Эти спутанные узы
Часть 39 из 84 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Остальные останавливаются, и тот, что впереди, стонет.
– У нас нет времени.
Я снова издаю звук, как будто меня тошнит, на этот раз громче. Если я смогу просто сосредоточить их внимание на себе, может быть, они не заметят воронов, которые кружат очень близко.
Я заползаю на мраморные ступени и получаю ботинком в живот.
– Вставай, – ворчит мужчина, стоящий передо мной. – Мы туда не пойдем. Заканчивай свои дела, и поехали дальше.
– Мне так плохо… – Я с трудом поднимаюсь на ноги, затем снова падаю, пытаясь казаться слабой – не то чтобы это было трудно. Я совершенно разбита, и со связанными руками мне трудно держать равновесие.
Женщина спрыгивает с лошади, а мой приятель наматывает веревку на руку и сильно дергает. Я, спотыкаясь, иду вперед, только сейчас осознав, что они намотали веревку не только на мои запястья, но и на шею. Как поводок. Или петлю.
Это может закончиться очень, очень плохо.
Они забираются на своих лошадей. Мужчина, держащий меня, подхлёстывает меня веревкой.
– Хватит. Ты просто тянешь время.
– Я могу снова ее вырубить, – предлагает женщина, делая шаг ко мне.
Я с трудом сглатываю и молюсь, чтобы мои похитители отвлеклись и не заметили воронов, которые, как я чувствую, кружат все ближе.
Неожиданно мужчина, держащий меня за веревку, начинает бешено озираться по сторонам.
– Черт! Вон там!
Он бросает веревку и поводья лошади и бросается в лес.
– Какого… – Женщина пригибается, как будто что-то налетает на нее с неба. – Нет! Пожалуйста!
«Абриелла!»
Это голос моей мамы. Как зов сирен вдалеке.
Грохочущие волны наполняют мои уши, и холодная вода лижет мои голени.
«Это не по-настоящему. Не вмешивайся».
Другой мужчина падает на своего коня и плачет.
– Нет! Прошу, не надо! Простите меня!
Отчасти мне жалко, что я заставила кого-то пройти через эти душевные муки, но я подавляю это чувство.
Оставшиеся мужчины, спотыкаясь, слезают со своих лошадей и карабкаются к ступеням храма. Один обхватывает голову руками и вцепляется в волосы, как будто пытается вырвать их из головы.
«Абриелла! Поспеши! Скоро станет слишком глубоко».
Игнорировать мамин голос все равно что игнорировать потребность дышать.
«Абриелла. Пожалуйста, дай мне руку».
Я знаю, что если поверну голову, то увижу ее. Я знаю, что если протяну ей свои связанные руки, она развяжет их и прижмет меня к себе. Я снова посмотрю ей в глаза. Все будет хорошо.
Я не могу не колебаться. Ноги отказываются двигаться.
Это не она. Моя мама мертва.
Я крепко зажмуриваюсь, отгораживаясь от песни слуа.
– Бри! Сюда!
Голос Себастьяна так близко.
Но он ли это – или это слуа заставляют меня думать, что он пришел?
– Бри, позволь тебе помочь.
Я хочу еще раз увидеть лицо мамы. Когда я поворачиваюсь, я вижу ее прекрасную улыбку и ее добрые глаза – а потом на нее обрушивается волна и ее уносит под воду.
– Мама! – кричу я, ныряя за ней.
Руки цепляются за мои ноги, тянут меня под воду, но я борюсь с ними и плыву к ней. Каштановые волосы моей матери развеваются вокруг нее в воде, и ее глаза закрываются.
Нет.
Зубы, острые, как лезвия бритвы, впиваются в мои ноги, руки, вонзаются мне в живот, оттаскивая меня от нее. Я борюсь с ними из последних сил.
* * *
– Абриелла, дыши!
Я заставляю себя открыть глаза и вижу лицо Себастьяна, освещенное утренним светом, льющимся в святилище храма. Он склоняется надо мной, и в его прекрасных глазах цвета морской волны читается беспокойство.
– Я знала, что ты придешь, – шепчу я, но я просто не в состоянии держать глаза открытыми. Затем мягкий ветер поднимает меня с земли, и я оказываюсь в его объятиях. Меня уносят прочь от храма, везут к подножию горы.
– Я всегда буду приходить, – шепчет Себастьян.
* * *
Я слышу нечеткие голоса. Отчаянные просьбы Себастьяна и низкий голос, который, как я почему-то знаю, принадлежит целителю.
– Я больше ничего не могу сделать, – говорит целитель. – Ее организм полностью отравлен токсином, любые попытки активного лечения усиливают его действие.
– Ей больно, – хрипит он.
– Мы можем только ждать. Ей нужен покой. Нужно быть дома. Пусть с ней рядом будет все, из чего она естественным образом черпает силу. Отнесите ее на крышу и дайте ей отдохнуть под звездами.
