Батальон, к бою!
Часть 21 из 26 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– В атаку!
Стена штыков, блестя острой сталью, мерно качнулась вперед. Три сотни оставшихся в живых турок не приняли ближнего боя и, развернувшись, кинулись в сторону недалекого берега. А за ними, сберегая дыхание, бежали цепи егерей. В баркасы, отталкивая их от берега, десант заскакивал уже под россыпь выстрелов. В Очаков из семи сотен вернулось сто девять человек.
* * *
– Ваше высокопревосходительство, особый отдельный батальон егерей прибыл в ваше распоряжение! Докладывает подполковник Егоров! – Алексей, представившись, резко отбросил ладонь от козырька каски.
– Орел! Рад, очень ряд я вам! – Суворов весело тряс его за плечи. – Вот кого мне тут не хватало, так это отменных стрелков! Ну и еще пару десятков хороших полевых пушек! – и он весело рассмеялся. – За сколько свой путь осилили? Как добрались? – сыпал он вопросами.
– Седьмого вышли, ваше высокопревосходительство, – ответил Алексей.
– Чего-о?! – с удивлением воскликнул генерал-аншеф. – Седьмого?! Да не может того быть! Насколько уж я люблю быстрые марши, но вот та-ак! Как же это удалось вам, голубчик?! А ну-ка, поведай свой секрет! – продолжал он сыпать резкими и эмоциональными фразами.
– Шли скорым маршем, ваше высокопревосходительство, – пояснял Егоров. – На привалы останавливались только лишь в ночь. Спешили очень. А пищу на походных кухнях в пути готовили. Полковник Баранов сказал, что нужно сюда успеть, ибо турки уже к наступлению изготовились. В семи верстах от крепости разбили семь сотен из их десанта. У нас потерь нет, только лишь три егеря получили легкие ранения от шальных пуль. У них едва ли более сотни к себе морем ушло.
– Молодцы! – воскликнул Александр Васильевич. – Мне казаки доложили уже о вашем деле на Кинбурнской косе. Хорошо вы турок там потрепали! А мы здесь от их кораблей отбивались, совсем уже басурмане обнаглели. Будь крепостная артиллерия в лучшем состоянии, так и не допустили бы их до себя. Но воюем тем, что имеем! В эту же ночь турки в нескольких местах свои мелкие партии высаживали, с казачьими пикетами перестрелку вели. Крутятся они, выискивают слабое место, где бы им вцепиться в нас было лучше. Походные кухни?! Очень интересно, покажешь мне их потом! Так, милостивый сударь, вы пока располагайтесь на постой, ужинайте, а вот после ночевки, с утра прошу вас быть на командирском совете. Будем вместе думать, как нам лучше неприятеля встречать.
15 сентября в район косы прибыл корабельный отряд из состава Лиманской флотилии, который был направлен к Кинбурну по требованию Суворова. В его состав входили фрегаты «Скорый» и «Херсон», бот «Битюг» и четыре галеры. Командовавшему отрядом капитану второго ранга Обольянинову флотское руководство поручило действовать как можно осторожнее и не ввязываться в бой с превосходящими силами противника. Русские суда встали в нескольких верстах от крепости, ведя наблюдение. В это самое время турецкий флот в количестве нескольких десятков вымпелов вновь подошел к Кинбурну и открыл по нему огонь. Русские корабли продолжали при этом бездействовать. Все, кроме одной галеры. Эта галера под названием «Десна» была переделана в свое время под плавучий ресторан. И буквально несколько месяцев назад она принимала участие в путешествии Екатерины II на юг. С прибытием же в лиман ее вновь перевооружили, и она опять стала военным судном. Командовал этой галерой мичман Джулиано де Ломбард, мальтиец по происхождению, человек удивительной судьбы, поступивший на русскую службу этим летом.
Тщетно ждал он приказа командующего отрядом идти на помощь крепости. «Атаку запрещаю», – последовал ответ на его запрос с флагмана. Два часа наблюдал он за неравным боем крепостной артиллерии с турецкими судами. Не выдержав, мичман приказал сблизиться с противником. С палубы был удален в трюмы весь экипаж, состоявший из ста двадцати человек Тамбовского полка. Судно под всеми парусами пошло на сближение с турецкой эскадрой. Нет ничего страшнее для деревянного парусного корабля, чем пожар. Именно поэтому на любом флоте более всего опасались брандеров, делом которых как раз-то и было поджигать и взрывать. Турки вполне справедливо посчитали, что одинокое русское судно, без людей на палубе и быстро сближавшееся с ними, есть не что иное, как такой брандер. Это вызвало у них большой переполох. Обстрел крепости был прекращен, и в суете они начали спешный отход к Очакову. Солдаты Тамбовского полка поднялись из трюма на палубу и вместе с немногочисленной корабельной артиллерией повели огонь по неприятелю из своих ружей, что только усилило неразбериху у турок. Два их судна столкнулись между собой, одно пошло ко дну, а другое, сильно поврежденное, еле смогло добраться до Очаковского порта.
