Дверь в будущее
Часть 38 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Дело было не в обещании, которое вынуждало Эйприл не спорить. Просто она хотела поскорее убраться отсюда. Поэтому девочка без лишних разговоров перелезла через борт и спрыгнула в лодку.
– Идём, – сказала Эйприл Джорджии, но тут в темноте послышался тихий щелчок. Палубу залил свет, исходивший откуда-то сверху, и Эйприл прикрыла глаза рукой, едва не выпав из лодки. Голос, который раздался следом, был ей безошибочно знаком.
– Боже мой. Я надеялся, что до этого не дойдёт.
Эйприл не могла пошевелиться – не могла даже вздохнуть, потому что Реджи Дюпре больше не улыбался.
– Эйприл, иди в свою комнату. Нам с твоей мамой нужно поговорить.
И тогда, несмотря на холодный ветер, бушующее море и мужчин с оружием, Эйприл захотелось смеяться. Потому что здесь был её отец. Который говорил о её матери. Но они не были семьёй. И никогда не станут.
– А если я откажусь, ты всё равно купишь мне пони?
– Может быть, дорогая, – сказал Реджи, потому что роль плохого парня явно давалась ему не очень хорошо. Или он просто был ужасным отцом. Но это не имело никакого значения, потому что и сама Эйприл не претендовала на звание лучшей дочери года.
Спасательная лодка качалась, и казалось, что яхта снова ускорила ход. Или, может, просто море стало бушевать сильнее. Ледяные брызги, взлетавшие от волн, били Эйприл по лицу, смачивали волосы и оседали каплями под глазами. Или девочка просто плакала. Нет, она совершенно точно не плакала.
– Не заставляй меня, – сказала Эйприл, не понимая, к кому именно она обращается – к мужчине или к женщине; к матери или к отцу. – Пожалуйста, не заставляй меня это делать.
Свобода была буквально в двух шагах. Так близко. Реджи стоял на другом конце палубы, а яхта раскачивалась и тряслась, двигаясь слишком быстро. Да, Реджи будет стрелять, но ведь есть шанс, что он промахнётся? Тогда шанс выжить будет гораздо больше, чем если они останутся здесь.
Поэтому Эйприл посмотрела на свою маму и взмолилась:
– Пожалуйста.
Но Джорджия просто произнесла:
– Ты мне пообещала.
И Эйприл поняла. Она всё поняла.
– Мама! – закричала она, но Джорджия уже дёрнула рычаг.
– Я люблю тебя. Не оглядывайся.
И Эйприл ухнула вниз. Лодка ударилась о воду, подняв фонтан ледяных брызг. Маленькое судёнышко осталось позади гигантской яхты, уходившей на огромной скорости всё дальше и дальше.
И Эйприл снова очутилась в том положении, в котором провела всю свою жизнь: одинокая, брошенная и предоставленная самой себе.
30
Ночь, когда горела вода
Лодка была маленькой, а море – огромным, и огни яхты быстро исчезли вдалеке. Эйприл знала, что рано или поздно те люди за ней вернутся. Реджи хотел её забрать. Может, даже нуждался в ней. И девочку впервые в жизни посетила мысль, что когда-нибудь за ней вернётся отец.
Что было очень, очень, очень плохо.
Единственным источником света в море была полная луна, а ледяной ветер пробирал до костей. Шторм уже закончился, но волны были ещё высоки, и Эйприл в маленькой лодочке начало мутить. В подступившей тошноте можно было обвинить качку, но девочка понимала, что дело не в ней. Вода могла быть гладкой как зеркало, но Эйприл всё равно захотелось бы перегнуться через борт и подарить морю то небольшое количество еды, что оставалось у неё в желудке. Но Эйприл была нужна эта еда. Это была её последняя еда. Поэтому девочка просто сидела в лодке, окружённая холодом и темнотой.
И, возможно, акулами.
Как же Эйприл надеялась, что тут нет акул.
Ей хотелось закричать, но она не осмеливалась рискнуть, отчасти опасаясь, что мама её не услышит. И одновременно боясь, что её услышит отец. Но больше всего Эйприл боялась, что оба варианта ни к чему хорошему не приведут.
Впрочем, какая разница. Они всё равно вернутся. Реджи со своими головорезами убьют Джорджию, а потом вернутся за Эйприл.
Девочка не была уверена, что хуже – это или акулы.
И тут по воде прокатился звук – оглушительный рёв, после которого над горизонтом взметнулся шар пламени. Эйприл могла бы поклясться, что волны, поднятые взрывом, докатились даже до неё ужасным домино, память о котором будет преследовать девочку до конца её жизни.
