю гантели. В общем, поддерживаю приличную форму.
Учитывая позднее время, на улице не было ни души. Даже свет нигде в окнах не горел, что, впрочем, неудивительно — я ещё в детстве заметила, что местные предпочитают спать ложиться очень рано, часов в девять — десять. Что было вполне объяснимо: почти у всех была скотина, за которой нужно ухаживать, что требовало ранней побудки (особенно когда дело касалось коров).
Дом Николая тоже был абсолютно тёмен. Я помнила слова тёти Глаши о том, что Митрич видел здесь какое-то свечение. Что ж, на данный момент дом выглядел совершенно обыкновенно: никакого подозрительного света или стонов. Дом как дом.
Николай отпер дверь, — да неужели хоть кто-то здесь запирается! — зажёг свет в сенях и пропустил меня внутрь.
— Располагайся, — гостеприимно предложил он. — Я пока освобожу твою машину от моего барахла. Надеюсь, завтра на подстанции нам выдадут новую машину или починят эту.
— Тебе помощь нужна? — вежливо поинтересовалась я, прекрасно помня, сколько всякого медицинского добра сейчас находилось в моей красавице.
— Справлюсь, — заверил меня мужчина. — Отдыхай.
Я не стала настаивать — работать ещё и тягловой лошадью совершено не хотелось. Поэтому я чинно устроилась на краю кровати, сложив руки на коленях, и принялась ждать, пока Николай разберётся со своими медицинскими приблудами и наконец-то соизволит напоить меня обещанным кофе.
* * *
Долго у Николая засиживаться я не стала: у нас обоих был трудный день, да и доктору утром рано вставать и продолжать развлекать местных пенсионеров. Выпив кофе, — очень приличный, к слову, — с земляничным вареньем, я поблагодарила мужчину за гостеприимство, после чего покинула бывший ведьмин дом.
Подъехав к собственному дому, я сразу же заметила слабый оранжеватый огонёк в окне: бабушка явно не спала. Мне стало стыдно: я усвистала на весь день и даже не предупредила её. Старушка, наверняка, переживает, места себе не находит от волнения.
Как оказалось, волновалась я зря. Войдя в сени, я сквозь приоткрытую дверь увидела бабушку, стоявшую на коленях возле стола, на котором была установлена зажжённая свеча в металлическом подсвечнике, а рядом с ней — икона с изображением Иисуса Христа.
— Владыко Господи небесе́ и земли́, Царю веков! Благоволи отве́рсти мне дверь покаяния, ибо я в болезни сердца моего молю Тебя, истиннаго Бога, Отца Господа нашего Иисуса Христа, — бабушка выкрикивала каждое слово молитвы так громко, словно надеялась докричаться до небес. Мне почему-то стало жутко: красноватый отблеск свечи на бледном лице вкупе с лихорадочно блестящими глазами и простёртыми куда-то вверх руками придавал облику старушки некую демоничность. А она тем временем всё продолжала декламировать во весь голос: — Света миру: Призри многим Твоим благоутробием и приими́ моле́ние мое; не отврати его, но прости мне, впадшую во мно́гая прегрешения. Ибо ищу покоя и не обретаю, потому что совесть моя не прощает меня. Жду мира, и нет во мне мира, по причине глубокаго множества беззаконий моих. Услыши, Господи, меня, в отчаянии находящуюся. Ибо я, лишенная всякой готовности и всякой мысли ко исправлению себя, припа́даю к щедро́там Твоим: помилуй меня, поверженную на землю и осужде́нную за грехи мои. Обрати, Господи, плач мой в радость мне, расторгни вретище и препояши меня веселием. И благоволи, да получу успокоение, как избранные Твои, Господи, от которых отбежали болезни, печаль и воздыхание, и да отверзется мне дверь Царствия Твоего, дабы, вошедши с наслаждающимися светом лица Твоего, Господи, получити мне жизнь вечную во Христе Иисусе Господе нашем. Аминь.1
Я попятилась назад, отступая в самый дальний угол, чтобы бабушка не узнала о моём присутствии. Казалось бы, мне должно стать легче: бабуля не сошла с ума, просто чересчур рьяно проявляет свою религиозность. Но спокойней на душе почему-то не становилось.
Весь остаток ночи я, сидя на неудобном табурете в сенях, слушала разнообразные молитвы в исполнении бабушки — угомонилась она только под утро. Дождавшись, пока силы наконец-то покинут её, и она уснёт, я, немного подумав, направилась за советом обратно к Николаю. Учитывая, что лёг он спать всего несколько часов назад, с моей стороны это было форменным свинством. Но я, правда, не представляла, к кому ещё можно обратиться за советом.
Естественно, в столь ранний час, — небо едва-едва было тронуто рассветом, — Николай ещё спал. Причём спал, даже не потрудившись запереть дверь. Так что, постучав пару минут из вежливости и не дождавшись ответа, я просто и без церемоний вошла в дом и беспощадно растормошила спящего мужчину. За что была награждена потоком нецензурных слов, которые приличному человеку, — врачу! — знать было не положено.
— Подъём, Коля! — сдёрнув с него одеяло, строго проговорила я. — Разговор есть.
— Женя, ты спятила! — в сердцах воскликнул Николай, затем дотянулся до телефона, лежащего на столе. — Боже правый, пять утра! Женщина, какого хрена ты меня разбудила? Я ещё полтора часа мог спать!
— На том свете выспишься, — парировала я. — Давай, вставай. Я пока заварю тебе чай и приготовлю завтрак.
— Дурдом просто, — недовольно пробурчал фельдшер, но всё же соблаговолил сесть и даже принялся одеваться. — Ты можешь объяснить толком, что случилось? Бабушке плохо?