Александр Васильевич Суворов, наблюдавший за этим сражением вместе с гарнизоном крепости, был в совершенном восторге от подвига мальтийца. Он напрямую ходатайствовал перед князем Потемкиным о награждении мичмана. Контр-адмирал Мордвинов, напротив, решил осудить храбреца: «…за неподчинение приказам, резвость и нарушение инструкций, могущих послужить гибелью вверенного ему корабля и экипажа…»
Так или иначе, но флот турок отошел, и гарнизон крепости приступил к устранению повреждений, полученных после массированного обстрела.
Приближался октябрь. Уже совсем скоро на Черном море начнется длительный штормовой период. Командованию турецкой группировки и их французским советникам изрядно надоело это затянувшееся дело с обстрелом Кинбурна, да и Стамбул торопил, намекая на упущенное время. Приготовления к большой десантной операции в Очакове были теперь всемерно ускорены.
* * *
– Внимание, слушать всем! – Перед выстроенными войсками гарнизона Кинбурнской крепости стоял невысокий худенький генерал. Светлые букли, выбившиеся из-под его треуголки, развевались на морском ветерке. Барабанный бой резко оборвался, и Суворов развернул бумажный свиток. – Матушкой нашей, всемилостивой императрицей, Екатериной Алексеевной от седьмого сентября сего года издан манифест, который и доводится до всего русского воинства. «Оттоманская Порта, утвердивши торжественными договорами перед лицом света вечный мир с Россией, опять вероломно нарушила всю святость оного… Мы полагаем в том Нашу твердую надежду на правосудие и помощь Господню, и на мужество полководцев и храбрость войск Наших, что пойдут следами своих недавних побед, коих свет хранит память, а неприятель носит свежие раны».
– Братцы, – обратился к войскам генерал-аншеф, – совсем скоро нам предстоит здесь бить турка. Многочисленный неприятель изготовился к атаке, и со дня на день он пойдёт на нас. Я намерен его истребить всего. А вам сейчас даю свой завет: «Бей неприятеля, не щадя ни его, ни себя самого, держись зло, дерись до смерти, побеждает тот, кто меньше себя жалеет!» И помните: «Мы русские, мы всех одолеем!»
* * *
– Господа, а давайте представим себя на месте противника, – предложил на военном совете Суворов. – Иван Григорьевич, ну, вот вы, скажем, паша, а все остальные – это его советники, в том числе и грамотные французские офицеры. И что бы вы делали, чтобы взять приступом нашу крепость?
Помощник командующего, генерал-майор фон Рек, окинул взглядом большую карту с планом укреплений и всех ее окрестностей.
– Я бы сковал наши силы в крепости их многочисленным флотом и под прикрытием корабельных пушек начал десантную высадку вдали от нее. Выбить турок в море мы бы не смогли. Попробуй только выйди из самой крепости – и они нас тут же перемешают с песком своими ядрами и картечью.
– Вот! Совершенно верно! – воскликнул Суворов. – Турки абсолютно уверены в том, что они превосходят нас как в убойности, так и в плотности, да и в самой дальности ведения орудийного огня. Их корабельная артиллерия, словно бы дамоклов меч, нависает сейчас над нами. Отойди мы всего на полверсты от своих бастионов – и на нас можно насесть, уже даже и вовсе не боясь огня крепостных орудий. И этот факт французские советники, разрабатывая план штурма, уверяю вас, господа, будут непременно учитывать. Мою атакующую манеру ведения сражений они все прекрасно знают. И тут, по их мнению, я или поведу свои войска вперед, напропалую, в бой, попав в огневой мешок. Или же, подавленный такой вот огромной огневой мощью, все-таки испугаюсь очевидного и запрусь внутри стен. И вот тогда нас уже можно будет взять в крепости штурмом. В любом случае, навязывая свою манеру ведения баталии, они лишают нас главного преимущества – это проводить свои самостоятельные атакующие действия. По их мнению, мы будем вынуждены только лишь отвечать им, лишенные всякой свободы маневра из-за сильного флота. Мне же сие совершенно не подходит. Я не согласен даже и на вялую победу в обороне. Нет, нет и еще раз нет, господа, неприятель должен быть разгромлен решительно и наголову, а таковая победа добывается только лишь в атаке. Поэтому доводите эту мысль и до всех своих подчиненных. И помните три воинских искусства: первое – это глазомер, второе – быстрота, а третье – натиск. Будем применять их все три в бою!
* * *
В ночь на 28 сентября по своим дозорам и пикетам выходили казачьи сотни и егеря. Несколько раз уже за последние дни отгоняли они от песчаного берега баркасы турок, но те все продолжали настырно кружить, проводя разведку.
Седьмое отделение четвертой роты несло караульную службу ближе к оконечности косы. Егеря, разбившись по парам, тихонько переговаривались и слушали ночь. Морские волны после небольшого волнения с легким шумом накатывались на берег.
– Тихо-то как, хорошо! – проговорил еле слышно Федот. – Октябрь месяц на носу, вона Покров уже совсем рядом, а тут теплынь такая стоит. У нас уже в зипунах, поди, ходят, скоро капустку на зиму солить будут.
– Тихо ты, капустка, – чуть слышно прошептал Мухин. – Кажись, скрип какой-то только что вот был, – и кивнул в сторону моря.
– Да не-ет, показалось тебе, – отмахнулся друг. – Я ничего не слыхал. Волны только гальку катают на бережку, вот она и шуршит.