Яхта взорвалась.
Было слишком далеко, чтобы Эйприл могла ощутить жар от взрыва, но девочке всё равно казалась, что она пылает. Потому что она поняла. Эйприл осталась одна. Снова. Брошенная матерью. Снова. Гонимая течением по морю жизни. Снова.
Это ощущение должно было стать привычным и удобным. Как вторая кожа. Но Эйприл чувствовала только холод. И страх.
Все знают, что случилось с Винтерборнами. Однажды утром – очень давно – идеальная семья села на свою идеальную яхту, чтобы провести идеальный день на воде. Все знают про ужасный шторм и трагический несчастный случай, и, наконец, про взрыв такой огромной силы, что горела даже вода.
Все знают, что единственным выжившим был маленький мальчик, который много часов дрейфовал по волнам, замёрзший и испуганный, раненый и одинокий. Последний из Винтерборнов.
Никто не знал правды.
И Эйприл, сидя в маленькой лодочке посреди моря, понимала, что никто и не узнает. В конце концов, она была одной из Винтерборнов. Абсолютно никто и никогда не сможет выяснить, что с ней произошло.
Поэтому девочка просто смотрела на горизонт, пока не погасло зарево, а глаза не привыкли к черноте ночи, мерцавшей миллиардами звёзд. Эйприл казалось, что она может разглядеть их все до единой – и даже сосчитать. Девочка понимала, что времени у неё предостаточно. Другие считали воображаемых овец, чтобы уснуть. Эйприл могла считать звёзды в ожидании смерти.
Вот только она не хотела умирать.
Эйприл хотела снова увидеть герб Винтерборнов, вышитый на пологе её огромной мягкой кровати. Она хотела слушать сонное сопение Вайолет вместо шума волн, разбивающихся о борта лодки.
Эйприл хотела выжить.
Но на лодке не было вёсел. Не было ни парусов, ни мотора, и девочке оставалось рассчитывать только на милость течения, которое отнесёт её домой. Потому что Эйприл наконец поняла, где был её дом. Но она даже не могла определить, в какой стороне север. Луна висела прямо над головой, и до рассвета оставалось ещё много часов. Эйприл боялась, что к тому времени станет слишком поздно, потому что море было пустынным и бескрайним, а девочка осталась совсем одна в этом мире.
Она перегнулась через борт и попыталась грести руками, но вода была слишком холодной. Земля была слишком далекой. И Эйприл могла только плакать и молиться.
Так чувствовал себя Габриэль двадцать лет назад? Такую картину вспомнила бы её мама, если бы смогла что-то вспомнить? Всё это походило на какую-то ужасную семейную традицию Винтерборнов. Если так, то Эйприл больше не хотела быть одной из них. Она вообще никогда не хотела носить эту фамилию! Она хотела только, чтобы её любили. И посмотрите, как всё обернулось.
Даже мамин ключ был сейчас не с ней.
Эйприл закрыла глаза, откинулась затылком на борт лодки и слушала, как её сердцебиение становится громче, а окружающие звуки затихают. Очень скоро девочка могла слышать только плеск волн и тихий стук… погодите. Это было уже не сердце.
Эйприл резко села и увидела за краем лодки тлеющие обломки, которые качались на волнах, уходя вперёд огненной полосой.
Это было похоже на дорогу – на указатель. И Эйприл немедленно поняла, что ей нужно в противоположную сторону – подальше от дымящихся обломков, обратно на сушу. Обратно к друзьям. Обратно домой.
Эйприл сунула руку в ледяную воду и вытащила почерневшую доску. Затем взялась за импровизированное весло двумя руками и начала грести прочь от огня и призраков.
31
Возвращение на остров Винтерборнов
Сначала Эйприл решила, что это мираж. Или сон. Или плод её очень уставшего, очень бурного воображения. Но как только девочка увидела шаткий причал, то поняла, что вряд ли воображение могло породить подобное место, где можно было поцарапать колени и подхватить столбняк.
Кроме того, причал был Эйприл знаком. Она узнала этот остров. И хоть в глубине души девочка понимала, что она не дома, такой вариант тоже был очень хорош. Эйприл стала грести быстрее, и уже скоро привязывала маленькую спасательную лодку к колышку. Девочка выбралась на причал и осторожно пошла по прогнившим доскам. Дважды она чуть не провалилась, и один раз поцарапала лодыжку, но уже скоро Эйприл рухнула на колени на каменистом пляже, глядя на кромку леса.
