Двойная жизнь Алисы

Ха, папа, вот это они дуры. Простить — это вовсе не доброта, это гнев, и ненависть, и ярость, а потом смерть. Чтобы простить, папа, надо умереть.

Ох, какая была ярость: я не хотела его отравить — это слишком тихая месть, я хотела изрубить его шашкой, саблей или шпагой проколоть! Вот какая у меня была ярость. А потом смерть: умерла моя вера, что мы с ним — одно.

Я как та лягушка, которая не хотела утонуть в молоке, не хотела утонуть в ненависти, вот и била лапками. Простить-то, папа, лучше, чем навсегда стать злобным, уязвимым человеком. Не простить того, кто тебя обидел, означает навсегда зависеть от него. А я, папа, не хочу зависеть от Братца Кролика! Я хочу быть независимой и взрослой, хочу сама владеть своей жизнью.

Что ты говоришь, папа? Что напустить полный дом студентов и вместо Аннунциаты стать консьержем не означает быть взрослой? А ты думаешь, мне легко? Все время было двадцать и вдруг сразу стукнуло шестьдесят три или сорок семь.



И вот, папа, они каждый день приходят и сидят на диване в ряд. Я подумала: что же они каждый день у меня просто так сидят? Пусть с пользой сидят, буду писать портрет.

Позировали неважно. Младший надел мои туфли на каблуках. Я ему говорю: «Сними немедленно!», а он:

— А люди говорят, что ты веселая и добрая. А ты мне туфли не даешь. Что люди скажут?

Господи, какие люди? Братец Кролик сделал вид, что не слышит.

Старший попросил посмотреть альбом Шиле. Он уже почти все наши с Братцом Кроликом альбомы пересмотрел, интересуется живописью. Я на всякий случай сказала: «Тебе рано Шиле». Откуда я знаю, можно ли ребенку пить, курить и смотреть Шиле[26], у меня же нет детей. А ребенок вдруг нежным голоском: «Задолбали!..»

— Почему ты грубишь? — беспомощно спросил Братец Кролик.

По-моему, он не справляется. Не справляется с восьмилетним мальчиком! А как же он справится с подростком? Это ведь будет совсем скоро, Братец Кролик не успеет повзрослеть.

— Потому что я мужчина, — ответил мальчик. На глазах слезы. Плакал, черт его побери!

Братец Кролик не нашелся, что сказать. Беспомощно посмотрел на меня в своем обычном стиле «не ругай меня, родная, что я выпал из трамвая».

Портрет получился неплохой: Братец Кролик с испуганным лицом, словно не понимает, почему оказался между двумя мальчиками. Младший мальчик справа от него, его цвета спокойны. Первый раз я так внимательно смотрю на ребенка, и, оказывается, уже виден характер: сильный человек, уравновешенный, легко приспосабливается, дружелюбный, но и безответственный, непостоянный.

А старший, который грубит, наоборот, нежный. Впечатлительный, тревожный, его легко задеть. Он почему сказал «я мужчина»? Потому что скрывает свою нежность, хочет быть как все. Братец Кролик ему все время говорит: «Ты же мужчина». Не видит, что у мальчика нежная душа, а я же художница, я вижу.

Ты скажешь, папа, что я выбрала Братца Кролика и мальчиков? Скажешь, что я так привыкла его опекать, что теперь привычно беру на себя ответственность за то, чтобы он был хорошим отцом? Но Братец Кролик не вырос, чтобы быть отцом. Я не могу доверить ему детей. Ваню и Вову. Придется мне запомнить, кого как зовут.



Ох, да знаю я, папа, что ты скажешь!

Что я эгоистка: из вариантов 1 и 2 выбрала мальчиков, потому что я всегда выбираю самое интересное: все у меня было, а вот детей никогда еще не было.

Что я жадина и хочу все — и вариант 1, и вариант 2, и Братца Кролика, который еще раз выбрал меня и теперь никогда никуда не исчезнет, хоть метлой его гони. Но ведь каждый из них (варианты 1 и 2 и Братец Кролик) выбирает того, с кем ему весело и с кем он счастлив.

Ты говоришь, папа, что это эгоизм высшей пробы — считать, что никто тебя не обидел. И все неприятное принимать за комплимент.

Значит, я эгоистка высшей пробы? О-о-о, спасибо за комплимент, папа.