– Ну, не знаю! – пожал плечами Тихон. – Можа, и вправду показалось, ближе к концу караула всегда ведь бывает так. Ухо и глаз устают все примечать. Вот с того-то и мерещится.
Егеря замолчали, думая каждый о своем.
– Федотка, чегой-то у меня на душе маетно, пойдем до дядек прогуляемся? – предложил Мухин.
– Ага, а ежели капрал заметит? Попадет ведь за то, что мы пост оставили. – Товарищ почесал под каской затылок и махнул рукой. – А, ладно, пошли. Если что, так скажем ему, дескать, спросить мы ходили, не слыхали ли наши соседи подозрительного чего-нить. Все-таки они-то ведь опытные егеря, не то что вот мы.
До соседней пары ветеранов было шагов сто по узкому берегу. Песок глушил их шаги, и они первые услышали впереди себя какую-то возню.
Тихон среагировал мгновенно: сдернув с плеча прусскую фузею, он щелкнул курком, и в ночи оглушительно бахнул выстрел.
– А-а-а! – раздался пронзительный крик, загорланили на чужом языке, и в ответ ударило несколько выстрелов. Пули просвистели рядом, и егеря бухнулись на песок. «Бам!» – ударила фузея Федота.
– Ах, чтоб тебя! – выругался Тихон и, подпалив фитиль гренады, бросил ее в сторону подбегающих турок. «Бабах!» – свистнули осколки, и на песок упали две фигуры. Остальные развернулись и бросились в сторону темнеющего у берегового среза пятна. Двое тащили туда же кого-то брыкающегося.
– Ура-а! – заорал что есть сил Тихон и бросился вдогонку. В левой руке у него была фузея, а правая в это время нащупала в кобуре пистоль. Егерь упал на песок на оба колена и, вытянув вперед руку, выжал пальцем спусковую скобу. Бах! Глухо хлопнул пистоль, один из носильщиков споткнулся и упал. Второй не стал испытывать судьбу, бросил свою ношу и припустил к темнеющему пятну бегом.
– Баркас, это баркас, Федотка, бей! – крикнул Мухин, работая шомполом. Пуля пошла по стволу вниз. А рядом раздался выстрел друга. Добежавший уже было до лодки турок повис на ее борту.
Раза по два еще успели выстрелить товарищи, пока посудина совсем не скрылась в ночном море.
– Кто стрелял?! Что тут у вас?! – к солдатам с криком подбежали трое егерей во главе с капралом.
– Турки, Герасим Матвеевич, – кивнул в сторону моря Федот. – На баркасе сюда приплыли. Тишка их первый заприметил и с ходу одного уложил. Ну а потом у нас уже цельный бой был.
Егеря рассыпались по берегу, осматривая его. Скоро сюда же подбежали еще несколько караулов, и с дежурным плутонгом прибыл ротный командир.
– Ваше благородие, караул из рядовых Мухина и Кириллова приняли бой с разведкой турок, – докладывал капрал. – На берегу обнаружено четыре неприятельских трупа и еще двоих раненых. Ну, и наших тоже двое, один Елисей, вусмерть зарезанный, а второй Филимон, слегка приглушенный.
– Та-ак, раненых турок перевязать и срочно к командиру батальона, – распорядился поручик. – Эти, что ли, здесь бой приняли? – кивнул он на стоящих рядом молодых егерей.
– Так точно, ваше благородие, они самые, из моего отделения егеря, умелые, – солидно и с гордостью проговорил капрал.
– Молодцы! – похвалил их офицер. – Теперь-то уж точно себе хвост на каску заслужили. Благодарю вас за проявленную доблесть, братцы!
– Служу России и матушке императрице! – слаженно рявкнула егерская пара.
* * *
– По тем сведеньям, которые стали нам известны от перебежчиков греков и от захваченных сегодняшней ночью турок, их десантная операция начинается завтра с бомбардировки нашей крепости и прилегающего к ней берега судами османской эскадры, – рассказывал собравшимся в главной цитадели старшим офицерам Суворов. – У турок в Очакове сейчас находится три 60-пушечных линейных корабля, четыре 34-пушечных, четыре бомбардирских судна, четырнадцать канонерских лодок, вооруженных двумя крупными пушками, и еще двадцать три транспортных судна. Всего же на османских кораблях более четырех сотен орудий. Десант предполагается высадить в двух местах. Основной из шести тысяч выйдет на оконечности косы, а вот вспомогательный – в глубине лимана у деревни Биенка, что стоит в пятнадцати верстах от нас. Задача вспомогательного – это перерезать дорогу, оттянуть на себя наши силы и не допустить подхода подмоги к самой крепости. Поэтому я принял решение опередить турок и подвести резервы в Кинбурн заранее.
Ну а с основным десантом тут и так все понятно: высадившись, они постараются вытянуть нас из крепости на себя, нанесут нам огневое поражение корабельными орудиями и потом возьмут саму крепость штурмом.
К сожалению, наш флот прикрыть Кинбурн от турок не сможет. Контр-адмирал Мордвинов при недавней встрече поведал мне о том, что его корабли к баталии еще пока не готовы. Они не укомплектованы полностью людьми и вооружением. Так что будем обходиться здесь своими силами. В помощь нам будет выделена только лишь одна галера «Десна», капитан которой только недавно проявил себя как весьма отважный и искусный боец. Но сами понимаете: что он может один сделать против всей османской эскадры?
