Другая материя

Мне Ольга Григорьевна всё время говорила, что мне надо как-нибудь по учёбе уехать за границу и там остаться. Она очень любила рассуждать о разных общественных вопросах, и, как я понимаю, они с дедом Андреем вели бурные интеллектуальные беседы. Дед Андрей рассказывал мне про книгу Поппера «Открытое общество и его враги» и говорил о преимуществах открытого общества и о том, какие неправильные вещи происходят в России. Ольга Григорьевна опекала свою больную шизофренией сестру, которая жила там же в деревне, когда не лежала в дурдоме, и больную шизофренией дочь, высылала ей деньги в Омск, откуда сама была родом. Летом они жили в украинской деревне, а зимой в Петербурге, где дед Андрей с его колоритной внешностью пожилого бородача работал натурщиком в художественном училище, а Ольга Григорьевна – уборщицей. Дед Андрей рассказывал мне, что однажды Ольга Григорьевна очень заинтересовалась вопросом, есть ли жизнь после смерти, стала изучать всю возможную литературу как за, так и против и, прочитав кучи книг, сказала, что пришла к выводу, что, к сожалению, жизни после смерти нет.



Но вернёмся в Субботовку, в то блаженное лето. Я помню сухие холмы с колючей травой и всюду разбросанные красно-рыжие черепки трипольской культуры. Дед Андрей увлекался археологией и собирал их целыми мешками. Что-то райское было в воздухе. Деревня эта на самом берегу Днестра, а с другой стороны реки – поросшие лесом холмы, это уже Молдова. Повсюду была разлита какая-то особая прозрачность. Вода Днестра была зеленоватой, и над рекой медленно летали аисты. Лес на холмах тоже был не похож на наш северный лес: совсем другой, широколиственный, из бука и граба. Старушки в платочках ковыляли по колдобистой дороге, галдели гуси, блеяли козы, мычали коровы. Дед Андрей рассказывал страшные истории о том, что тут недавно происходило. Молодой пастух убил и изнасиловал девушку, долго скрывался в лесах, воровал по ночам хлеб и водку, но потом его всё же поймали и посадили в тюрьму. Красная глина древних черепков, белые мазанки хат. Мне сказали, что молодёжи в деревне почти не осталось, человек пять, не больше. Но как раз тогда в деревне был сын бывшего деревенского головы Серёжа, и дед Андрей сказал мне, что он славный парень, и решил меня с ним познакомить.



В то время я считала, что я лесбиянка и у меня в Питере оставалась девушка Марта, но я никогда не была догматиком, даже в вопросах сексуальной ориентации, а Серёжа мне очень понравился. Был он смуглый, тоненький как тростинка, довольно высокий, и лицо у него было отчего-то нежное и строгое, одухотворённое, как на иконах. Или так мне показалось. Так или иначе, мы пошли гулять в лес, и я предложила ему поебаться. Он, ни секунды не размышляя, согласился. После этого мы ходили, взявшись за руки, и общались друг с другом очень нежно. Все оставшиеся дни в деревне (а их было немного, мы приехали ненадолго) мы провели вместе. Мы сидели обнявшись на берегу Днестра и следили за полётом аистов, трахались в лесу, рассказывали друг другу немного о себе; всё это – зная, что мы скоро расстанемся навсегда. Вечером Серёжа повёл меня на небольшую площадь перед каким-то зданием, вроде местного клуба, где иногда по выходным устраивали деревенскую дискотеку. На этой площади по вечерам собиралась вся оставшаяся в деревне молодёжь. Всего человек пять парней и ни одной девушки. Кто-то из парней работал в деревне трактористом, кто-то работал или учился в одном из ближайших маленьких городков, а сюда просто приезжал. Серёжа меня со всеми познакомил. Мы начали курить гашиш через пластиковую бутылку, а потом парни предложили специально для меня устроить дискотеку. В принципе всё оборудование уже было в клубе, надо было только его включить, немного постараться – и дискотека будет готова. Парни это умели.