– Мы суженые, – говорит он. – Разве я не могу что-нибудь сделать? Разве она не может как-то взять силы у меня?
– Узы не работают как привязанность. Вам это известно, принц Ронан.
Кто-то сгребает меня в объятья, и мое тело ноет от боли.
– Прости, – говорит он. – Прости меня, Абриелла. Я знаю, что делать.
А потом я становлюсь невесомой, как будто покидаю свою телесную оболочку. И это такое облегчение, даже несмотря на то что я пытаюсь с этим бороться. Мне нужно быть в своем теле. Я боюсь, что если я оставлю его, я уже туда не вернусь. Если я отключусь от физической боли, я не найду в себе мужества вернуться.
Рывком я возвращаюсь обратно в свое тело и чувствую, как сжимающие меня руки становятся тверже, чувствую, как Себастьян спотыкается.
– Спасибо, – бормочет Себастьян, а затем я слышу, как гоблин благодарит его за оплату.
– Что случилось? – Голос Финна.
– Я нашел ее возле храма в Гоблинских горах. Другие были мертвы, а она была такой – как будто какое-то существо пыталось разорвать ее на части.
– Прета, пошли за моим целителем.
– Нет! – кричит Себастьян. – Мой целитель уже пытался ее исцелить, но в ее организме есть токсин, который не дает этого сделать. Любые попытки ее вылечить усиливают его действие. Она должна быть окружена своей темнотой. Ей нужно…
Я заставляю себя открыть глаза. Я в объятиях Себастьяна, а он смотрит на Финна. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть лицо Финна – мне отчаянно нужно увидеть это лицо после того, как я оказалась запертой в собственном кошмаре, – но у меня нет сил.
– Ей нужно все, из чего она может черпать силу. А она говорила мне, что с тобой ее сила становится больше.
– Понимаю, – мягко говорит Финн. – Я о ней позабочусь.
Я хнычу, когда они перекладывают меня в руки Финна, и боль разрывает меня на части. Когда я снова открываю глаза, Себастьян пятится из комнаты. По его щекам катятся слезы.
– Прошу тебя, – говорит Себастьян. – Пожалуйста, сделай все, что в твоих силах.
– Спасибо, что принес ее ко мне, – говорит Финн.
Сознание приходит и уходит, но я ощущаю успокаивающую темноту, тепло Финна, его запах кожи и свежей сосны.
Финн баюкает меня.
Я плакала?
– У нас нет времени.
Я снова издаю звук, как будто меня тошнит, на этот раз громче. Если я смогу просто сосредоточить их внимание на себе, может быть, они не заметят воронов, которые кружат очень близко.
Я заползаю на мраморные ступени и получаю ботинком в живот.
– Вставай, – ворчит мужчина, стоящий передо мной. – Мы туда не пойдем. Заканчивай свои дела, и поехали дальше.
– Мне так плохо… – Я с трудом поднимаюсь на ноги, затем снова падаю, пытаясь казаться слабой – не то чтобы это было трудно. Я совершенно разбита, и со связанными руками мне трудно держать равновесие.
Женщина спрыгивает с лошади, а мой приятель наматывает веревку на руку и сильно дергает. Я, спотыкаясь, иду вперед, только сейчас осознав, что они намотали веревку не только на мои запястья, но и на шею. Как поводок. Или петлю.
Это может закончиться очень, очень плохо.
Они забираются на своих лошадей. Мужчина, держащий меня, подхлёстывает меня веревкой.
– Хватит. Ты просто тянешь время.
– Я могу снова ее вырубить, – предлагает женщина, делая шаг ко мне.
Я с трудом сглатываю и молюсь, чтобы мои похитители отвлеклись и не заметили воронов, которые, как я чувствую, кружат все ближе.
Неожиданно мужчина, держащий меня за веревку, начинает бешено озираться по сторонам.
– Черт! Вон там!
Он бросает веревку и поводья лошади и бросается в лес.
– Какого… – Женщина пригибается, как будто что-то налетает на нее с неба. – Нет! Пожалуйста!
«Абриелла!»
Это голос моей мамы. Как зов сирен вдалеке.
Грохочущие волны наполняют мои уши, и холодная вода лижет мои голени.
«Это не по-настоящему. Не вмешивайся».
Другой мужчина падает на своего коня и плачет.
– Нет! Прошу, не надо! Простите меня!
Отчасти мне жалко, что я заставила кого-то пройти через эти душевные муки, но я подавляю это чувство.
Оставшиеся мужчины, спотыкаясь, слезают со своих лошадей и карабкаются к ступеням храма. Один обхватывает голову руками и вцепляется в волосы, как будто пытается вырвать их из головы.
«Абриелла! Поспеши! Скоро станет слишком глубоко».
