Элементали

* * *


Индия знала, что не сможет заснуть, если поднимется в свою комнату. Она лежала на качелях и, прижав одну ногу к цепи, слегка раскачивала их по дуге. Москитная сетка защищала ее от комаров и мух. Она прислушивалась к медленному равномерному скрипу цепи, к волнам прилива, шумевшим так близко, и то и дело улавливала шепот Ли и Дофина через открытое окно гостиной. Пока они бодрствовали, она не боялась, хотя все огни в Бельдаме погасли, а Индия осталась одна на крыльце. С места, где она сидела, нельзя было увидеть третий дом. Она полежит здесь спокойно, пока ее не начнет одолевать сон, и тогда поднимется наверх в спальню; а утром уедет в Мобил и, возможно, уже не вернется. Она не могла не наслаждаться этим последним вечером, проведенным в одиночестве на свежем воздухе. Звезды, сверкавшие, но не освещавшие, делали лишенный света Бельдам самым черным местом на земле.

Она заснула на качелях, а когда проснулась, крыльцо уже не было равномерно черным, а искривлялось таинственными тенями. Растущая луна взошла над заливом и теперь светила прямо над головой. А разбудил ее, медленно выводя из напоенного жарой сна, звук шагов на крыльце; шаги раздавались на ступеньках сзади и приближались к тому месту, где она лежала. Конечно же, это была Одесса, Одесса вышла из дома Сэвиджей из-за бессонницы или тревоги – или просто не хотела ночевать там в одиночестве. Индия настолько привыкла к приливам, что по звуку волн – насколько далеко они были от дома – могла точно сказать, что проспала почти три часа. Было уже больше часа ночи – что же Одесса делала так поздно? Индия стянула с головы москитную сетку, приподнялась на качелях и выглянула с крыльца.

Никого не было.

– Одесса! – тихо позвала Индия, но ее голос все еще дрожал. – Одесса! – позвала она громче, обеспокоенная тем, что чернокожей женщины нигде нет – никого нет.

Она медленно поднялась с качелей, убеждая себя, что она вела себя тихо и не разбудила Ли и Дофина, спящих в доме, но зная, что ее забота была вызвана только страхом.

– Одесса! – шептала она. – Где ты? Уже пора спать!

Она обошла качели, удерживая их рукой, и спустилась вниз по крыльцу. Здесь было темно, хотя лунный свет падал на перила, делая их сверкающими, как песок за крыльцом. Песок сиял под лунным светом, перекрывая белые гребни волн залива и свечение лагуны. За крыльцом песок казался белым замерзшим морем, бледным и ужасающим.

Она подошла к краю крыльца и огляделась. Дома в Бельдаме выглядели как огромные глыбы тьмы, стоящие на якоре в сияющем море залитого лунным светом песка.

«Прилив еще не ушел, – подумала Индия. – Мы все еще на острове».

Она подняла глаза на яркую выпуклую луну и возненавидела ее за несовершенство формы. Индия посмотрела туда, где отражался ее свет – на окно спальни третьего дома, соответствовавшей комнате Большой Барбары. Он дрожал на стекле, но эти блики были лишь ответом на дрожь самой Индии.

Шаги ей приснились: они были отголоском какого-то аморфного видения в ее голове, слуховой галлюцинацией, вызванной жарой и стесненной позой на качелях, коварным суеверием, внушенным Одессой.

Она повернулась, чтобы войти внутрь, и в этот момент заметила следы, ведущие вверх от песчаного двора к веранде. Лунный свет осветил их так, что они стали отчетливо видны: маленькие отпечатки деформированных босых ног, рассеянных по деревянным ступенькам. Эти следы выглядели не так, как если бы кто-то прошел по двору босиком, оставив пару жирных отпечатков, постепенно становившихся все более незаметными по пути к крыльцу: каждый след был идеально очерчен, как если бы кто-то сыпал на доски песок по точнейшему трафарету. Это были следы чего-то, состоящего из песка.

