Эльфийский подменыш

– Хорошо, если так. – Девушка нахмурилась, не желая соглашаться. – Но я слышала, что горные кланы ставят кровное родство превыше вассальных клятв и супружеских обетов. Если мастер Патрик в родстве с Мартином, почему они скрыли это? Почему его назвали одним именем, как низкорождённого?

– Или как преступника. Его же могли изгнать из клана. – Элмерик обнял её, крепче прижимая к себе.

– Но тогда мастер Патрик не стал бы ему помогать – разве нет?

Элмерик пожал плечами: дела горных кланов прежде мало его волновали.

– Я запуталась и не понимаю, кому вообще сейчас можно верить. – Брендалин всхлипнула.

– Мне – можно. Я рядом, и я – на твоей стороне.

Она благодарно коснулась губами его щеки.

– Знаю. Прости. Порой я злюсь и обижаюсь, или говорю резкие слова. Но я тебе верю, и всегда верила. С момента, как мы впервые увиделись здесь, на мельнице. Помнишь?

Лицо Элмерика озарила счастливая улыбка – конечно, он помнил. Брендалин произнесла слова, которые он давно мечтал услышать. На душе сразу стало легко и спокойно, а в сердце поселилась уверенность, что у них всё получится. Любые трудности и преграды нипочём, когда идёшь рука об руку с любимым человеком.

– Знаешь… – Он решил начать издалека. – Я тут недавно подумал…

– О чём же?

Брендалин лукаво изогнула бровь. Неужели догадалась?

Элмерик прокашлялся, чтобы добавить в голос звучности:

– Обо всём: о тебе, о нас… Я хочу написать письмо домой. И ещё одно отправить твоему дяде. Наши семьи примерно равны по положению – значит, препятствий возникнуть не должно…

Голос всё-таки подвёл его и дрогнул на последних словах.

– К чему ты клонишь? – Брендалин улыбнулась одними уголками губ.

Конечно, она всё понимала. Но правила приличия предписывали девушкам изображать изумление в такие важные моменты.

– Я говорю о помолвке, – выпалил бард и, краснея, добавил: – если ты не против, конечно… О свадьбе, пожалуй, ещё рановато говорить. Но я хочу, чтобы ты знала: мои намерения самые серьёзные.

От волнения у него вспотели ладони, щёки горели огнём, а сердце колотилось, как бешеное. Элмерик подумал, что лучше было бы сделать предложение, уже имея разрешение семьи. Тогда он мог бы вручить девушке фамильное кольцо, которое, как он надеялся, ему пришлют из дома. Но упускать подходящий момент – увольте! Когда он ещё потом осмелится?

Брендалин, отстранившись, заглянула в его лицо. Её и без того бледные скулы, казалось, побелели ещё больше. Элмерик увидел тень колебания в бездонных фиалковых глазах и невольно вздрогнул: а ну как откажет? Он сжал зубы и затаил дыхание. Воздуха очень быстро стало не хватать. Казалось, прошла целая вечность. В тот миг, когда он уже собрался было сделать вдох и обратить всё сказанное в шутку, девушка шепнула:

– Ладно, я согласна, но при одном условии.

От нахлынувшего облегчения Элмерик чуть не расплакался. Слава богам, что только «чуть»!

– Что за условие?

– Мы отправимся гулять, и ты сыграешь мне на арфе. Я давно не слышала, как ты поёшь.

Бард с облегчением рассмеялся:

– Тогда приглашаю мою леди на прогулку в честь нашей помолвки!

Он запоздало вспомнил, что в таких случаях принято становиться на колено перед дамой, и даже попытался это сделать, но затёкшие ступни подвели – Элмерик едва удержался на ногах, нелепо взмахнув руками в воздухе.

Он покраснел.

– Прости… я глупо, наверное, выгляжу?

– Не глупее, чем обычно. – Брендалин вложила ладонь в его руку. – Идём уже! Оставим все церемонии на потом, когда ты получишь ответы на ещё не написанные письма.

– Главный ответ я уже получил. Мне ведь не послышалось? Скажи это ещё раз!

– Я согласна, – повторила девушка; в её в глазах плясали озорные искорки. – Мне кажется, наши судьбы давным-давно связаны. Поэтому знай: если ты вдруг передумаешь, я очень сильно рассержусь на тебя, Элмерик Лаверн!

– Да никогда!

Она хотела ещё что-то сказать, но бард не оставил ей такой возможности. Повинуясь порыву, он коснулся губами губ своей наречённой – сперва осторожно, потом немного настойчивее… Когда спустя пару мгновений они всё же опомнились и разорвали поцелуй, сердце Элмерика пело от счастья.

– Я уже знаю, что сыграю для тебя, – признался бард, едва они вышли из дома. – В день нашей встречи я решил сочинить балладу в твою честь. И вот наконец-то дописал.

– О, я польщена! – Брендалин поклонилась ему.

Они спустились по склону холма, перешли вброд ручей и устроились на поляне между двух вековых дубов, росших вдалеке от дороги. Там легко было скрыться от чужих любопытных взглядов. Сквозь желтеющую осеннюю листву пробивалось солнце, и оттого казалось, что всё вокруг – поле, деревья, трава под ногами и даже само небо – залито светлым эльфийским золотом. Таким же золотом сияли и волосы Брендалин. Сейчас она была ещё прекраснее, чем обычно.