Глава 14

Девочка с куклой




Дневник Рахили



Какое это странное ощущение — самой ходить! Самой мыться в душе, ходить в туалет! После месяцев беспомощности — свобода! Пусть пока только в своей комнате.

Это пока еще непривычная свобода. Как я страдала, что каждый, кто хочет, может прийти ко мне, встать надо мной и смотреть на меня, как на картину. Кстати, я знаю, что картины не всегда хотят, чтобы на них смотрели: у них, как у людей, может быть плохое настроение, усталость, или кто-то им не нравится. Особенно это относится к абстрактной живописи. Я столько времени была беспомощна, как абстрактная картина, а теперь я человек!

И я-аааа! — я получила сообщение от Него! Он знает (от кого, от кого?.. неважно), что я скоро начну выходить на улицу, и спрашивает, можем ли мы увидеться. И-ии-еес!

От счастья и свободы я металась по комнате, как пчела, то тут потрогаю, то там пожужжу… и даже не сразу вспомнила о своих глупых сокровищах под матрацем, до которых в плохие времена все пыталась дотянуться — вертелась, ерзала, — но не смогла.

По очереди извлекла из-под матраца свои иллюзии: паспорт, деньги на побег и жизнь в Париже, пока не осуществлю свой план расстаться с жизнью. Я снисходительно рассматривала заблуждения свои детские: свеча для магического ритуала, детские книжки, в книжке «Как победила революция» нашелся — а я о нем совсем забыла — листок с желанием. И вслух сказала голосом невролога, того, что смотрит на жизнь с точки зрения тигра: «Видимо, у Рахили это было возрастное: 15 лет — это 15 лет. Она выросла и сбросила мысли об уходе из этого мира, как памперсы». И правда, все улетело, и история с приглашением, и планы самоубийства в Париже… Ну, положим, боль от истории с приглашением не улетела.

Я взяла верхнюю открытку из стопки открыток, писем и письмишек — подписана бисерным ИВ, — повертела в руках. ИВ — Ирина Владимировна? Можно свериться с Википедией. Удобно, когда твоя родословная изложена в Википедии: если забыл имена предков, можно взглянуть… а потом забыть навсегда. Меня сейчас совсем не так сильно интересует прошлое, как раньше: есть время для прошлого, а есть для настоящего.




ООО! А если бы я не поняла с первых слов и положила открытку обратно в стопочку? А если бы я взяла не верхнюю открытку?! Тогда уже точно все. Эта история не открылась бы нам никогда.

В открытке было написано:



29 марта 1935 года

Милая Цецилия Карловна,

всецело доверяюсь вашему вкусу по части переделки бального платья. Возможно ли сохранить это прелестное сочетание темно-розового бархата и нежно-розового шелка? Мне хочется юбку сделать шелковую, плиссе, а верх платья бархатный, с атласными лентами и вафлями на плечах. Волнуюсь, пойдет ли к шелковому плиссе бархатный бант? Из обрезков можно сшить платье для куклы моей дочери.

Будьте здоровы и благополучны.

ИВ



Ну и дура же я! В записках Художника упоминалось это платье! Художник впервые пришел в дом Алисы Порет с коробкой, в которой было бальное платье его матери.

Но я не совсем дура: разве кто-нибудь мог бы подумать, что то платье из коробки — вот оно, преспокойно лежит на моем шкафу в той же самой старинной коробке?! Разве мало в мире коробок с бальными платьями?

Я рассматривала это платье все детство, примеряла тайком, крутилась перед зеркалом, — желтоватое кружево, розовые атласные ленты на корсаже, на талии темно-розовый бархатный бант, — я наизусть знаю это платье! На темно-розовом бархатном корсаже пятно от шоколада, подол нежно-розового шелка немного порван: я стояла перед зеркалом в платье и маминых туфлях и, услышав мамины шаги, суетливо попыталась вылезти из платья и наступила на подол каблуком.



…Значит, Цецилия Карловна была портнихой моей прабабки. Моя прабабка, спасенная от высылки начальником милиции, — та самая Ма tante. Художник, влюбленный в Алису Порет, — мой предок.

Но почему моего нового предка нет в Википедии? Пусть пропал, погиб, но хоть какие-то упоминания о нем должны сохраниться?..Но, может быть, его постарались побыстрей забыть? И кому о нем помнить? Отец расстрелян, мать умерла, тетка с мужем, успешным архитектором, забыли этого мальчика, сухую веточку на семейном древе. Воспоминания о нем не были нужны.