Следы поднимались по лестнице и шли по крыльцу к тому месту, где она стояла; но позади нее, у качелей, где она спала, они терялись в тени.

Индия скинула сандалии и на ощупь пошла по песчаному следу в темноту веранды. След привел к качелям и остановился.

Индия лихорадочно огляделась. Она отскочила к краю крыльца, отчаянно стряхивая песок с подошв ног. Слева была лагуна, а справа – залив; впереди сверкающий песок Бельдама тянулся к черному расплывчатому горизонту.

Облака внезапно перекрыли луну, и вся панорама померкла. В Бельдаме было так тихо, что даже звук сетчатой двери дома Сэвиджей, тихонько открывшейся и так же осторожно закрывшейся, не ускользнул от ее ушей. Она подбежала к краю крыльца и, сощурив глаза, едва смогла рассмотреть Одессу на черной лестнице дома Сэвиджей.

Индия выбежала во двор: та не удивилась, увидев ее.

– Одесса! – шепотом воскликнула Индия. – Я так рада, что это ты поднималась ко мне на крыльцо, я так…

– Не я, деточка…

Индия испытала удивление, а затем страх. Одесса повернулась к третьему дому.

Индия подняла глаза. Хотя луна все еще была скрыта, ее отражение оставалось в окне наверху. Но это была не луна: лицо, бледное, с едва различимыми чертами, медленно отступало во тьму третьего дома.





Глава 21




Одесса вся звенела, когда решительно шла по двору. Индия боялась идти рядом с ней, но еще страшнее было остаться позади.

– Что у тебя в карманах? – шепотом спросила Индия, видя, как сильно они были оттянуты вниз.

– Ключи, деточка, – ответила чернокожая женщина. – У меня есть ключи от третьего дома.

Приноровившись к шагам Одессы, Индия резко затаила дыхание.

– Эй, а откуда ты их взяла?

– О, они были у меня все время. Всегда были.

– Мы пойдем внутрь? – воскликнула Индия. – Мы правда зайдем в третий дом? – Когда Одесса кивнула, Индия потянула ее за юбку. – Слушай, почему бы нам не подождать до завтра? Почему бы не дождаться, когда рассветет?

– Будет поздно, – сказала Одесса. – Мы должны защититься.

– А что насчет тех семян? Мы съели все семена, ты сказала, они нас защитят. Ты сказала…

– Однажды я уже использовала семена, деточка, и они защитили меня, защитили всех в Бельдаме. Это было сразу после убийства Марты-Энн. Тогда они сработали, но сейчас не работают. Духи позволили им сработать в первый раз – пытались обмануть меня, заставить думать, что семена всегда будут работать, они просто дали нам почувствовать, будто мы защищены. Но, как я вижу, в этот раз семена не работают. Так что нам нужно войти внутрь.


– Я знаю, что там кто-то есть, – сказала Индия, удерживая Одессу за юбку, чтобы помешать ей приблизиться к третьему дому. На мгновение на небе показался месяц и окутал их своим бледным сиянием. – Кто-то смотрел на нас из окна. Мы не можем взять и войти туда, когда знаем, что кто-то ждет внутри.

– Деточка, – сказала Одесса, – тебе не обязательно идти со мной.

– Чем ты собралась защищаться? У тебя есть оружие?

– Нет, но если бы было, я бы захватила. Люди говорят, что оружие бесполезно против духов, но нельзя сказать наверняка, что может остановить духа, а что нет. Они не следуют нашим правилам никогда. У меня с собой Библия. Я буду читать Библию, а еще у меня есть ключи, и я попробую запереть духов в их комнатах.

– Духи могут проходить сквозь стены, – констатировала Индия.

– Ты не знаешь! – воскликнула Одесса. – Ты же сама говорила, что не знаешь ничего про этих духов, а теперь заявляешь, что их нельзя запереть в комнате! Что ж, деточка, расскажи, откуда ты знаешь, что их нельзя запереть!