Кажется, даже вездесущие младшие фейри, вечно норовившие сунуть свой нос куда не следует, решили оставить в покое двух влюблённых. Ветер стих, ни одна травинка не пошевелилась, и ни единого листка не упало с дерева, пока Элмерик пел свою балладу:

«На пламя, что притягивает взгляд, смотреть издалека не так уж страшно, но сотни мотыльков в огне сгорят, летя на свет так слепо и отважно. Любовь согреет или обожжёт? Увы, не угадаешь наперёд».

Когда-то он написал эти строки, едва надеясь на взаимность. Теперь же в сердце крепла уверенность, что именно с этой девушкой он хотел бы разделить жизнь. И пусть старики говорят, что первая любовь недолговечна, как мартовский снег, Элмерик знал: иногда и мудрые ошибаются.

«Зимой приходят злые холода, сбивает с ног промозглый стылый ветер. Но в небесах горит твоя звезда – она мне путь среди снегов осветит. Моя душа то плачет, то поёт… А я изведал и огонь, и лёд».

На склоне холма Брендалин нарвала букетик диких фиалок. Те должны были давно отцвести, но почему-то запоздали. Лето закончилось, природа увядала, но Элмерику грядущая зима была не страшна.

Звуки арфы лились, будто медовое вино в праздничную чашу, и каждая струна пела о счастье, которое не под силу вынести одному человеку. Зато вдвоём нести эту ношу было удивительно легко и сладко…

«Однажды не сумею промолчать, хотя сказать “люблю” бывает трудно. Отказ разит, как лезвие меча, а сердце ждёт и хочет верить в чудо. Но до огня и льда нам дела нет, когда любовь рождается на свет».

Брендалин, раскрыв рот, ловила каждое его слово, глаза её опять увлажнились, но эти слёзы вызывала не скорбь. Последний отзвук струн стих, и Элмерик смущённо улыбнулся.

– Какая красивая песня!.. – выдохнула девушка. – Знаешь, мне никто раньше не посвящал баллад.

– Это большое упущение. – Бард положил руку на изгиб арфы. – Но я рад, что был первым.

Брендалин откинулась спиной на ствол векового дуба.

– Скажи: ты правда веришь, что любовь способна преодолеть любые преграды? Порой дорога к счастью терниста…

– Конечно верю. – Элмерик вздрогнул. – А что?

Его обеспокоила грусть, промелькнувшая в глазах девушки. Это было всего лишь мгновение, но он успел заметить. Потом её взгляд вновь потеплел.

– Нет, ничего. Просто пообещай мне ещё одно…

– Да всё что угодно! – Элмерик встал и шагнул к ней.

– Между нами больше не должно быть никаких секретов, хорошо? – Брендалин протянула ему цветок и склонила голову.

– Клянусь! – Бард осторожно вставил фиалку девушке в волосы, нежно приподнял её голову за подбородок и заглянул прямо в сияющие глаза. – Но это не касается всех прежних клятв.

– Конечно. – Девушка поправила стебелёк за ухом. – И ещё… это даже не обещание, а просьба. Если решишь когда-нибудь посмотреть на меня этим своим истинным взглядом, скажи заранее. Женщины не очень любят, когда кто-то хочет увидеть их такими как есть, без прикрас. А жизнь на мельнице учит нас всяким маленьким хитростям, чтобы, даже работая на кухне или убирая конюшню, выглядеть как настоящая леди.

– Понимаю. – Элмерик поднёс её ладонь к губам. – У меня уже был неприятный случай с одной дамой… Обещаю, что не повторю эту ошибку.



Кожа на руке Брендалин была гладкой, как шёлк. Конечно, тут не обошлось без чар – это любому понятно. Невозможно собирать травы, давить едкий сок, нарезáть коренья, помешивать кипящее варево в котле и при этом остаться белоручкой.

– Благодарю, мой рыцарь! Обещаю: я щедро награжу тебя.

Элмерик потянулся за поцелуем, но Брендалин, смеясь, оттолкнула его.

Она раскинула руки в стороны, подставляя лицо лучам осеннего солнца, и закружилась, сбивая рукавами сухие листья. Льняные пряди выбились из тугих кос и рассыпались по плечам.

–

С

ыграй мне её ещё раз, бард!

– Смех Брендалин был похож на перезвон фейских колокольчиков. – Свою самую лучшую песню!



6.

Если накануне заснуть совсем под утро, то можно запросто проспать всё на свете, даже громкий звон колокола.

Когда Элмерик открыл глаза, солнце стояло уже высоко, и на стенах плясали неровные тени от листьев росшего за окном клёна. Бард резко сел на постели, в ужасе понимая, что, кажется, не успел уже не только на завтрак, но и на учёбу.

– Чё ты подпрыгиваешь, как умалишённый? – пробурчал Джерримэйн из своего угла, с шелестом переворачивая страницу книги.

Элмерик протёр заспанные глаза и огляделся.

Джерри, казалось, никуда не торопился. Он лежал на кровати прямо поверх покрывала и читал потрёпанный определитель трав и растений. Больше в комнате никого не было. Постель Мартина была заправлена, а его самого и след простыл. Как, впрочем, и Орсона.

– Сколько времени? – хриплым со сна голосом уточнил бард.

– Два часа пополудни.