Эти спутанные узы

Чуть меньше двадцати минут – и вот я уже еду на Двух Звездах и стараюсь не любоваться мчащимся впереди Финном. Безуспешно. Правда заключается в том, что верхом на лошади Финн выглядит абсолютно царственно. Он скачет так, словно родился в седле, как будто подстраиваться под галоп этого существа – его вторая натура. Он выглядит как король, кем и должен быть.

– О чем ты так напряженно думаешь? – спрашивает Финн, оглядываясь через плечо.

– О детях, – вру я. Хотя о них я думаю постоянно. – Многие в этом поселении еще не воссоединились со своими семьями.

Финн склоняет голову, как будто воспринял эти слова как напоминание о своих неудачах.

– Миша рассказал мне, что ты сделала, – наконец произнес он.

Нахмурившись, я слегка подталкиваю Две Звезды, чтобы ехать рядом с ним. Мне не нравится, что Миша обсуждает меня с Финном, особенно с учетом того, что король Диких фейри слишком часто копался в моих самых сокровенных мыслях.

– Что и когда?

Финн не сводит глаз с дороги.

– Когда ты убежала из Золотого дворца, ты остановилась, чтобы помочь устроить побег из одного из лагерей королевы. Ты освободила тех детей, несмотря на то что ненавидишь фейри и злишься на Себастьяна – и на меня, за все, что я сделал, за мой обман и… за то, что планировал.

– Дети не виноваты, – говорю я. – Ни в чем из того, что ты перечислил.

– Я знаю это, но…

– А ты думал, что из-за этого я выплесну свою злость на них? Они не выбирали рождаться фейри, и я не виню их за решения их предшественников.

Он поднимает бровь, как будто находит мой ответ интригующим.

– Может быть. Но многие считают себя хорошими, предпочитая ежедневно закрывать глаза на несправедливость. Ты могла бы вести себя так же.

Я отвожу взгляд, не в силах справиться с напряжением в его глазах.

– Я понимаю, каково это, когда ты бессилен и ничего не можешь сделать. В мире смертных есть дети, которых обманом заставляют заключать несправедливые контракты, и в конечном итоге они проводят жизнь в рабстве. Я всегда говорила себе, что если бы у меня была сила, я бы освободила их. Много лет я смотрела на звездное небо и загадывала это желание. Но сила не появлялась, а я так и оставалась в ловушке. И я перестала верить.

– Не перестала, – мягко говорит Финн. – Ты говорила себе, что не веришь, потому что из-за этой надежды чувствовала себя слабой. Но верить ты не переставала никогда.

Я пожимаю плечами. Возможно, он прав, но там, в Элоре, все мои силы уходили на то, чтобы выжить. Поэтому я не задумывалась об этом.

– Я помогла, потому что могла. Едва ли то, что они фейри, имеет значение. Они невинны и заслуживают, чтобы кто-то за них боролся.

– Как заслуживали вы с Джас? – спрашивает он.

Я с трудом сглатываю.

– За нас боролась я. У нас все было в порядке.

– Я благодарен за то, что ты сделала, – говорит он, повернув голову. Он смотрит на меня, пока наши лошади рысят вперед. – Но не удивлен. Я хорошо тебя знаю, принцесса.

Я закатываю глаза.

– Очевидно, нет, раз все еще называешь меня «принцессой».

– Ты бы предпочла, чтобы я называл тебя по-другому?

– У меня, знаешь ли, есть имя.

– И очень красивое, – говорит он. – Но я не могу противиться инстинкту дать тебе титул. Это меньшее, чего ты заслуживаешь, учитывая все, что ты сделала для моего народа.

Я фыркаю.

– О да. Ты хотел сказать: учитывая хаос, в котором по моей вине оказался твой народ.

Молчание растягивается на несколько тяжелых ударов моего сердца. Потом Финн спрашивает:

– Ты хочешь, чтобы я притворился, что думаю, что рейды на лагеря были идеей Себастьяна? На этом маленьком героическом поступке было начертано твое имя.

Я с трудом сглатываю.

– Я ничего не сделала. Просто рассказала ему об этой проблеме и попросила помочь.

Финн хмыкает.

– Да, и теперь он пожинает плоды этого решения.