За этими деревьями было убежище. Там могла остаться еда. И вода. Возможно, Эйприл даже посчастливится найти радио или другую возможность позвать на помощь. Но в лесу ещё оставалась целая куча ловушек, ям, капканов и растяжек. А Эйприл вечно спотыкалась обо всё подряд. Поэтому девочка ещё долго сидела на берегу, пытаясь набраться храбрости, чтобы двинуться дальше. Или хотя бы найти решимость.
Эйприл могла бы развести сигнальный костёр. Может, стоит просто посидеть здесь, на красивых гладких камнях, пока не придёт помощь? Но придёт ли она? Станет ли кто-то её искать? Узнает ли кто-нибудь, что она пропала?
Будет ли ему не всё равно?
Едва дыхание Эйприл стало приходить в норму, как она увидела свет. И услышала голоса. Сердце девочки снова лихорадочно забилось, уже по совершенно другим причинам. Эйприл быстро вскарабкалась на холм и посмотрела вниз. Похоже, мужчины, прибывшие на остров вслед за ней, не знали про ветхий причал, потому что они протащили свой катер прямо по камням и, пошатываясь, вышли из ледяной воды. Мокрые. Окровавленные.
И Эйприл вдруг поняла, что бывает кое-что гораздо хуже, чем застрять на острове одной.
Она медленно встала и попыталась незаметно отойти, но камни были влажными и неустойчивыми. Нога Эйприл соскользнула. Лодыжка подвернулась. Девочка вскрикнула от боли. И один из мужчин закричал:
– Наверху!
Эйприл тут же забыла про вывихнутую лодыжку и бросилась в лес.
Крики эхом раздавались в ночи.
По камням застучали пули, и Эйприл уворачивалась как могла. Едва она успела подумать: «Ну, по крайней мере, хуже уже не будет», один из мужчин крикнул:
– Идиот! Она нужна нам живой!
И Эйприл пришлось признать, что бывает и хуже.
Когда девочка укрылась за деревьями, то остановилась на секунду, чтобы перевести дыхание и сориентироваться, куда идти дальше. Но вокруг было слишком темно, а Эйприл так устала. Она не могла увидеть звёзды или луну. Она не могла вспомнить дорогу к дому. Она даже не могла понять, есть ли рядом дорога. Заросли были слишком густыми, а деревья – слишком высокими. Сэйди смогла бы разобраться, куда идти, но сейчас она была в миллионах километров отсюда, и Эйприл было некогда о ней думать. Не сейчас. Не здесь.
– Идём, – сказала Эйприл Джорджии, но тут в темноте послышался тихий щелчок. Палубу залил свет, исходивший откуда-то сверху, и Эйприл прикрыла глаза рукой, едва не выпав из лодки. Голос, который раздался следом, был ей безошибочно знаком.
– Боже мой. Я надеялся, что до этого не дойдёт.
Эйприл не могла пошевелиться – не могла даже вздохнуть, потому что Реджи Дюпре больше не улыбался.
– Эйприл, иди в свою комнату. Нам с твоей мамой нужно поговорить.
И тогда, несмотря на холодный ветер, бушующее море и мужчин с оружием, Эйприл захотелось смеяться. Потому что здесь был её отец. Который говорил о её матери. Но они не были семьёй. И никогда не станут.
– А если я откажусь, ты всё равно купишь мне пони?
– Может быть, дорогая, – сказал Реджи, потому что роль плохого парня явно давалась ему не очень хорошо. Или он просто был ужасным отцом. Но это не имело никакого значения, потому что и сама Эйприл не претендовала на звание лучшей дочери года.
Спасательная лодка качалась, и казалось, что яхта снова ускорила ход. Или, может, просто море стало бушевать сильнее. Ледяные брызги, взлетавшие от волн, били Эйприл по лицу, смачивали волосы и оседали каплями под глазами. Или девочка просто плакала. Нет, она совершенно точно не плакала.
– Не заставляй меня, – сказала Эйприл, не понимая, к кому именно она обращается – к мужчине или к женщине; к матери или к отцу. – Пожалуйста, не заставляй меня это делать.
Свобода была буквально в двух шагах. Так близко. Реджи стоял на другом конце палубы, а яхта раскачивалась и тряслась, двигаясь слишком быстро. Да, Реджи будет стрелять, но ведь есть шанс, что он промахнётся? Тогда шанс выжить будет гораздо больше, чем если они останутся здесь.
Поэтому Эйприл посмотрела на свою маму и взмолилась:
– Пожалуйста.
Но Джорджия просто произнесла:
– Ты мне пообещала.
И Эйприл поняла. Она всё поняла.
– Мама! – закричала она, но Джорджия уже дёрнула рычаг.
