Элементали

Четвертая комната выходила окнами во двор; в ее окне Индия видела белое лицо, которое приняла за отражение луны. Дверь захлопнулась сама собой, и какой-то крупный предмет мебели придвинулся к ней изнутри. Одесса спокойно вставила последний ключ в замок и повернула.

– Идем, деточка, – сказала Одесса и махнула Индии в сторону лестницы; но лестничная площадка была настолько темной, что Индия не заметила этого движения. Она направила луч фонарика на ступеньки, ведущие вверх.

– А что насчет третьего этажа? – спросила она. Ручка второй двери снова начала подрагивать. «Что, черт возьми, я здесь делаю?» – подумала Индия, и в четвертой комнате задвигалось еще больше мебели.

– Там нет дверей – нечего запирать, – сказала Одесса. – Если сверху что-то есть, оно теперь в доме главное. Мы ничего не можем сделать. Спускайся, деточка.

Индия направила луч фонарика вниз и спустилась по лестнице в гостиную. Луна вышла из облаков и светила в окно задней части дома, заливая серым светом эту длинную комнату. Дюна здесь, на большем пространстве, казалась не такой чудовищной, как в столовой.

Комната была обставлена с хорошо сохранившейся непринужденностью: прекрасные ковры и крашеная плетеная мебель. Ткани, сильно истлевшие, были покрыты мелким орнаментом и, как подозревала Индия, окрашены в яркие цвета. Сейчас все выглядело черным и серым, кроме песка, который ловил и отражал лунный свет серебристо-белой бледностью. Дюна, словно стоп-кадр приливной волны, накрыла треть комнаты.

Индия посветила фонариком на дюну; по пологому откосу соскользнуло еще больше песка. Падающие песчинки ловили и преломляли белый свет. Шаги Одессы слышались на лестнице позади, и Индия собиралась повернуться, когда квадратный стол у наружной стены внезапно опрокинулся. Большой светильник с замысловатым абажуром из цветного стекла, имитирующим гроздья глицинии, разбился об пол.

Вздрогнув, Индия уронила фонарик. Он упал на голый участок пола, и свет погас. Тогда она осознала, что наверху внезапно прекратились стук двери второй спальни и скрип мебели в четвертой. Его место занял незаметный, тонкий, сухой звук распыления – как будто дыхание какого-то существа, которое выдыхало песок.

– Одесса, – прошептала она.

– Скорее, деточка, – сказала та с настойчивостью в голосе, впервые с тех пор, как они вошли в дом. Одесса уже была в столовой, но Индия ничего не видела.

Индия карабкалась к черному треугольнику, который позволил бы попасть в безопасную столовую. Сухое дыхание становилось все громче и ближе; Индия держала фонарик как оружие.

Когда она встала, рука с длинными пальцами крепко сжала ее лодыжку. Жесткие ногти проткнули кожу, и она почувствовала, как кровь хлынула наружу. Индия инстинктивно ударила фонариком со всей силы – по чему бы это ни было. Раздался сухой вздох – Индия почувствовала, как песок слегка брызнул на ее голую ногу – и хватка ослабла. Она выскочила через дверной проем в столовую. Одесса схватила ее за руку и потащила через кухню к задней двери.





Часть III

Элементали




Глава 22




К их пробуждению на следующее утро проклятие жары рассеялось: выпала серая изморось, а температура понизилась настолько, что во время раннего завтрака – для разнообразия накрытого всем одновременно – они все изрядно продрогли. Сбор вещей был отложен, и Люкер, грея руки о вторую чашку кофе, посоветовал взять только самое необходимое.

– Если мы оставим здесь большую часть вещей, – сказал он, – это будет поводом вернуться сюда после выходных. Нам с Индией еще не нужно обратно в Нью-Йорк, поэтому, я думаю, стоит продолжить. – Он посмотрел на дочь, думая, что она обрадуется этому предложению, но Индия, которая по непонятным причинам сидела за столом в зеркальных солнцезащитных очках, вяло отвернулась и не смотрела на него.

– Хорошо, – сказала Ли, – потому что, Люкер, я думаю, тебе не следует уезжать из Алабамы, пока не будет принято решение насчет Бельдама. Ты единственный, кто сможет противостоять папе и даже покончить с этим делом.

– Я оторву ему яйца и прибью к нёбу, – сказал Люкер. Все настолько привыкли к его вульгарности, что никто даже не вздрогнул.