1 октября с рассветом к Кинбурнской крепости подошли три линейных корабля, четыре фрегата, четыре бомбардирских корабля и четырнадцать канонерок. Началась артиллерийская дуэль.
В девять часов утра неприятельский отряд в количестве пяти сотен человек высадился возле деревни Биенки и перерезал дорогу к крепости со стороны Херсона. Примечательно то, что этот десант состоял в основном из бывших запорожцев, некоторое количество которых перешло на службу к туркам после упразднения Екатериной II Запорожской сечи. Выдвинувшийся заранее к месту высадки отряд из батальона Муромского пехотного полка и эскадрона донских казаков под командованием генерал-майора фон Река легко сбил неприятеля с позиций. Две сотни запорожцев были убиты или взяты в плен, а остальные ушли на баркасах в сторону Очакова.
Пока происходило отражение десанта «султанских запорожцев», транспортные суда турок начали высадку своих главных сил на оконечности косы. Это был большой и хорошо вооружённый отряд численностью около шести тысяч человек. В его состав входило два алая султанской гвардии – янычар, тысяча привезенных с Балкан албанцев и плюс отборные части из Очаковского гарнизона. Командовал всей операцией по захвату Кил-буруна янычарский ага Сербен-Гешти-Эиб. Ему активно помогали восемь участвовавших в десанте французских советников-офицеров. Высаживающиеся на оконечности косы турки сразу же построили эстакад из вбитых в песок свай. Это сооружение предназначалось для защиты кораблей от артиллерийского огня и для наведения временного причала. Сотня за сотней выходили турецкие воины на берег, неся на себе оружие, боевые припасы и множество пустых мешков. Под командой французских военных инженеров безо всякого промедления на косе началось сооружение ложементов, которые представляли собой неглубокие окопы с насыпкой валов брустверов и установкой на них набитых песком мешков. Всего было устроено пятнадцать таких перекопов-ложементов, возводимых поперек косы. И с каждым новым позиции неприятеля все более приближались к крепости.
Пока турки, не жалея сил, занимались окопными работами, генерал-аншеф Суворов находился на богослужении в гарнизонной церкви. На рапорты о высадке неприятеля и о приближении его к крепости он ответил только лишь одно: «Пусть все вылезут» – и, сохраняя полное спокойствие, продолжил службу в храме.
Батальон егерей, выстроенный на крепостных валах, вел беспокоящий огонь по туркам. На последнем, пятнадцатом перекопе неприятель потерял около шести десятков своих солдат убитыми и ранеными. До русских позиций противнику оставалось теперь не более трех сотен шагов. Османские суда, словно бы приглашая русских атаковать свою пехоту, вот уже два часа как прекратили дуэль с крепостной артиллерией и отошли от берега, но атаки от русских бастионов все не было. Поняв, что заманить войска Суворова под корабельные орудия не удалось, османский командующий дал приказ готовиться к штурму.
Около полудня турки совершили намаз, а через три часа они начали атаку. Впереди всех шел авангард из янычар.
– Без команды не стрелять! – скомандовал Егоров. – Отсчет до двух сотен шагов!
На указанной дистанции к залпу ружей егерей по турецкому авангарду присоединились и крепостные орудия. Они ударили в упор картечью, сметая самых нетерпеливых. По команде Суворова из крепостных ворот выбегали солдаты Шлиссельбургского и Орловского пехотных полков, которые тут же, возле валов, выстраивались в колонны. С левого фланга по прибрежному мелководью атаку пехоты готовилась поддержать и конница. На прямую наводку выкатилось шесть полковых орудий.
Всего из крепости вышло 1 100 пехотинцев, пять сотен кавалерии из Павлогорадского и Мариупольского легкоконных полков и тысяча донских казаков. Пока они выстраивались в боевые порядки, их прикрывали своим непрерывным огнем егеря.
– Ваше высокопревосходительство, турецкие корабли приближаются! – доложились Суворову.
– Время дорого! В атаку! – воскликнул он и самолично повел колонны на неприятеля. Турки сопротивлялись яростно и упорно, каждый их ложемент приходилось брать в жестоком бою. Особенно большие потери понесли орловцы, шедшие в самой первой линии. Несмотря ни на что, русская пехота выбила врага из десяти траншей и приготовилась идти дальше. Но тут к месту боя подошли османские многопушечные суда. Турецкие моряки, видя рукопашную схватку и тесное сближение противников, тем не менее ударили из своих орудий картечью. Боевые порядки атакующих расстроились, многие офицеры, включая генерал-майора фон Река, получили ранения. Картечина пробила бок у Суворова прямо под самым сердцем. Истекая кровью, Александр Васильевич приказал бить отход. Нужно было укрыться от огня кораблей, перегруппироваться и дождаться спешивших на помощь крепости подкреплений. Прикрывали отход русских войск пехотинцы Шлиссельбургского полка и егеря Егорова.
– Пятимся, пятимся! Только не бежим! Веселее глядеть, братцы, турки и сами вас боятся! – ободрял своих стрелков Алексей. – Штуцерники, в первую очередь выбивать командиров! Первый стреляет, второй его прикрывает!