И вот, в этом сельском заброшенном клубе состоялась специальная дискотека для заезжей гостьи из Питера. Первая и, наверное, последняя в моей жизни деревенская дискотека. Я и пятеро парней. Я танцевала с ними со всеми. Они все мне нравились. В них во всех я была влюблена. И в свою юность, и в чудесное украинское лето, и в своё светлое будущее, и в вечность, которая, должно быть, танцевала вместе с нами. Я была счастлива. Мы курили гашиш и танцевали, а потом, когда музыка смолкла, мы с Серёжей пошли на поле, лежать в траве и смотреть на звёзды. Вначале мы поебались, а потом просто лежали в траве, взявшись за руки, и небо было не такое, как всегда. Вернее, такое же, но всё было немного не так. Трава была серебряная, и была огромная, очень крупная Луна, и огромные крупные звёзды. Но дело даже не в этом. Дело в том, что всё это было реально. Это не была просто воспринимаемая глазами картинка звёздного неба, нет, – вдруг стало совершенно понятно, что мы сами в звёздном небе. Что Земля – это небесное тело. Такое же, как эта Луна, эти звёзды, и мы прямо сейчас находимся в этом бесконечно огромном космосе, в межзвёздном пространстве. Это огромное космическое тело – оно как будто дышало в ту ночь, и мы это чувствовали. И была таинственная и прямая связь серебряной травы и серебряной Луны, лучей от далёких солнц и лучей из наших глаз. И оказалось, что мы живём и всегда жили – на небесном теле, в открытом космосе; и пусть звёзды далеко, но они реальны, как ты и как я, они где-то есть и видны нам с нашего небесного тела.



Вскоре я уехала. Мой путь лежал в Киев, и предпринимала я его в одиночестве: мама возвращалась в Петербург. С Серёжей мы больше не виделись, перекинулись парой писем. И мне совсем не жалко было оставлять Субботовку и Серёжу: манило что-то новое чудесное впереди, новые приключения, новые знакомства, новые зелёные холмы, по которым так весело бродить, когда ты молод и счастлив. И этого будущего ещё было так много, что прошлого и настоящего совсем не было жаль. А потом вдруг обнаруживается, что всё промелькнуло, как мгновение. Но где-то параллельно этой жизни ты вечно ходишь молодой и весёлый по холмам. Спускаешься со склона к реке, видишь крыши деревни, слышишь крик петухов, влюбляешься и покидаешь возлюбленного и идёшь куда-то дальше: может быть, к Киеву, может быть, к морю на западе или в какие-то высокие снежные горы, где не ступала нога человека…





Как я провалилась в люк




Однажды я, пьяная, гуляла с воздушным шариком и нечаянно выпустила его из рук. Он стал взлетать всё выше и выше. Я хотела проследить, как он улетает, задрала голову и стала пятиться назад, чтобы его видеть. Так я пятилась на газон, покрытый аккуратной подстриженной травой. Раз! – и я куда-то провалилась. Это был открытый люк, и я в него упала. К счастью, он был неглубокий и пустой, а ведь могла и в кипятке свариться.





Летние святки




Лет в десять моей любимой игрой была игра в святочниц и полуразвалившуюся печь. На даче у меня обнаружилась книжка со святочными быличками, мы увлечённо читали её с подругами, и всё лето у нас были одни сплошные Святки. Святочницы – ужасные существа женского пола, чьи тела полностью покрыты волосами, – поселились у нас в бане, и мы слышали их пение-мычание. Иногда одна из нас пряталась в бане и изображала святочницу. Мы шли в баню гадать, как бы не зная, что она там. В бане святочница набрасывалась на нас и могла заколупать своими длинными ногтями до смерти. Единственным способом спастись было разбросать бусы, и тогда она кидалась их подбирать. В быличке про полуразвалившуюся печь говорилось, что в одной избе, куда девушки ходили гадать, «полуразвалившаяся печь издавала какие-то особенные могильные звуки». Мы сидели у печи и подолгу выслушивали эти звуки, а потом с дикими криками выбегали из дома. Печь неслась за нами. Мы были счастливы.





Пенал. Стыд




Однажды, в классе первом или втором, я решила, что у меня украли пенал. Я не смогла его найти после урока, и тогда, сразу подумав о худшем, подошла к учительнице и сказала, что пенала нет, наверное, его кто-то взял. Мама часто говорила мне, что другие дети могут забрать мои вещи и надо всегда быть настороже, поэтому, если что-то пропадало, – я сразу думала на этих самых других детей. Я вообще от них хорошего не ждала. Учительница задержала весь класс и попросила всех посмотреть у себя, нет ли у кого моего пенала. Никто не признавался. Но учительница сказала, что не отпустит нас, пока пенал не найдётся. Так прошли минут пятнадцать, после чего учительница попросила меня ещё раз проверить мой ранец. Я проверила – и там оказался пенал. Всех отпустили домой. Ни учительница, ни дети ничего мне не сказали, но всё было и так понятно. Мне было невероятно стыдно.