Почему его тетка, моя прабабка, пишет портнихе на открытке с розами?.. Господи, какой глупый вопрос, что было под рукой, то и взяла.

Почему платье осталось у нас, то есть у нее, прабабки моей? Наверное, она была занята другим, более важным: ее тоже могли выслать с дочкой, она спала с начальником милиции, спасала свою жизнь. Может быть, передумала переделывать, все-таки память о сестре. Но, скорей всего, Цецилия Карловна сказала, что невозможно переделать бальное платье в плиссе с вафлями.

Довольно неприятная особа эта Ма tante. Любит крепдешин и креп-жоржет больше племянника. Говорила ему обидное «у тебя никогда ничего не получится».

Если моя модница-прабабка обижала племянника, то как же она мучила девочку, свою дочку… Стоп. Эта девочка — мама моей мамы. Мою прабабку мучила мать-генеральша, потом она свою дочку мучила, потом ее дочка — свою дочку, мою маму. А моя мама — меня. Похоже, это наш семейный сценарий.

Они ведь неплохие, женщины в нашем роду. Моя прабабка могла не брать в дом своего племянника — сына белого офицера, но взяла, не испугалась. Хотела сшить платье для куклы, значит, все-таки любила свою дочь. Моя мама меня иногда тоже любит. Но мучает. Порода у них такая, не материнская.

Неужели вот так, через все поколения, передается эта наша не материнская порода? И я тоже буду мучить свою дочь? Тогда мне нельзя иметь детей? Но, может, мне повезет и на мне случится генетический сбой.

На обратной стороне прыгающим почерком написано прямо на картинке, на розах. Не могу прочитать. Разобрала только «на верблюдах 150». Загадочно.





Глава 15

Смысл жизни мимими




Как я была права, что у меня нет детей. Все эгоисты. А уж с подростками вообще нельзя иметь дела, в подростковом возрасте нужно всех выгонять вон. Ваня и Вова тоже будут противными подростками. Рахиль отсканировала открытку с обеих сторон и написала мне: «Если вам интересно, я нашла записку своей прабабки к Цецилии Карловне, она была ее портнихой… А на обратной стороне верблюды». Смотри-ка, «если вам интересно…» — конечно, мне интересно! Это Рахиль теперь интересует другое… Хуже мальчиков-подростков только подростки-девочки.

Как я была права, что у меня нет детей, — всегда найдут способ как-нибудь тебя бросить.

И, конечно, я сразу же узнала почерк: несомненно, на обратной стороне открытки писал автор Записок — то же характерное начертание буквы П с хвостиком, те же нервные прыгающие строчки.



Дорогая Алиса Ивановна,

я неожиданно заболел, да так сильно, что пришлось в страшных попыхах собираться в больницу, при двух санитарах. На сборы дали не три дня, а два часа. Больница моя на юге, говорят, надо ехать на верблюдах 150 верст. Какая радость думать, что в знак моей любви и вашего не совсем уж полного ко мне безразличия мы обменялись самым дорогим для художника, лучшей и главной частью жизни. От двух особенно дорогих мне картин я отрезал левую нижнюю часть, в точности, как вы подарили мне. На подаренном вами холсте написан красный гроб, это символично, ведь сейчас меня и всех нас из «дворянской стрелы» стремятся похоронить в красном гробу. Мой пункт — Тургай. Как только можно будет не опасаться, что моя лихорадка заразительна, тетушка передаст вам мои холсты.

Я вернусь, дорогая Алиса Ивановна. У вас будут мои холсты в знак того, что я вернусь.



Ну, что же. Мы знали, что этим кончится. Выслали весной 35-го года, как всех. Бедный мальчик сначала пытается соблюдать конспирацию, но сразу же срывается: ведь это огромный стресс, когда стоишь на пороге с коробкой с бальным платьем в руках, — и вдруг звонок, и через два часа ты должен быть на вокзале. Всем — три дня на сборы, а ему два часа при двух милиционерах.

Посмотрела в Интернете, что такое «дворянская стрела». Это поезд. Той весной из Ленинграда на Северный Урал и в Казахстан уходили полные поезда, «дворянские стрелы». Нашего мальчика отправили в Тургай.