Стена штыков, блестя острой сталью, мерно качнулась вперед. Три сотни оставшихся в живых турок не приняли ближнего боя и, развернувшись, кинулись в сторону недалекого берега. А за ними, сберегая дыхание, бежали цепи егерей. В баркасы, отталкивая их от берега, десант заскакивал уже под россыпь выстрелов. В Очаков из семи сотен вернулось сто девять человек.
* * *
– Ваше высокопревосходительство, особый отдельный батальон егерей прибыл в ваше распоряжение! Докладывает подполковник Егоров! – Алексей, представившись, резко отбросил ладонь от козырька каски.
– Орел! Рад, очень ряд я вам! – Суворов весело тряс его за плечи. – Вот кого мне тут не хватало, так это отменных стрелков! Ну и еще пару десятков хороших полевых пушек! – и он весело рассмеялся. – За сколько свой путь осилили? Как добрались? – сыпал он вопросами.
– Седьмого вышли, ваше высокопревосходительство, – ответил Алексей.
– Чего-о?! – с удивлением воскликнул генерал-аншеф. – Седьмого?! Да не может того быть! Насколько уж я люблю быстрые марши, но вот та-ак! Как же это удалось вам, голубчик?! А ну-ка, поведай свой секрет! – продолжал он сыпать резкими и эмоциональными фразами.
– Шли скорым маршем, ваше высокопревосходительство, – пояснял Егоров. – На привалы останавливались только лишь в ночь. Спешили очень. А пищу на походных кухнях в пути готовили. Полковник Баранов сказал, что нужно сюда успеть, ибо турки уже к наступлению изготовились. В семи верстах от крепости разбили семь сотен из их десанта. У нас потерь нет, только лишь три егеря получили легкие ранения от шальных пуль. У них едва ли более сотни к себе морем ушло.
– Молодцы! – воскликнул Александр Васильевич. – Мне казаки доложили уже о вашем деле на Кинбурнской косе. Хорошо вы турок там потрепали! А мы здесь от их кораблей отбивались, совсем уже басурмане обнаглели. Будь крепостная артиллерия в лучшем состоянии, так и не допустили бы их до себя. Но воюем тем, что имеем! В эту же ночь турки в нескольких местах свои мелкие партии высаживали, с казачьими пикетами перестрелку вели. Крутятся они, выискивают слабое место, где бы им вцепиться в нас было лучше. Походные кухни?! Очень интересно, покажешь мне их потом! Так, милостивый сударь, вы пока располагайтесь на постой, ужинайте, а вот после ночевки, с утра прошу вас быть на командирском совете. Будем вместе думать, как нам лучше неприятеля встречать.
15 сентября в район косы прибыл корабельный отряд из состава Лиманской флотилии, который был направлен к Кинбурну по требованию Суворова. В его состав входили фрегаты «Скорый» и «Херсон», бот «Битюг» и четыре галеры. Командовавшему отрядом капитану второго ранга Обольянинову флотское руководство поручило действовать как можно осторожнее и не ввязываться в бой с превосходящими силами противника. Русские суда встали в нескольких верстах от крепости, ведя наблюдение. В это самое время турецкий флот в количестве нескольких десятков вымпелов вновь подошел к Кинбурну и открыл по нему огонь. Русские корабли продолжали при этом бездействовать. Все, кроме одной галеры. Эта галера под названием «Десна» была переделана в свое время под плавучий ресторан. И буквально несколько месяцев назад она принимала участие в путешествии Екатерины II на юг. С прибытием же в лиман ее вновь перевооружили, и она опять стала военным судном. Командовал этой галерой мичман Джулиано де Ломбард, мальтиец по происхождению, человек удивительной судьбы, поступивший на русскую службу этим летом.
Тщетно ждал он приказа командующего отрядом идти на помощь крепости. «Атаку запрещаю», – последовал ответ на его запрос с флагмана. Два часа наблюдал он за неравным боем крепостной артиллерии с турецкими судами. Не выдержав, мичман приказал сблизиться с противником. С палубы был удален в трюмы весь экипаж, состоявший из ста двадцати человек Тамбовского полка. Судно под всеми парусами пошло на сближение с турецкой эскадрой. Нет ничего страшнее для деревянного парусного корабля, чем пожар. Именно поэтому на любом флоте более всего опасались брандеров, делом которых как раз-то и было поджигать и взрывать. Турки вполне справедливо посчитали, что одинокое русское судно, без людей на палубе и быстро сближавшееся с ними, есть не что иное, как такой брандер. Это вызвало у них большой переполох. Обстрел крепости был прекращен, и в суете они начали спешный отход к Очакову. Солдаты Тамбовского полка поднялись из трюма на палубу и вместе с немногочисленной корабельной артиллерией повели огонь по неприятелю из своих ружей, что только усилило неразбериху у турок. Два их судна столкнулись между собой, одно пошло ко дну, а другое, сильно поврежденное, еле смогло добраться до Очаковского порта.