– Я не знаю, – нервно признала Индия. – Может, и можно. Ты правда собираешься войти внутрь и попытаться их запереть?

Одесса пожала плечами.

– Я точно не знаю, что делаю, – она взяла Индию за руку. – Ты подержишь для меня фонарик?

Несмотря на переполнявший ее страх, Индия кивнула и взяла фонарик, который Одесса вытащила из кармана платья. Она включила его и посветила на заднее крыльцо третьего дома. Темной ночью, освещенной только этим дрожащим белым кругом, тот казался совершенно неотличимым ни от дома МакКрэев, ни от дома Сэвиджей.

– Я боюсь, – призналась Индия.

– Конечно, боишься, – сказала Одесса, – и я тоже, но ты сказала, что хочешь войти внутрь, а если не зайдешь сейчас, возможно, у тебя уже никогда не будет другого шанса.

Она достала большую связку старомодных ключей, подобных тем, что Индия нашла в дверях дома МакКрэев. Одесса смело подошла к двери кухни, как будто возвращалась туда после полуденного похода за продуктами, и примерила четыре ключа к замку, прежде чем один из них повернулся. Индия, дрожа, стояла на ступеньке ниже Одессы, прижимаясь плечом к бедру чернокожей женщины и пытаясь сфокусировать фонарик на замочной скважине. Луна скрылась за плотными облаками, и весь Бельдам сделался черным.

– Почему мы не можем дождаться утра? – спросила Индия. – Почему нельзя подождать, когда рассветет?

– Потому что оно сейчас в доме, и мы должны удерживать его там, – она положила твердую руку на плечо Индии. – Оно уже было сегодня в доме мистера Дофина, пришло днем, когда миз Ли спала. Я пошла туда, почитала там Библию, закрыла окно и заперла дверь, но не знаю, избавилась я от этого или нет. Думаю, да. Думаю, я его прогнала. Думаю, оно вернулось сюда, мы видели его в окне. Я сегодня больше не хочу видеть никаких блужданий!

Дверь открылась, заскрипев по песку. Индия последовала за Одессой внутрь, судорожно схватив женщину за юбку.

Индия осветила комнату слабым светом фонарика; она мало что могла разобрать, но это была старомодная кухня с водяной колонкой и дровяной печью (где они брали дрова в Бельдаме?). В центре комнаты стоял большой стол, уставленный посудой и горшками, но все шкафы и двери были закрыты, и так долго сохранявшаяся в комнате опрятность тревожила.

Они стояли перед столом больше минуты, не двигаясь и боясь дышать, прислушиваясь к звукам в доме. За глухим гулом залива слышалось назойливое шипение сыплющегося песка. Индия посветила фонариком в углы потолка и обнаружила песок, который мелкими прерывистыми струйками сочился по углам и собирался в кучки.

– Я ничего не слышу, – сказала Индия. – Здесь никого нет. То, что мы видели в окне наверху, – всего лишь отражение луны. Я не совсем проснулась, когда увидела это – наверное, я и сейчас еще не проснулась.

Чем пахнет дом, который был заперт десятилетиями? Индии не с чем было сравнить, но Одесса знала, что так пахнут сухие листья на полу мавзолея Сэвиджей.

Кухня была жаркой, сухой и мертвой. Одесса тихо и быстро вошла через вращающуюся дверь в столовую. Индия следовала за ней, но то, что она увидела с другой стороны, поразило ее так, что она ослабила хватку на двери, и та захлопнулась позади нее.

