Другая сторона прощания

— Если откроете дверь, мы не сможем вам помочь, — сказал он. — Но выход все же есть. Детектив Босх присутствует здесь как частный сыщик, и мы с ним работаем в паре. Если вы нанимаете меня в качестве адвоката, все сказанное в этой комнате останется тайной. Мы разработаем план взаимодействия с полицией и окружной прокуратурой. И найдем наилучшее решение.

— Решение?! — воскликнула Форсайт. — Так вы называете сделку? Предлагаете мне заключить сделку с прокурором и сесть в тюрьму? Это какое-то безумие!

Развернувшись, она бросилась к окну, отдернула занавеску и выглянула на улицу. Часа еще не прошло, но Босх знал: Пойдрас и Фрэнкс могли приехать заранее, чтобы понять, что здесь происходит.

Форсайт охнула. Значит, детективы уже сидят в машине возле дома. Ждут назначенного времени, чтобы подойти и постучать в дверь.

— Ида, вернитесь пожалуйста, — сказал Босх. — Поговорите с нами.

Он ждал. Он не видел Форсайт — та стояла у окна у него за спиной, и поэтому смотрел на Холлера, а тот в свою очередь наблюдал за Идой. Взгляд Холлера скользнул вправо. Стало быть, стратегия выбрана верно. Форсайт возвращается.

Появившись в поле зрения, она медленно подошла к дивану и села. На лице ее читалось смятение.

— Вы все не так поняли, — проговорила она. — Не было никакого плана, никакого предварительного умысла. Все это страшная, ужасная ошибка.





Глава 42




— Представляете, один из самых богатых и влиятельных людей планеты оказался мелким скупцом и последней сволочью. — Произнося эти слова, Ида Форсайт смотрела в пустоту — то ли в прошлое, то ли в безрадостное будущее.

Так она начала свою историю. Сказала, что вскоре после встречи с Босхом престарелый миллиардер сообщил ей, что умирает.

— Заболел он в одночасье. Жутко выглядел и даже не стал одеваться. Явился в кабинет около полудня, все еще в халате, и сказал, что хочет кое-что надиктовать. Голос у него был чуть громче шепота. Он сказал, что чувствует, как все внутренние органы начинают отказывать. Что умирает и хочет написать новое завещание.

— Ида, я же говорил: я ваш адвокат, — напомнил Холлер. — Незачем мне лгать. Иначе я откажусь вести ваше дело.

— Я не лгу, — сказала она. — Это правда.

Холлер, похоже, ей не поверил. Хотел добавить что-то еще, но Босх предупреждающе поднял руку. Он чувствовал, что Форсайт говорит правду — по крайней мере, с ее точки зрения, — и хотел выслушать ее до конца.

— Рассказывайте, — кивнул он.

— В кабинете мы были одни, — продолжила Ида. — Он продиктовал завещание, и я записала все от его имени. Потом он отдал мне ручку и велел отправить все это вам. Вот только… он кое-что забыл.

— Он забыл про вас, — сказал Холлер.

— После стольких лет безупречной службы… Я же была у него на побегушках. Благодаря мне все думали, что он здоров. Столько лет… И он не оставил мне ни гроша.

— Поэтому вы переписали завещание, — сказал Холлер.

— У меня была ручка. Я унесла домой несколько листков бумаги и поступила так, как сочла нужным. Переписала завещание так, чтобы все было по-честному. Поймите, я это заслужила. Это же мелочь, капля в море. Я думала…

Голос ее дрогнул, и она не договорила. Босх внимательно смотрел на нее. Он знал, что жадность — понятие относительное. Прослужить тридцать пять лет, а потом выкроить себе десять миллионов из шести миллиардов наследства… Можно ли назвать это жадностью? Кто-то и впрямь скажет — «капля в море», но эта капля стоила старику последних месяцев жизни. Босху вспомнился флаер в фойе Вибианы Веракрус с приглашением на просмотр документального фильма. «Наш дом превыше жадности!» Он задумался, каким человеком была Ида, прежде чем решила, что десять миллионов долларов станут ей справедливой наградой.