Александр Васильевич Суворов, наблюдавший за этим сражением вместе с гарнизоном крепости, был в совершенном восторге от подвига мальтийца. Он напрямую ходатайствовал перед князем Потемкиным о награждении мичмана. Контр-адмирал Мордвинов, напротив, решил осудить храбреца: «…за неподчинение приказам, резвость и нарушение инструкций, могущих послужить гибелью вверенного ему корабля и экипажа…»
Так или иначе, но флот турок отошел, и гарнизон крепости приступил к устранению повреждений, полученных после массированного обстрела.
Приближался октябрь. Уже совсем скоро на Черном море начнется длительный штормовой период. Командованию турецкой группировки и их французским советникам изрядно надоело это затянувшееся дело с обстрелом Кинбурна, да и Стамбул торопил, намекая на упущенное время. Приготовления к большой десантной операции в Очакове были теперь всемерно ускорены.
* * *
– Внимание, слушать всем! – Перед выстроенными войсками гарнизона Кинбурнской крепости стоял невысокий худенький генерал. Светлые букли, выбившиеся из-под его треуголки, развевались на морском ветерке. Барабанный бой резко оборвался, и Суворов развернул бумажный свиток. – Матушкой нашей, всемилостивой императрицей, Екатериной Алексеевной от седьмого сентября сего года издан манифест, который и доводится до всего русского воинства. «Оттоманская Порта, утвердивши торжественными договорами перед лицом света вечный мир с Россией, опять вероломно нарушила всю святость оного… Мы полагаем в том Нашу твердую надежду на правосудие и помощь Господню, и на мужество полководцев и храбрость войск Наших, что пойдут следами своих недавних побед, коих свет хранит память, а неприятель носит свежие раны».
– Братцы, – обратился к войскам генерал-аншеф, – совсем скоро нам предстоит здесь бить турка. Многочисленный неприятель изготовился к атаке, и со дня на день он пойдёт на нас. Я намерен его истребить всего. А вам сейчас даю свой завет: «Бей неприятеля, не щадя ни его, ни себя самого, держись зло, дерись до смерти, побеждает тот, кто меньше себя жалеет!» И помните: «Мы русские, мы всех одолеем!»
* * *
– Господа, а давайте представим себя на месте противника, – предложил на военном совете Суворов. – Иван Григорьевич, ну, вот вы, скажем, паша, а все остальные – это его советники, в том числе и грамотные французские офицеры. И что бы вы делали, чтобы взять приступом нашу крепость?
Помощник командующего, генерал-майор фон Рек, окинул взглядом большую карту с планом укреплений и всех ее окрестностей.
– Я бы сковал наши силы в крепости их многочисленным флотом и под прикрытием корабельных пушек начал десантную высадку вдали от нее. Выбить турок в море мы бы не смогли. Попробуй только выйди из самой крепости – и они нас тут же перемешают с песком своими ядрами и картечью.
– Вот! Совершенно верно! – воскликнул Суворов. – Турки абсолютно уверены в том, что они превосходят нас как в убойности, так и в плотности, да и в самой дальности ведения орудийного огня. Их корабельная артиллерия, словно бы дамоклов меч, нависает сейчас над нами. Отойди мы всего на полверсты от своих бастионов – и на нас можно насесть, уже даже и вовсе не боясь огня крепостных орудий. И этот факт французские советники, разрабатывая план штурма, уверяю вас, господа, будут непременно учитывать. Мою атакующую манеру ведения сражений они все прекрасно знают. И тут, по их мнению, я или поведу свои войска вперед, напропалую, в бой, попав в огневой мешок. Или же, подавленный такой вот огромной огневой мощью, все-таки испугаюсь очевидного и запрусь внутри стен. И вот тогда нас уже можно будет взять в крепости штурмом. В любом случае, навязывая свою манеру ведения баталии, они лишают нас главного преимущества – это проводить свои самостоятельные атакующие действия. По их мнению, мы будем вынуждены только лишь отвечать им, лишенные всякой свободы маневра из-за сильного флота. Мне же сие совершенно не подходит. Я не согласен даже и на вялую победу в обороне. Нет, нет и еще раз нет, господа, неприятель должен быть разгромлен решительно и наголову, а таковая победа добывается только лишь в атаке. Поэтому доводите эту мысль и до всех своих подчиненных. И помните три воинских искусства: первое – это глазомер, второе – быстрота, а третье – натиск. Будем применять их все три в бою!
* * *
В ночь на 28 сентября по своим дозорам и пикетам выходили казачьи сотни и егеря. Несколько раз уже за последние дни отгоняли они от песчаного берега баркасы турок, но те все продолжали настырно кружить, проводя разведку.
Седьмое отделение четвертой роты несло караульную службу ближе к оконечности косы. Егеря, разбившись по парам, тихонько переговаривались и слушали ночь. Морские волны после небольшого волнения с легким шумом накатывались на берег.
– Тихо-то как, хорошо! – проговорил еле слышно Федот. – Октябрь месяц на носу, вона Покров уже совсем рядом, а тут теплынь такая стоит. У нас уже в зипунах, поди, ходят, скоро капустку на зиму солить будут.
– Тихо ты, капустка, – чуть слышно прошептал Мухин. – Кажись, скрип какой-то только что вот был, – и кивнул в сторону моря.
– Да не-ет, показалось тебе, – отмахнулся друг. – Я ничего не слыхал. Волны только гальку катают на бережку, вот она и шуршит.