– Я люблю тебя. Не оглядывайся.
И Эйприл ухнула вниз. Лодка ударилась о воду, подняв фонтан ледяных брызг. Маленькое судёнышко осталось позади гигантской яхты, уходившей на огромной скорости всё дальше и дальше.
И Эйприл снова очутилась в том положении, в котором провела всю свою жизнь: одинокая, брошенная и предоставленная самой себе.
30
Ночь, когда горела вода
Лодка была маленькой, а море – огромным, и огни яхты быстро исчезли вдалеке. Эйприл знала, что рано или поздно те люди за ней вернутся. Реджи хотел её забрать. Может, даже нуждался в ней. И девочку впервые в жизни посетила мысль, что когда-нибудь за ней вернётся отец.
Что было очень, очень, очень плохо.
Единственным источником света в море была полная луна, а ледяной ветер пробирал до костей. Шторм уже закончился, но волны были ещё высоки, и Эйприл в маленькой лодочке начало мутить. В подступившей тошноте можно было обвинить качку, но девочка понимала, что дело не в ней. Вода могла быть гладкой как зеркало, но Эйприл всё равно захотелось бы перегнуться через борт и подарить морю то небольшое количество еды, что оставалось у неё в желудке. Но Эйприл была нужна эта еда. Это была её последняя еда. Поэтому девочка просто сидела в лодке, окружённая холодом и темнотой.
И, возможно, акулами.
Как же Эйприл надеялась, что тут нет акул.
Ей хотелось закричать, но она не осмеливалась рискнуть, отчасти опасаясь, что мама её не услышит. И одновременно боясь, что её услышит отец. Но больше всего Эйприл боялась, что оба варианта ни к чему хорошему не приведут.
Впрочем, какая разница. Они всё равно вернутся. Реджи со своими головорезами убьют Джорджию, а потом вернутся за Эйприл.
Девочка не была уверена, что хуже – это или акулы.
И тут по воде прокатился звук – оглушительный рёв, после которого над горизонтом взметнулся шар пламени. Эйприл могла бы поклясться, что волны, поднятые взрывом, докатились даже до неё ужасным домино, память о котором будет преследовать девочку до конца её жизни.
Яхта взорвалась.
Было слишком далеко, чтобы Эйприл могла ощутить жар от взрыва, но девочке всё равно казалась, что она пылает. Потому что она поняла. Эйприл осталась одна. Снова. Брошенная матерью. Снова. Гонимая течением по морю жизни. Снова.
Это ощущение должно было стать привычным и удобным. Как вторая кожа. Но Эйприл чувствовала только холод. И страх.
Все знают, что случилось с Винтерборнами. Однажды утром – очень давно – идеальная семья села на свою идеальную яхту, чтобы провести идеальный день на воде. Все знают про ужасный шторм и трагический несчастный случай, и, наконец, про взрыв такой огромной силы, что горела даже вода.
Все знают, что единственным выжившим был маленький мальчик, который много часов дрейфовал по волнам, замёрзший и испуганный, раненый и одинокий. Последний из Винтерборнов.
Никто не знал правды.
И Эйприл, сидя в маленькой лодочке посреди моря, понимала, что никто и не узнает. В конце концов, она была одной из Винтерборнов. Абсолютно никто и никогда не сможет выяснить, что с ней произошло.
Поэтому девочка просто смотрела на горизонт, пока не погасло зарево, а глаза не привыкли к черноте ночи, мерцавшей миллиардами звёзд. Эйприл казалось, что она может разглядеть их все до единой – и даже сосчитать. Девочка понимала, что времени у неё предостаточно. Другие считали воображаемых овец, чтобы уснуть. Эйприл могла считать звёзды в ожидании смерти.
Вот только она не хотела умирать.
Эйприл хотела снова увидеть герб Винтерборнов, вышитый на пологе её огромной мягкой кровати. Она хотела слушать сонное сопение Вайолет вместо шума волн, разбивающихся о борта лодки.
Эйприл хотела выжить.
Но на лодке не было вёсел. Не было ни парусов, ни мотора, и девочке оставалось рассчитывать только на милость течения, которое отнесёт её домой. Потому что Эйприл наконец поняла, где был её дом. Но она даже не могла определить, в какой стороне север. Луна висела прямо над головой, и до рассвета оставалось ещё много часов. Эйприл боялась, что к тому времени станет слишком поздно, потому что море было пустынным и бескрайним, а девочка осталась совсем одна в этом мире.
Она перегнулась через борт и попыталась грести руками, но вода была слишком холодной. Земля была слишком далекой. И Эйприл могла только плакать и молиться.