— В некотором роде, — уклончиво ответила я, хозяйничая у печки. — Я раскрыла тайну её невидимого собеседника.
— И? — несмотря на сонный вид, Николай выглядел крайне заинтригованным.
— Она общается с Богом! — торжественно сообщила я, патетично подняв руки к потолку.
— И что он ей отвечает? — настороженно спросил мужчина
— Надеюсь, что ничего, — искренне ответила я, а затем пояснила: — Она ему молится. Зажигает свечи, встаёт перед иконой на колени и молится. Но очень-очень громко. Это нормально?
— А я почём знаю? — Николай широко зевнул, прикрывшись ладонью. — Я не психиатр и не психолог. Но если Бог ей не отвечает и ничего не велит делать, например, устраивать жертвоприношения во имя его, то всё нормально. Многие люди в старости ударяются в религию.
— Она и раньше была очень религиозна, — справедливости ради заметила я, наливая на сковороду масло и разбивая на неё три яйца.
— В самом деле? — Николай натянул джинсы, а затем, совершенно не озаботившись надеть ещё и футболку или майку, подошёл ко мне, щеголяя обнажённым торсом с неплохо проработанными грудными мышцами и даже лёгким намёком на кубики пресса. — А ты знаешь, что Анну Степановну считают ведьмой?
— Слышала, — мрачно подтвердила я. — Но это всё чушь несусветная! Бабушка всю молодость проработала ветеринаром при колхозе. Какая из неё, к чёрту, ведьма!
Николай в ответ лишь пожал плечами и вытащил из навесного шкафчика две тарелки, две вилки и две чашки.
— Я тоже сильно удивился, когда узнал, — признался он. — В моём представлении ведьмы должны выглядеть как-то иначе… более пугающе, что ли. А тут обычная милая старушка, пусть и очень одинокая.
Это был камень в мой огород. И мне совершенно нечего было на него ответить.
— Когда я жила здесь, в деревне, про этот дом, — я обвела рукой обстановку, — тоже говорили, что здесь жила ведьма.
— Я знаю, — кивнул Николай. — Из-за этих слухов дом стоил сущие копейки, поэтому я его и купил.
— И что? Видел здесь что-нибудь странное?
— Ровным счётом ничего. Ну, разве что детвора всё время вокруг околачивается и так и норовит забраться внутрь.
— Почему же ты тогда не закрываешь дверь? — удивилась я.
Николай нахмурился.
— Всегда закрываю. Кстати, как ты вошла внутрь?
Я замерла: по спине пробежал неприятный холодок.
— Дверь была открыта, — тихо проговорила я, растерянно глядя на мужчину.
— Наверно, совсем замотался вчера и забыл запереть после того, как ты ушла, — легкомысленно отмахнулся он, быстро найдя объяснение. — Впредь буду внимательней.
Неудачный день
Разговор с Николаем меня успокоил, так что я вернулась домой в приподнятом настроении. Бабушка, несмотря на то, что ночью почти не спала, уже вовсю хлопотала возле печи.
— Доброе утро, бабуль, — поприветствовала я её, улыбнувшись.
— О, привет, Женечка, — старушка торопливо принялась доставать из печи лопату, на которой несколькими ровными рядками лежали румяные пирожки. — Я как раз твои любимые пирожки испекла. С мясом и капустой. А ты куда в такую рань ходила?
Я даже опешила от подобного вопроса.
— Бабуль, я вообще-то сутки дома не была, — осторожно заметила я. — Вчера утром уехала до магазина, но по пути наткнулась на сломанную скорую, вот и весь день катала вашего фельдшера по близлежащим деревням.
— Николая? — бабуля нахмурилась. — Не стоит тебе общаться с ним. Дурной он человек.
Подобное заявление поразило меня ещё больше, чем вопрос, заданный ранее.
— Тебе не нравится Николай? — уточнила я, усаживаясь за стол. — Почему? Мне он показался очень милым.
— У зла тысячи лиц, — назидательно проговорила бабушка, — и самое излюбленное — лик добродетели.
“Ясно, — обречённо подумала я. — Похоже, проповеди местного попа не пошли ей на пользу. Возможно, Николай прав, и стоит её всё-таки показать врачу в городе”.
— Ты даже не заметила, что меня сутки не было? — разламывая пирожок пополам, чтобы он быстрее остыл, максимально незаинтересованным тоном спросила я.
Бабушка ничего не ответила, словно и вовсе не расслышала вопроса, продолжая суетиться возле печи, на этот раз заваривая травяной отвар, который все местные почему-то гордо именовали чаем. Я же старательно отгоняла прочь дурное предчувствие, холодной змеёй свернувшееся где-то в районе сердца.
Я не успела закончить завтрак, как сотовый телефон, до этого момента благополучно лежавший у меня в кармане джинс, разразился громкой трелью.
— Да, слушаю, — бросив беглый взгляд на дисплей и увидев имя своей коллеги — менеджера Наташи, — я приняла вызов.
— Евгения Алексеевна, простите, что отвлекаю, — быстро проговорила девушка почему-то шёпотом. — Тут босс просто рвёт и мечет.
— Что случилось? — обречённо вздохнув, спросила я, уже предчувствуя незапланированную поездку на работу.
— Бухгалтерия опять с накладными на отгрузку напортачила. В общем, без вас не разобраться.
— Я поняла. Часа через полтора буду.
— Что, труба зовёт? — чуть насмешливо уточнила бабушка, стоило мне завершить разговор.
— В некотором роде, — согласилась я, поднимаясь из-за стола. — Мне нужно на работу срочно съездить. Тебе что-нибудь из города привезти?
— Да что мне может быть нужно? — искренне удивилась та. — У меня тут всё есть. А чего нет, так в магазине можно купить.
— Как скажешь.