— Он сказал, что получил от вас сообщение, — продолжила она, отклонившись от темы своего рассказа. — Что вы нашли информацию, которую он искал. И это значит, что у него действительно был ребенок и теперь есть кому оставить все его состояние. Он сказал, что умрет с улыбкой. После этого ушел к себе в комнату, и я ему поверила. Не думала, что снова его увижу.

Форсайт переписала завещание, не забыв про себя, и отнесла конверт на почту, как было велено. Следующие два дня она приходила на работу в поместье, но Вэнса не видела — тот уединился у себя в комнате, и пускали к нему только врача и медсестру. Дела в особняке на Сан-Рафаэль приняли мрачный оборот.

— Все грустили, — продолжала Форсайт. — Ясно было, что всему конец. Мистер Вэнс умирал. Должен был умереть.

Босх украдкой взглянул на часы. Через десять минут детективы выйдут из машины и постучат в дверь. Оставалось надеяться, что они досидят до положенного времени и не помешают признанию Форсайт.

— А потом, в воскресенье, он позвонил вам, — подсказал Холлер, чтобы поторопить события.

— Мне позвонил Слоун, — сказала Форсайт. — По приказу мистера Вэнса. Я пришла, а он сидел за столом — так, словно и не болел. Голос к нему вернулся, и мистер Вэнс, как всегда, говорил деловым тоном. А потом я увидела ручку. Она была на столе, чтобы мне было чем писать.

— Откуда она взялась? — перебил ее Босх.

— Я задала ему этот вопрос. Он ответил, что это ручка его прадеда. Я спросила: как же так? Ведь я отправила ее детективу Босху. Он же сказал, я отправила вам копию, а оригинал стоит на столе. По его словам, подлинность ручки была не важна. Значение имели лишь чернила — те, которыми было написано завещание. Он сказал, что с их помощью вы докажете подлинность завещания.

Форсайт отвела взгляд от блестящей крышки журнального столика и посмотрела Босху в глаза:

— Тогда он велел мне связаться с вами и отозвать завещание. Теперь ему было лучше, и он хотел оформить его как положено, через юриста. Я знала, что, если сделаю это, мой поступок вскроется. И все, мне конец. Нельзя было… Я не знаю, как это случилось. В душе у меня что-то перегорело. Я взяла подушку, подошла к нему со спины…

И она закончила свой рассказ, не желая вдаваться в подробности убийства. Наверное, то была разновидность отрицания: так убийца накрывает лицо своей жертвы. Босх не знал, как расценивать это признание — поверить или отнестись к нему скептически. Возможно, Форсайт будет настаивать, что действовала в состоянии аффекта. Не исключено также, что она пытается скрыть истинный мотив убийства: ведь если бы Вэнс поручил юристу составить новое завещание, Форсайт не увидела бы своих десяти миллионов.

Но стоило Вэнсу умереть за рабочим столом, и у нее оставался шанс получить эти деньги.


— После смерти вы убрали ручку со стола. Зачем? — спросил Босх.

Эта мелочь никак не давала ему покоя.

— Мне хотелось, чтобы была только одна ручка, — ответила Форсайт. — Я подумала, что, если ручек будет две, к завещанию возникнет масса вопросов. Поэтому, когда все ушли, я вернулась в кабинет и забрала ручку.

— Где она? — спросил Босх.

— В депозитной ячейке.

Наступила долгая пауза. Босх ожидал, что тишину вот-вот нарушит стук в дверь. Пасаденским детективам пора уже было появиться на сцене. Но вдруг Форсайт заговорила — отстраненно, так, словно говорила сама с собой, а не с Босхом или Холлером.

— Я не хотела его убивать. Я заботилась о нем тридцать пять лет, а он заботился обо мне. Я пришла туда не для того, чтобы его убить…

Холлер взглянул на Босха и кивнул, подав знак, что берет разговор на себя.