Я ерзаю в седле.

– Тебя это беспокоит?


– Да… нет. – Он качает головой. – Для меня важнее всего мой народ. И пока он действует в его интересах, на остальное мне плевать.

– Но… – настаиваю я. Он не отвечает, поэтому я добавляю: – Чувства ведь не делятся просто на то, что мы должны или не должны испытывать.

Когда он поворачивает голову, чтобы снова посмотреть на меня, от нежности в его взгляде просто дух захватывает. Или, может быть, дело во мне и этом проклятом влечении, от которого я не могу избавиться.

– На свете нет и никогда не было простых вещей, – говорит он, и я слышу в его голосе лёгкую хрипотцу.

На это мне ответить нечего, поэтому я глажу темную шкуру Двух Звезд.

Финн наблюдает за мной.

– Вижу, ты уже нашла себе здесь друга.

– Она красивая, скажи?

– Да, – говорит он. Голос у него все ещё немного хрипловат. – Она тебе подходит.

Я не решаюсь посмотреть на него после этих слов и опускаю голову. Но пока мы едем к поселению, я чувствую на себе его взгляд. Я много раз ездила по этой дороге с тех пор, как прибыла в Земли Диких фейри, и каждый раз так отвлекалась на пейзажи, что не замечала дороги. Сегодня путешествие затягивается – как и молчание между нами. Я осознаю, что Финн пристально наблюдает за мной, и осознаю, что он практически не выпускает меня из поля зрения.

– Неужели я странно выгляжу как фейри? – наконец срываюсь я.

С его губ срывается мягкая усмешка.

– Конечно, нет.

– Тогда почему ты пялишься?

– Просто… – Он качает головой. – Я рад, что ты в порядке. Когда я узнал, что ты заключила с ним узы, я боялся…

– Ты думал, что он даст мне умереть.

И, возможно, ему следовало это сделать. Мне неприятно, что все сводится к этому, но нельзя отрицать, что если бы Себастьян смог занять этот трон, сейчас все было бы намного проще.

– Я не знал, что и думать, – тихо говорит Финн.

– Себастьян совершал ошибки, но он ничем не отличается от тебя. Вы с ним хотели одного и того же и планировали получить это одним и тем же способом.

Ноздри Финна раздуваются.

– Я совершенно не такой, как он.

– Так ты себя убеждаешь.

– Я… – Деревьев перед нами становится все меньше, а тропинка расширяется. Мы приближаемся к поселению. Финн качает головой. – Обсудим это позже.

Он наклоняется вперед, заставляя лошадь перейти на галоп.

Я следую за ним. Мы скачем в конюшню и передаем наших лошадей дежурящим там молодым фейри.

– Ты бывал здесь раньше? – спрашиваю я, когда мы направляемся к главной площади. Рынок закрывается, но несколько продавцов вежливо машут нам, а другие склоняют головы, когда мы проходим мимо.

– Несколько раз, – говорит Финн. – Много лет одной из главных моих задач было посещать каждый из лагерей так часто, как я только мог.

– Это, должно быть, трудно. Миша сказал, что они разбросаны по всей его территории и защищены от проникновения гоблинов.

– Оно того стоит, – говорит Финн. – Ради того, чтобы показать моему народу, что я не забыл о нем, можно немножко потерпеть.

Мое сердце сжимается. Что бы Финн ни намеревался сделать со мной, видно, что он искренне любит свой народ.

– Я хочу ненадолго заглянуть в лазарет, а потом пойду в школу и большую часть дня буду помогать там, – говорю я. – Не жди меня, уезжай, когда закончишь свои дела. Я часто езжу по той дороге в одиночку.

Финн хмыкает.

– То, что ты мотаешься по той дороге в одиночку, мы обсудим в другой раз.

Я закатываю глаза. Без сомнений, он защищает силу короны, а не меня, но я рада, что мы отложили этот разговор на потом.

– Расскажи мне, что ты делаешь в лазарете. Неужели там так много больных, что там нужна твоя помощь?

Я качаю головой:

– Нет, не нужна, но мне нравится помогать там, где я могу. По поселению распространяется какая-то странная болезнь. Мы не можем точно сказать, что это, но у целителей полно дел, поэтому я делаю то, что в моих силах.