Так чувствовал себя Габриэль двадцать лет назад? Такую картину вспомнила бы её мама, если бы смогла что-то вспомнить? Всё это походило на какую-то ужасную семейную традицию Винтерборнов. Если так, то Эйприл больше не хотела быть одной из них. Она вообще никогда не хотела носить эту фамилию! Она хотела только, чтобы её любили. И посмотрите, как всё обернулось.
Даже мамин ключ был сейчас не с ней.
Эйприл закрыла глаза, откинулась затылком на борт лодки и слушала, как её сердцебиение становится громче, а окружающие звуки затихают. Очень скоро девочка могла слышать только плеск волн и тихий стук… погодите. Это было уже не сердце.
Эйприл резко села и увидела за краем лодки тлеющие обломки, которые качались на волнах, уходя вперёд огненной полосой.
Это было похоже на дорогу – на указатель. И Эйприл немедленно поняла, что ей нужно в противоположную сторону – подальше от дымящихся обломков, обратно на сушу. Обратно к друзьям. Обратно домой.
Эйприл сунула руку в ледяную воду и вытащила почерневшую доску. Затем взялась за импровизированное весло двумя руками и начала грести прочь от огня и призраков.
31
Возвращение на остров Винтерборнов
Сначала Эйприл решила, что это мираж. Или сон. Или плод её очень уставшего, очень бурного воображения. Но как только девочка увидела шаткий причал, то поняла, что вряд ли воображение могло породить подобное место, где можно было поцарапать колени и подхватить столбняк.
Кроме того, причал был Эйприл знаком. Она узнала этот остров. И хоть в глубине души девочка понимала, что она не дома, такой вариант тоже был очень хорош. Эйприл стала грести быстрее, и уже скоро привязывала маленькую спасательную лодку к колышку. Девочка выбралась на причал и осторожно пошла по прогнившим доскам. Дважды она чуть не провалилась, и один раз поцарапала лодыжку, но уже скоро Эйприл рухнула на колени на каменистом пляже, глядя на кромку леса.
За этими деревьями было убежище. Там могла остаться еда. И вода. Возможно, Эйприл даже посчастливится найти радио или другую возможность позвать на помощь. Но в лесу ещё оставалась целая куча ловушек, ям, капканов и растяжек. А Эйприл вечно спотыкалась обо всё подряд. Поэтому девочка ещё долго сидела на берегу, пытаясь набраться храбрости, чтобы двинуться дальше. Или хотя бы найти решимость.
Эйприл могла бы развести сигнальный костёр. Может, стоит просто посидеть здесь, на красивых гладких камнях, пока не придёт помощь? Но придёт ли она? Станет ли кто-то её искать? Узнает ли кто-нибудь, что она пропала?
Будет ли ему не всё равно?
Едва дыхание Эйприл стало приходить в норму, как она увидела свет. И услышала голоса. Сердце девочки снова лихорадочно забилось, уже по совершенно другим причинам. Эйприл быстро вскарабкалась на холм и посмотрела вниз. Похоже, мужчины, прибывшие на остров вслед за ней, не знали про ветхий причал, потому что они протащили свой катер прямо по камням и, пошатываясь, вышли из ледяной воды. Мокрые. Окровавленные.
И Эйприл вдруг поняла, что бывает кое-что гораздо хуже, чем застрять на острове одной.
Она медленно встала и попыталась незаметно отойти, но камни были влажными и неустойчивыми. Нога Эйприл соскользнула. Лодыжка подвернулась. Девочка вскрикнула от боли. И один из мужчин закричал:
– Наверху!
Эйприл тут же забыла про вывихнутую лодыжку и бросилась в лес.
Крики эхом раздавались в ночи.
По камням застучали пули, и Эйприл уворачивалась как могла. Едва она успела подумать: «Ну, по крайней мере, хуже уже не будет», один из мужчин крикнул:
– Идиот! Она нужна нам живой!
И Эйприл пришлось признать, что бывает и хуже.
Когда девочка укрылась за деревьями, то остановилась на секунду, чтобы перевести дыхание и сориентироваться, куда идти дальше. Но вокруг было слишком темно, а Эйприл так устала. Она не могла увидеть звёзды или луну. Она не могла вспомнить дорогу к дому. Она даже не могла понять, есть ли рядом дорога. Заросли были слишком густыми, а деревья – слишком высокими. Сэйди смогла бы разобраться, куда идти, но сейчас она была в миллионах километров отсюда, и Эйприл было некогда о ней думать. Не сейчас. Не здесь.