Охваченная ужасом от того, что она вошла в третий дом, зная, что он не будет пустым, она забыла о надвигающейся дюне, абсолютно забыла. И вот она, воспроизведенная в этой высокой квадратной комнате, в точности как ее копия снаружи, с пологим склоном от верхушки окон к ногам Индии. Она даже стояла прямо в ней; когда Одесса открывала дверь, песок большой дугой ссыпался на пол. Даже в абсолютно темном помещении дюна сияла. Она была гладкой и сухой, и когда Индия осветила ее лучом фонарика, то увидела, как верхний слой песчинок скользит вниз. Возможно, – подумала она, – их привело в движение появление людей, нарушивших покой дома, десятилетиями знавшего только тишину.

В центре комнаты стоял обеденный стол со стульями, хотя видно было только его небольшой угол и два стула, стоявших ближе к кухне. И они уже прочно застряли в дюне. Свечи в железном канделябре полностью расплавились в жаре прошедших лет. На боковой стене почерневшие картины были перекошены из-за сыплющегося песка, но оставались на своих крючках, медленно утопая в песке. Песок ухватил шторы за кромку и стягивал их с карнизов. Потолок заметно прогнулся в передней части дома: комната сверху, копия спальни Индии, была той самой, куда она позволила проникнуть песку. Теперь его набралось там столько, что он смог пробить настил. Эти детали Индия примечала, но не полностью осознавала в тот момент; разглядеть что-либо можно было только с помощью фонарика. Другие громоздкие очертания обозначали что-то едва засыпанное, но она не могла точно распознать эти предметы.

По крайней мере, она получила ответ на вопрос: дюна попала в дом, и результат оказался более чудесным – и более ужасным, – чем она представляла. Комната, на три четверти заполненная песком, вызывала сильнейшую клаустрофобию.

– Одесса, – прошептала Индия, – я не уверена, что это безопасно…

Одессы уже не было в столовой. Индия отчаянно огляделась, протягивая руку в надежде схватиться за ее платье. Луч фонаря бешено метался по песку.

Одесса не уходила обратно через распашную дверь на кухню: Индия бы услышала. Она посветила фонариком на дверной проем, который, как она знала, вел из этой комнаты в гостиную. Он был почти полностью заблокирован песком. Между стеной и дюной оставалось треугольное пространство, достаточное только, чтобы протиснуться боком. Не раздумывая, Индия поспешила к нему, уперлась ногами в песок глубиной почти в полметра и проскочила в гостиную.

– Одесса! – снова закричала она, и Одесса ответила звяканьем ключей у подножия лестницы.

Индия осветила ей лицо.

– Ты идешь наверх? – недоверчиво спросила она, забывая о своем любопытстве по отношению к обстановке и состоянию гостиной.

Одесса вяло кивнула.

– Придется, – ответила она обычным голосом. – И тебе тоже. Не смогу найти замки, если у меня не будет света.

Индия тяжело вздохнула и последовала за Одессой вверх по ступеням, всю дорогу держась за подол ее платья.

Площадка была пустой и темной, под ногами скрипел тонкий слой песка. Двери во все четыре спальни были открыты, но Одесса предупредила, чтобы она не светила фонариком внутрь комнат. Чернокожая женщина захлопнула первую дверь. Затем Индия включила свет и направила его на дверной замок. Одесса не торопясь перебирала ключи, пока не нашла подходящий; она повернула его, кивнула, когда щелкнула задвижка, затем подергала ручку, чтобы убедиться, что дверь не открывается.

Она закрыла вторую дверь; Индия переместила свет, и процедура повторилась. Это была комната, в которую она заглядывала в первый день в Бельдаме. И то, что в тот день закрыло дверь спальни, стояло тогда именно там, где она стоит сейчас. Ключ повернулся в замке, но ручку дернула не Одесса. То, что оказалось заперто внутри, хотело выбраться наружу.

– Это Марта-Энн, – спокойно ответила Индия. – Я видела ее внутри. Это ее комната.

Одесса не ответила. Она закрыла третью дверь и заперла ее. Ручка второй двери продолжила подергиваться. То, что осталось по ту сторону, приложило рот к замочной скважине и засвистело.