Таким образом, было решено остаться в Мобиле с первого июля – то есть с сегодняшнего дня, субботы, – до следующей среды, пятого. Все, что Лоутон попросит сделать, они будут выполнять без жалоб и с максимально возможной в каждом конкретном случае любезностью, будь то ротарианский ужин[9], выступление в парке или турне по торговым центрам. Если все пройдет хорошо, они смогут вернуться как раз к дню рождения Дофина шестого числа.

Они собрали сумки, заперли дома и выехали в десять часов. Ли, Дофин и Большая Барбара взяли «Джип», Люкер, Одесса и Индия сели в «Скаут». К удивлению Люкера, всю дорогу до оставленных в Гаске машин Индия сидела на коленях Одессы.

– О, я знаю, – сказал Люкер дочери, когда они перебрались в «Фэйрлэйн», – тебе просто грустно уезжать из Бельдама. Я чувствую то же самое. Нью-Йорк – одна крайность, а Бельдам – другая. Мобил где-то посередине, а мы с тобой любим крайности.

– Да, – кратко ответила Индия, озадачив его.

Индия все еще была сильно напугана тем, что произошло прошлым вечером. Убегая из дома, она была уверена, что едва унесла ноги. Остаток ночи она провела, дрожа в гамаке в доме Сэвиджей, без сна, таращась в темноту и успокаивая себя тем, что Одесса дремлет рядом в кресле-качалке. Ее пугал каждый звук, а постоянное понижение температуры – за три часа похолодало на пятнадцать градусов – пробирало до костей.

На заре она решилась разбудить Одессу.

– Одесса, – сказала она, – я хочу знать, что случилось.

– Ничего не случилось, – ответила та. – Я вытащила тебя.

– Что-то пыталось меня утащить. Что это было?

– Я думала, что заперла их в тех комнатах. – Одесса пожала плечами. – Видимо, не всех.

– Что-то было во второй спальне, дергало дверную ручку, и еще что-то в четвертой, оно закрыло дверь. И еще было что-то, что хотело утащить меня в песок. Получается, в доме три духа.

– Не-а, – сказала Одесса, качая головой. – Они хотят, чтобы ты так думала.

– Что ты имеешь в виду? Почему нет? Раз, два, три. Их в доме три штуки, мы же пересчитали!

– Вот именно, – сказала Одесса, – так они и дурачат нас. Когда мы были наверху, они позволили запереть себя в комнатах, делали вид, что не могут выбраться. «Ох, ключи и замки удерживают нас», – говорили они. Потом мы спускаемся вниз – а они уже там, хотят утащить тебя в песок.


– Но их все еще трое! Двое наверху и один внизу, даже если двое лишь притворялись запертыми!

– Нет, – сказала Одесса. – Ты не знаешь, сколько их там, ты не знаешь! Их может быть пятьдесят, а может, только один, просто он быстро бегает. Ты видишь то, что они тебе показывают – и не замечаешь того, что есть на самом деле.

– Если они умеют все это проделывать, – угрюмо проговорила Индия, – то как нам удалось уйти?



Большая Барбара вернулась в дом мужа, где тот ждал ее с распечатанным списком всех мест, где она должна побывать в ближайшие несколько дней. Они немедленно отправляются на обед в Молодежной торговой палате.

– Лоутон, – сказала она, нервно улыбнувшись, – я должна рассказать тебе, чем занималась в Бельдаме.

– Барбара, все, что ты должна сделать, это приодеться, иначе мы опоздаем. Я буду произносить речь, а оратору не к лицу опаздывать.

– Но ты должен меня выслушать. Ты должен узнать, что я для тебя сделала, Лоутон. Я завязала со спиртным, вот что. Я больше не буду пить. Тебе не придется обо мне беспокоиться. Знаю, у меня все еще есть недостатки – у нас у всех есть недостатки, как бы над ними ни работали, но они уже не имеют ничего общего с алкоголем. У меня столько сил, я сидела целыми днями на пляже и думала, как помочь тебе с кампанией. Послушай, – сказала она разгоряченно, обеспокоенная холодным взглядом мужа, – думаю, мне бы понравилось пожить в Вашингтоне пару лет – знаю, это может затянуться, ведь как только ты сможешь пробиться, они больше не выпустят тебя из Конгресса – и Лоутон, я так помогу тебе! Буду устраивать знатные вечеринки – ты знаешь, что я умею, даже Люкер подтвердит это, хоть он и ненавидит вечеринки. Я спрошу у Дофина и Ли, нельзя ли будет на время забрать у них Одессу, Одесса прилетит и поможет мне закатывать лучшие вечеринки, на которых ты когда-либо бывал. Люди будут толпиться в нашем холле, как в вестибюле отеля – приходить и уходить! Вот о чем я думала в Бельдаме, Лоутон. Без сомнения, ты победишь, а я буду следовать за тобой во всем, что ты делаешь, я…

– Теперь мы точно опоздаем! – сердито перебил Лоутон МакКрэй.