– Ну, не знаю! – пожал плечами Тихон. – Можа, и вправду показалось, ближе к концу караула всегда ведь бывает так. Ухо и глаз устают все примечать. Вот с того-то и мерещится.
Егеря замолчали, думая каждый о своем.
– Федотка, чегой-то у меня на душе маетно, пойдем до дядек прогуляемся? – предложил Мухин.
– Ага, а ежели капрал заметит? Попадет ведь за то, что мы пост оставили. – Товарищ почесал под каской затылок и махнул рукой. – А, ладно, пошли. Если что, так скажем ему, дескать, спросить мы ходили, не слыхали ли наши соседи подозрительного чего-нить. Все-таки они-то ведь опытные егеря, не то что вот мы.
До соседней пары ветеранов было шагов сто по узкому берегу. Песок глушил их шаги, и они первые услышали впереди себя какую-то возню.
Тихон среагировал мгновенно: сдернув с плеча прусскую фузею, он щелкнул курком, и в ночи оглушительно бахнул выстрел.
– А-а-а! – раздался пронзительный крик, загорланили на чужом языке, и в ответ ударило несколько выстрелов. Пули просвистели рядом, и егеря бухнулись на песок. «Бам!» – ударила фузея Федота.
– Ах, чтоб тебя! – выругался Тихон и, подпалив фитиль гренады, бросил ее в сторону подбегающих турок. «Бабах!» – свистнули осколки, и на песок упали две фигуры. Остальные развернулись и бросились в сторону темнеющего у берегового среза пятна. Двое тащили туда же кого-то брыкающегося.
– Ура-а! – заорал что есть сил Тихон и бросился вдогонку. В левой руке у него была фузея, а правая в это время нащупала в кобуре пистоль. Егерь упал на песок на оба колена и, вытянув вперед руку, выжал пальцем спусковую скобу. Бах! Глухо хлопнул пистоль, один из носильщиков споткнулся и упал. Второй не стал испытывать судьбу, бросил свою ношу и припустил к темнеющему пятну бегом.
– Баркас, это баркас, Федотка, бей! – крикнул Мухин, работая шомполом. Пуля пошла по стволу вниз. А рядом раздался выстрел друга. Добежавший уже было до лодки турок повис на ее борту.
Раза по два еще успели выстрелить товарищи, пока посудина совсем не скрылась в ночном море.
– Кто стрелял?! Что тут у вас?! – к солдатам с криком подбежали трое егерей во главе с капралом.
– Турки, Герасим Матвеевич, – кивнул в сторону моря Федот. – На баркасе сюда приплыли. Тишка их первый заприметил и с ходу одного уложил. Ну а потом у нас уже цельный бой был.
Егеря рассыпались по берегу, осматривая его. Скоро сюда же подбежали еще несколько караулов, и с дежурным плутонгом прибыл ротный командир.
– Ваше благородие, караул из рядовых Мухина и Кириллова приняли бой с разведкой турок, – докладывал капрал. – На берегу обнаружено четыре неприятельских трупа и еще двоих раненых. Ну, и наших тоже двое, один Елисей, вусмерть зарезанный, а второй Филимон, слегка приглушенный.
– Та-ак, раненых турок перевязать и срочно к командиру батальона, – распорядился поручик. – Эти, что ли, здесь бой приняли? – кивнул он на стоящих рядом молодых егерей.
– Так точно, ваше благородие, они самые, из моего отделения егеря, умелые, – солидно и с гордостью проговорил капрал.
– Молодцы! – похвалил их офицер. – Теперь-то уж точно себе хвост на каску заслужили. Благодарю вас за проявленную доблесть, братцы!
– Служу России и матушке императрице! – слаженно рявкнула егерская пара.
* * *
– По тем сведеньям, которые стали нам известны от перебежчиков греков и от захваченных сегодняшней ночью турок, их десантная операция начинается завтра с бомбардировки нашей крепости и прилегающего к ней берега судами османской эскадры, – рассказывал собравшимся в главной цитадели старшим офицерам Суворов. – У турок в Очакове сейчас находится три 60-пушечных линейных корабля, четыре 34-пушечных, четыре бомбардирских судна, четырнадцать канонерских лодок, вооруженных двумя крупными пушками, и еще двадцать три транспортных судна. Всего же на османских кораблях более четырех сотен орудий. Десант предполагается высадить в двух местах. Основной из шести тысяч выйдет на оконечности косы, а вот вспомогательный – в глубине лимана у деревни Биенка, что стоит в пятнадцати верстах от нас. Задача вспомогательного – это перерезать дорогу, оттянуть на себя наши силы и не допустить подхода подмоги к самой крепости. Поэтому я принял решение опередить турок и подвести резервы в Кинбурн заранее.
Ну а с основным десантом тут и так все понятно: высадившись, они постараются вытянуть нас из крепости на себя, нанесут нам огневое поражение корабельными орудиями и потом возьмут саму крепость штурмом.
К сожалению, наш флот прикрыть Кинбурн от турок не сможет. Контр-адмирал Мордвинов при недавней встрече поведал мне о том, что его корабли к баталии еще пока не готовы. Они не укомплектованы полностью людьми и вооружением. Так что будем обходиться здесь своими силами. В помощь нам будет выделена только лишь одна галера «Десна», капитан которой только недавно проявил себя как весьма отважный и искусный боец. Но сами понимаете: что он может один сделать против всей османской эскадры?