— Ида, — сказал он, — мой профиль — сделки с прокурором. Того, что вы рассказали, достаточно для сделки. Мы сдаемся, оформляем чистосердечное и находим судью, который проявит сочувствие к вашему рассказу и примет во внимание ваш возраст.

— Но я не могу сказать, что убила его, — возразила Форсайт.

— Вы только что это сказали, — заметил Холлер. — Строго говоря, вам не придется делать признание. В суде достаточно будет выслушать обвинение и сказать: «Не возражаю». Любой другой вариант обречен на провал.

— Но как же насчет временного помешательства? — спросила Форсайт. — Когда я поняла, что мистер Вэнс узнает о моем поступке, у меня помутился рассудок. Я была не в себе.

В голосе ее звучал холодный расчет. Холлер помотал головой.

— Не годится! — отрезал он. — Вы переписали завещание и забрали ручку. Это не похоже на временное помешательство. Значит, испугались, что Вэнс узнает о вашем поступке? И поэтому перестали понимать, что такое хорошо, а что такое плохо? В зале суда я способен впарить даже лед эскимосу, но никакие присяжные на свете не поведутся на такое объяснение. — На мгновение он умолк, чтобы убедиться, что Форсайт его понимает, а потом продолжил: — Давайте будем реалистами. С учетом вашего возраста нам нужно свести срок вашего заключения к минимуму. И я только что рассказал, как это сделать. Выбор, однако, за вами. Захотите сослаться на временное помешательство — пожалуйста. Но это неверный ход.

Словно в подтверждение его слов, за окном дважды хлопнули автомобильные дверцы. Из машины вышли Фрэнкс и Пойдрас.

— Это полицейские, — сказал Босх. — Они уже идут к двери.

— В общем, Ида, слово за вами, — добавил Холлер.

Форсайт медленно поднялась на ноги. Холлер сделал то же самое.

— Прошу, пригласите их в дом, — сказала она.

Через двадцать минут Босх с Холлером стояли на тротуаре Арройо и провожали взглядом автомобиль Пойдраса и Фрэнкса. На заднем его сиденье была Форсайт.

— А ты говоришь, дареному коню в зубы не смотрят, — сказал Холлер. — По-моему, эти черти даже рассердились, когда узнали, что мы сделали за них всю работу. Сволочи неблагодарные!

— Они с самого начала не догоняли, что к чему, — заметил Босх. — Прикинь, каково им придется на пресс-конференции. Как они будут рассказывать, что подозреваемая сдалась сама, а они даже не знали, что она подозреваемая.

— Ну, эти как-нибудь выкрутятся, — сказал Холлер. — Не сомневаюсь.

Босх согласно покивал.

— Кстати, отгадай загадку, — продолжил Холлер.

— Какую? — спросил Босх.

— Пока мы там торчали, Лорна прислала еще одну эсэмэску. Говори какую.

Лорна была у Холлера кем-то вроде делопроизводителя.

— Какие-то новости про «Калифорния-кодинг»?

— Не угадал. Пришли результаты из «Селл-райт». Анализ подтвердил родство Уитни Вэнса и Вибианы Веракрус. Так что она его наследница. И ей положен приличный ломоть его богатства. Если, конечно, не откажется.

— Отлично! — кивнул Босх. — Поговорю с ней, сообщу новости. Посмотрим, что она надумает.

— Уж я-то знаю, что надумал бы, — сказал Холлер.

Босх улыбнулся:

— И я знаю, что ты надумал бы.

— Скажи, что поначалу мы можем сохранить ее имя в тайне, — напомнил Холлер. — В конце концов придется сообщить его судье и противным сторонам. Но начать можем втихую.

— Так и скажу, — пообещал Босх.

— Есть еще вариант — прийти в юридический отдел корпорации, показать результаты анализа ДНК и твое расследование по отцовству. Объяснить, что, если дело дойдет до суда, мы заберем все до цента. Договориться о кругленькой сумме и уйти, а дальше пусть сами разбираются.