Эти лживые клятвы
Часть 52 из 78 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ну… – я прикусываю нижнюю губу и чувствую его взгляд.
– Часто я не могу думать ни о чем другом.
– Но ты меня не целуешь, – тихо говорю я, вспоминая свой разговор с Финном. Тогда он сказал, что я действительно хочу быть с Себастьяном, но не хочу, чтобы он отверг меня после того, как узнает правду. Финн был прав – даже если я отказываюсь признавать это.
Себастьян ухмыляется.
– Разве ты не видишь? Я строю из себя недотрогу.
Я смеюсь.
– О, я заметила. Ты ведь целых два года этим занимался.
Он берет меня за подбородок и проводит большим пальцем по моим губам. Прикосновение похоже на первый глоток игристого вина – сладкого, пьянящего и заставляющего желать большего.
– Работает?
Я сглатываю.
– Может быть.
– Ты действительно хочешь поехать? Только ты и я?
– Разве не здорово было бы отправиться туда, где за нами не будут следить все окружающие?
– Бри, реальность моей жизни такова, что за мной всегда наблюдают. Хотел бы я заявить, что смогу дать тебе все, что угодно. Но правда заключается в том, что, когда ты член королевской семьи, у тебя нет личной жизни.
И, если я собираюсь остаться с ним, это реальность, с которой мне придется смириться.
Это наименьшая из наших проблем, Баш.
– Сбежать от толпы придворных – уже что-то, – говорю я. – Я всегда любила океан. И мне очень хочется посмотреть, как он выглядит в твоем мире.
Его взгляд смягчается, и он целует меня в макушку.
– Если честно, мысль провести с тобой пару дней невероятно привлекательна. Посмотрим, что я смогу сделать. Завтра рано утром я должен уехать, и меня не будет весь день.
У меня сжимается сердце, но я не знаю, от того это, что мне не терпится добраться до книги, или от того, что я не хочу, чтобы он уезжал.
– Куда ты поедешь на этот раз?
– У нас были неприятности на восточной границе, – хмурится он. – Охрана уже не та, что прежде.
– Ты говоришь о лагерях? – я вижу, что его лицо стало более суровым. Но слова уже сорвались с моего языка, и я продолжаю. Это слишком важно. – Ты ведь не помогаешь отправлять туда невинных, правда?
– Что ты знаешь о лагерях?
– Я… не очень много. Только то, что Неблагие пытаются сбежать от угнетающего режима Мордеуса и… Они просто пытаются найти лучшую жизнь, Баш, – по его глазам я понимаю, что никак не могла узнать и половину этой информации. – Я не верила, что ты можешь иметь к этому какое-то отношение. Я думала, ты хочешь помогать другим – вне зависимости от того, из какого они двора.
– Конечно, хочу. Но ты должна понять, что… – он качает головой. – Это не имеет значения. Тебе не нужно знать подробности. Кто тебе об этом сказал?
– До меня просто… дошли слухи.
– Какие?
Гнев в его глазах беспокоит меня – и я волнуюсь не за себя, а за тех, кого могу впутать. После того как он вел себя с Джалеком, я не совсем понимаю, с кем имею дело.
– Не знаю.
– Я могу доверять тебе, правда, Бри?
Никогда нельзя доверять вору, которого ты пригласил в свой дом.
– Конечно, – горькая ложь срывается с моего языка.
Я вижу, что он расслабляется.
– Могу. Хорошо это или плохо, но я могу.
Он подносит мою руку к губам, мягко целует костяшки пальцев, а потом уводит меня обратно в мою комнату.
Полночи я лежу без сна, и от горького привкуса во рту у меня сводит живот.
* * *
Прета забирает меня из моих покоев вскоре после завтрака, и чувство вины преследует меня с каждым шагом к экипажу и с каждым поворотом к дому Финна.
«Я могу доверять тебе, правда, Бри?»
Он не может доверять мне, и я должна хранить эту тайну, пока Джас не окажется дома, в целости и сохранности. Когда я думаю о выборе между чувствами Себастьяна и свободой Джас, выбор очевиден. Это просто. Так почему же тогда я чувствую себя вот так?
– Что с тобой? – спрашивает Прета, когда карета останавливается в деревне.
– Ничего, – я вылезаю следом за ней, и мы молча идем к дому.
Она останавливается у входной двери.
– Не лги мне, Бри. Не трать зря время.
– Я просто хочу вернуть сестру. Я хочу найти эту чертову книгу, чтобы Мордеус сказал мне, что искать дальше. Как меня бесит, что все ведут себя так, будто у нас есть все время на свете. Я хочу покончить с этим, забрать сестру и вернуться домой, – но на последнем слове мой голос срывается. Домой? В этом дело? Мы не сможем остаться в Фейрскейпе. Я обокрала Горста, и он никогда не перестанет преследовать меня за это. Да и в любом случае вернуться в Элору – значит попрощаться с Себастьяном… и с Финном, и с Претой, и со всей командой фейри-отщепенцев.
Когда я поднимаю глаза, Прета внимательно смотрит на меня. Может быть, дело просто в облике Эврелоди, но выражение ее лица кажется почти сочувственным.
– Ты поругалась с Себастьяном?
– Вовсе нет, – я качаю головой и отвожу взгляд. На другой стороне мощеной улицы фейри с ангельскими полупрозрачными крыльями и завитыми рогами подметает крыльцо. – Проблема в том, что он доверяет мне, и он мне нужен. Но каждый раз, когда я использую его, я чувствую себя так ужасно.
Она хмурится.
– Ты оказалась в безвыходном положении.
Я жду, что она даст мне какой-нибудь мудрый совет, подскажет, что делать в этой невозможной ситуации, но она просто заходит в дом и жестом показывает, чтобы я закрыла за собой дверь. Она возвращает себе свой облик и ведет меня в библиотеку.
Двери в задней части темного коридора закрыты. Кейн стоит на страже, скрестив руки на груди, его красные глаза светятся в погруженном в полумрак коридоре.
Прета переводит взгляд с него на закрытые двери и хмурится.
– Мой брат пришел раньше?
– Король и королева сейчас разговаривают с Финном и Тайнаном, но королева ожидает, что ты присоединишься к ним за обедом, – Кейн морщится. – Извиниться за тебя?
Прета качает головой.
– Я знала, что так будет. Обед, ужин. Разве это имеет значение?
Она говорит как обычно, но ее походка, когда она поворачивается на каблуках и вылетает в гостиную, совсем другая.
Я перевожу беспомощный взгляд с Кейна на темный дверной проем, в котором исчезла Прета.
– Мне оставить ее в покое или…
Кейн поднимает руки.
– Слушай, ты что, не можешь сделать то, что обычно делают женщины?
Я поднимаю бровь.
– То, что делают женщины?
Он машет рукой.
– Ну, ты поняла. Скажи ей что-нибудь приятное, подними настроение, несмотря на то что ее сердце разбито, а любовь – та еще сволочь…
– О, я… а почему это делают женщины?
Он хмыкает.
– Думаешь, я хорошо с этим справлюсь? Я даже не могу сказать «доброе утро», чтобы при этом не казалось, что я втайне желаю кому-нибудь мучительной смерти.
В его словах есть смысл. Я хмурюсь, обдумывая их.
– У нее разбито сердце? Почему?