1 октября с рассветом к Кинбурнской крепости подошли три линейных корабля, четыре фрегата, четыре бомбардирских корабля и четырнадцать канонерок. Началась артиллерийская дуэль.
В девять часов утра неприятельский отряд в количестве пяти сотен человек высадился возле деревни Биенки и перерезал дорогу к крепости со стороны Херсона. Примечательно то, что этот десант состоял в основном из бывших запорожцев, некоторое количество которых перешло на службу к туркам после упразднения Екатериной II Запорожской сечи. Выдвинувшийся заранее к месту высадки отряд из батальона Муромского пехотного полка и эскадрона донских казаков под командованием генерал-майора фон Река легко сбил неприятеля с позиций. Две сотни запорожцев были убиты или взяты в плен, а остальные ушли на баркасах в сторону Очакова.
Пока происходило отражение десанта «султанских запорожцев», транспортные суда турок начали высадку своих главных сил на оконечности косы. Это был большой и хорошо вооружённый отряд численностью около шести тысяч человек. В его состав входило два алая султанской гвардии – янычар, тысяча привезенных с Балкан албанцев и плюс отборные части из Очаковского гарнизона. Командовал всей операцией по захвату Кил-буруна янычарский ага Сербен-Гешти-Эиб. Ему активно помогали восемь участвовавших в десанте французских советников-офицеров. Высаживающиеся на оконечности косы турки сразу же построили эстакад из вбитых в песок свай. Это сооружение предназначалось для защиты кораблей от артиллерийского огня и для наведения временного причала. Сотня за сотней выходили турецкие воины на берег, неся на себе оружие, боевые припасы и множество пустых мешков. Под командой французских военных инженеров безо всякого промедления на косе началось сооружение ложементов, которые представляли собой неглубокие окопы с насыпкой валов брустверов и установкой на них набитых песком мешков. Всего было устроено пятнадцать таких перекопов-ложементов, возводимых поперек косы. И с каждым новым позиции неприятеля все более приближались к крепости.
Пока турки, не жалея сил, занимались окопными работами, генерал-аншеф Суворов находился на богослужении в гарнизонной церкви. На рапорты о высадке неприятеля и о приближении его к крепости он ответил только лишь одно: «Пусть все вылезут» – и, сохраняя полное спокойствие, продолжил службу в храме.
Батальон егерей, выстроенный на крепостных валах, вел беспокоящий огонь по туркам. На последнем, пятнадцатом перекопе неприятель потерял около шести десятков своих солдат убитыми и ранеными. До русских позиций противнику оставалось теперь не более трех сотен шагов. Османские суда, словно бы приглашая русских атаковать свою пехоту, вот уже два часа как прекратили дуэль с крепостной артиллерией и отошли от берега, но атаки от русских бастионов все не было. Поняв, что заманить войска Суворова под корабельные орудия не удалось, османский командующий дал приказ готовиться к штурму.
Около полудня турки совершили намаз, а через три часа они начали атаку. Впереди всех шел авангард из янычар.
– Без команды не стрелять! – скомандовал Егоров. – Отсчет до двух сотен шагов!
На указанной дистанции к залпу ружей егерей по турецкому авангарду присоединились и крепостные орудия. Они ударили в упор картечью, сметая самых нетерпеливых. По команде Суворова из крепостных ворот выбегали солдаты Шлиссельбургского и Орловского пехотных полков, которые тут же, возле валов, выстраивались в колонны. С левого фланга по прибрежному мелководью атаку пехоты готовилась поддержать и конница. На прямую наводку выкатилось шесть полковых орудий.
Всего из крепости вышло 1 100 пехотинцев, пять сотен кавалерии из Павлогорадского и Мариупольского легкоконных полков и тысяча донских казаков. Пока они выстраивались в боевые порядки, их прикрывали своим непрерывным огнем егеря.
– Ваше высокопревосходительство, турецкие корабли приближаются! – доложились Суворову.
– Время дорого! В атаку! – воскликнул он и самолично повел колонны на неприятеля. Турки сопротивлялись яростно и упорно, каждый их ложемент приходилось брать в жестоком бою. Особенно большие потери понесли орловцы, шедшие в самой первой линии. Несмотря ни на что, русская пехота выбила врага из десяти траншей и приготовилась идти дальше. Но тут к месту боя подошли османские многопушечные суда. Турецкие моряки, видя рукопашную схватку и тесное сближение противников, тем не менее ударили из своих орудий картечью. Боевые порядки атакующих расстроились, многие офицеры, включая генерал-майора фон Река, получили ранения. Картечина пробила бок у Суворова прямо под самым сердцем. Истекая кровью, Александр Васильевич приказал бить отход. Нужно было укрыться от огня кораблей, перегруппироваться и дождаться спешивших на помощь крепости подкреплений. Прикрывали отход русских войск пехотинцы Шлиссельбургского полка и егеря Егорова.
– Пятимся, пятимся! Только не бежим! Веселее глядеть, братцы, турки и сами вас боятся! – ободрял своих стрелков Алексей. – Штуцерники, в первую очередь выбивать командиров! Первый стреляет, второй его прикрывает!