Люкер и Индия снова заняли гостевое крыло Малого дома, но Лоутон МакКрэй не передал сыну и внучке никаких указаний насчет того, как продвигать его политическую карьеру. Они могли сами распоряжаться свободным временем.

Люкер спросил Индию, все ли в порядке.

– Где Одесса? – ответила она.

– Ушла домой ненадолго. Вернется ближе к вечеру. Знаешь, – сказал он дочери, которая все еще не сняла солнцезащитные очки, – даже странно, как сильно ты привязалась к Одессе…

– Что плохого? – резко спросила Индия.

– Ничего, – ответил отец. – Просто странно, ведь когда мы ехали в Бельдам, ты ей и минуты не уделяла.

– У нее есть внутренние качества.

– Ты сейчас не шутишь?

Индия не ответила.



Во время обеда они слушали дневные новости и узнали, что на прошлой неделе Мобил наслаждался аномально умеренной погодой: прохладными утрами, дождливыми полуднями и приятными свежими вечерами.

– Разве не странно, – сказал Люкер. – А в Бельдаме всю эту чертову неделю было жарче, чем в аду. Всего лишь восемьдесят километров – и словно совершенно иной климат.

Ли и Дофин тоже были на обеде в Молодежной палате и постарались не выказать особого интереса к тому, что ответит Большая Барбара официанту на вопрос, не желает ли кто-нибудь коктейля перед подачей блюд. Большая Барбара покраснела – не от решения, которое было легким, а от осознания того, что за ней наблюдают. «Будто я погода», – сказала она себе. Выйдя посреди обеда в дамскую комнату, она задержалась у столика Ли и Дофина, наклонилась между ними и прошептала: «Вам не нужно обо мне беспокоиться. Пока все хвалят мой загар, у меня нет времени подносить бокал ко рту!»

Во время выступления Лоутона место Большой Барбары находилось на помосте рядом с трибуной, и она смотрела на мужа с головокружительной улыбкой супружеского обожания. Мало кто из аудитории – будь то женщина или мужчина – не отметил позже, как повезло кандидату иметь такую жену: даже те, кому нравился Лоутон, или те, кто лишь имитировал к нему симпатию, признались, что им было бы легче отдать голос за него, зная, что и Большая Барбара тоже попадет в Вашингтон.



Направляясь домой после обеда в Молодежной торговой палате, Дофин проезжал мимо аптеки, где неделю назад оставил для проявки пленку Индии – так что притормозил и забрал фотографии. И он, и Ли удивились, когда Индия, получив их, коротко поблагодарила и даже не попыталась рассмотреть изображения.

– Ты что, даже не взглянешь? – спросила Ли.

– Я посмотрю позже, – ответила девочка и унесла конверт в свою комнату.

Это было очень странно и вызвало пересуды, а чуть позже об этом доложили Люкеру. Ближе к вечеру он пришел в комнату Индии; в руке у него был высокий стакан.

– Боже мой, как хорошо снова выпить. Думаю, я страдал почти так же, как Большая Барбара.

– У тебя были таблетки, – сказала Индия.

– Ш-ш-ш! – зашипел отец. – Никому об этом не говори! Штука в том, что я за все время принял только парочку успокоительных.

– А антидепрессанты?

– На кой черт? Чем можно заниматься в Бельдаме под наркотиками?

Индия пожала плечами, подперла подбородок кулаком и выглянула в окно на Большой дом. Листва в Алабаме была фантастически пышной; деревья как будто прогибались под листьями. Растения в садах – гортензии, лилии и пестрые однолетники – склонялись под цветками. Несмотря на отсутствие хозяев, садовники с честью выполняли свою работу.

– Что с тобой? – спросил Люкер. – Ты злишься из-за того, что нам пришлось уехать из Бельдама?

Она покачала головой, не глядя на него.