Таинственные плевки




В первом классе и у меня, и у моих подруг весь чёрный фартук от школьной формы (она тогда как раз существовала последний год) был в засохших плевках. Происхождение этих плевков было неизвестно. Мы возвращались домой, все оплёванные, и не знали, кто нас оплевал. Плевков вокруг было много, плевались мальчишки со всех сторон, но вроде никто не целил специально в нас. Просто плевки летели отовсюду, как дождь, и какие-то оседали на наших фартуках. Моя бабушка не верила мне и считала, что кто-то специально меня оплёвывает. Она постоянно хотела положить мне в сумку какую-то дубинку, которую я должна была показать обидчику, когда он начнёт плеваться. Я отказывалась, понимая, что показывать некому. Какое-то время плевки так и продолжали появляться, а потом перестали. Может быть, их притягивала советская школьная форма, а как только её отменили – и плевки закончились. Есть много вещей на свете, про которые вовсе не нужно понимать, откуда они берутся, а надо просто ждать, когда они прекратятся.





Я вижу твои сны




Одно время я интересовалась эзотерической группой хакеров сновидений и общалась с поколением их младших последователей. У нас был практикум, в ходе которого мы должны были добиться совместных осознанных сновидений. Я практиковала вместе с девушкой по имени Арфа. Она приезжала ко мне домой, и мы подолгу настраивались друг на друга: сидели в полутёмной комнате и рассказывали друг другу разные важные истории о себе, наблюдая при этом едва различимые наплывы разных цветов в полутьме на наши тела. Совместных осознанных снов никто из проходящих практикум так и не добился. Однако у нас с Арфой произошло одно интересное явление. Как-то раз, когда я гуляла, Арфа позвонила мне и сказала, что собирается лечь спать и попробовать посновидеть. После этого я зашла в книжный магазин и моё внимание привлекла книга, на обложке которой большими буквами было написано «ИБИ». Я подошла полистать эту книгу, и оказалось, что это как раз книга на тематику, близкую к хакерам сновидений, кажется, даже в той же книжной серии, где выходили книги про них, – вероятно, поэтому я и обратила на неё внимание. Я прочитала в аннотации, что ИБИ – это институт биохимических исследований, где якобы проводились какие-то экстрасенсорные опыты. Полистав книгу, я пошла домой, и мне снова позвонила Арфа. Она сказала, что ей удалось заснуть, и у неё было осознанное сновидение, в котором она вышла на кухню, и на кухне на стене большими буками было написано «ИБИ». «Ты не знаешь, что это может значить?» – спросила меня Арфа.






В байкерском клубе




Лет в двадцать я любила тусоваться в байкерском клубе. Байкеры катали меня на мотоциклах по ночному городу, мы пили пиво, танцевали под хорошую рок-музыку, и так продолжалось, пока я на пьяную голову не пообещала одному байкеру выйти за него замуж. Он запомнил и стал требовать выполнения обещания. Пришлось перестать туда ходить.





Подстава с ударением




Я очень много прогуливала, но экзамены всегда сдавала на пятёрки. Первую в жизни четвёрку на экзамене я получила, сдавая античную философию и отвечая билет про Плотина. Я всё рассказала очень хорошо, но было одно «но». Поскольку я прогуляла лекции и готовилась к экзамену по книгам, я не знала, как произносится имя Плотина, и говорила «Пло́тин». Тем самым я сразу себя выдала. «Пло́тин? Ну-ну», – сказал наш замечательный преподаватель по античной философии, Царствие ему небесное, и впаял мне четвёрку.





Открытия




Мы с моим первым мужем Денисом очень многое открывали друг для друга. Так, Денис рассказал мне, что на планете Уран нет урана, а на планете Плутон – плутония. А я рассказала ему, что изюм делают из винограда.





Под наблюдением




Однажды на вечеринке, где я случайно оказалась, ближе к концу одна девушка мне сказала: «Всё, я ухожу спать, рада была знакомству. Правда, мы с вами так и не пообщались, но я внимательно за вами наблюдала. Спасибо за этот бесценный опыт».





Синюшные бабы поцапались




Наши соседи по даче на тот момент уже давно перестали приезжать, и вот как-то раз на майские праздники приехал, видимо, их выросший мальчик Дима со своей бабой. И эта баба очень громко включила музыку и стала танцевать. Дедушка пошёл и сделал ей замечание из-за музыки, которая орала на все участки, а она в ответ его обругала. А дедушка у меня – это святое. И тогда я пошла к ней, чтобы бить ей морду. Пошла в своём обычном дачном виде – в ватнике, с длинными растрёпанными тёмными волосами. Бить я её не била, просто наехала на неё, что она дедушке нагрубила, а она в ответ истошно орала на меня на все участки и назвала меня «синюшной бабой» и «черномазой шлюхой». Мама после этого повела меня в парикмахерскую, чтобы мне сделали приличную причёску. А соседи эти больше не приезжали, и я в сентябре вошла к ним на участок – как весной была – в ватнике и с грязными спутанными волосами, собрала урожай сливы и тут же съела. Всё равно добро пропадало.





Имечко




Однажды мне приснилась женщина. Её звали Адегдуазельбдых.





Сжигая свой архив