Игнорировать мамин голос все равно что игнорировать потребность дышать.
«Абриелла. Пожалуйста, дай мне руку».
Я знаю, что если поверну голову, то увижу ее. Я знаю, что если протяну ей свои связанные руки, она развяжет их и прижмет меня к себе. Я снова посмотрю ей в глаза. Все будет хорошо.
Я не могу не колебаться. Ноги отказываются двигаться.
Это не она. Моя мама мертва.
Я крепко зажмуриваюсь, отгораживаясь от песни слуа.
– Бри! Сюда!
Голос Себастьяна так близко.
Но он ли это – или это слуа заставляют меня думать, что он пришел?
– Бри, позволь тебе помочь.
Я хочу еще раз увидеть лицо мамы. Когда я поворачиваюсь, я вижу ее прекрасную улыбку и ее добрые глаза – а потом на нее обрушивается волна и ее уносит под воду.
– Мама! – кричу я, ныряя за ней.
Руки цепляются за мои ноги, тянут меня под воду, но я борюсь с ними и плыву к ней. Каштановые волосы моей матери развеваются вокруг нее в воде, и ее глаза закрываются.
Нет.
Зубы, острые, как лезвия бритвы, впиваются в мои ноги, руки, вонзаются мне в живот, оттаскивая меня от нее. Я борюсь с ними из последних сил.
* * *
– Абриелла, дыши!
Я заставляю себя открыть глаза и вижу лицо Себастьяна, освещенное утренним светом, льющимся в святилище храма. Он склоняется надо мной, и в его прекрасных глазах цвета морской волны читается беспокойство.
– Я знала, что ты придешь, – шепчу я, но я просто не в состоянии держать глаза открытыми. Затем мягкий ветер поднимает меня с земли, и я оказываюсь в его объятиях. Меня уносят прочь от храма, везут к подножию горы.
– Я всегда буду приходить, – шепчет Себастьян.
* * *
Я слышу нечеткие голоса. Отчаянные просьбы Себастьяна и низкий голос, который, как я почему-то знаю, принадлежит целителю.
– Я больше ничего не могу сделать, – говорит целитель. – Ее организм полностью отравлен токсином, любые попытки активного лечения усиливают его действие.
– Ей больно, – хрипит он.
– Мы можем только ждать. Ей нужен покой. Нужно быть дома. Пусть с ней рядом будет все, из чего она естественным образом черпает силу. Отнесите ее на крышу и дайте ей отдохнуть под звездами.
– Мы суженые, – говорит он. – Разве я не могу что-нибудь сделать? Разве она не может как-то взять силы у меня?
– Узы не работают как привязанность. Вам это известно, принц Ронан.
Кто-то сгребает меня в объятья, и мое тело ноет от боли.
– Прости, – говорит он. – Прости меня, Абриелла. Я знаю, что делать.
А потом я становлюсь невесомой, как будто покидаю свою телесную оболочку. И это такое облегчение, даже несмотря на то что я пытаюсь с этим бороться. Мне нужно быть в своем теле. Я боюсь, что если я оставлю его, я уже туда не вернусь. Если я отключусь от физической боли, я не найду в себе мужества вернуться.
Рывком я возвращаюсь обратно в свое тело и чувствую, как сжимающие меня руки становятся тверже, чувствую, как Себастьян спотыкается.
– Спасибо, – бормочет Себастьян, а затем я слышу, как гоблин благодарит его за оплату.
– Что случилось? – Голос Финна.
– Я нашел ее возле храма в Гоблинских горах. Другие были мертвы, а она была такой – как будто какое-то существо пыталось разорвать ее на части.
– Прета, пошли за моим целителем.
– Нет! – кричит Себастьян. – Мой целитель уже пытался ее исцелить, но в ее организме есть токсин, который не дает этого сделать. Любые попытки ее вылечить усиливают его действие. Она должна быть окружена своей темнотой. Ей нужно…
Я заставляю себя открыть глаза. Я в объятиях Себастьяна, а он смотрит на Финна. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть лицо Финна – мне отчаянно нужно увидеть это лицо после того, как я оказалась запертой в собственном кошмаре, – но у меня нет сил.
– Ей нужно все, из чего она может черпать силу. А она говорила мне, что с тобой ее сила становится больше.
– Понимаю, – мягко говорит Финн. – Я о ней позабочусь.
Я хнычу, когда они перекладывают меня в руки Финна, и боль разрывает меня на части. Когда я снова открываю глаза, Себастьян пятится из комнаты. По его щекам катятся слезы.
– Прошу тебя, – говорит Себастьян. – Пожалуйста, сделай все, что в твоих силах.
– Спасибо, что принес ее ко мне, – говорит Финн.
Сознание приходит и уходит, но я ощущаю успокаивающую темноту, тепло Финна, его запах кожи и свежей сосны.
Финн баюкает меня.
Я плакала?