Другая история принцессы
Часть 7 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Дракона больше нет? – переспросил Рон.
Они и правда этого не знали, поняла Эйслинг. Новость их ошарашила, и какое-то время все только переглядывались.
Но вот прошло первое удивление, и на лицах появились улыбки. Люди отчего-то стали потирать руки. Словно заранее знали, какой должна стать их жизнь без дракона. Эйслинг постаралась им объяснить, что теперь здесь правит варвар и к чему может привести такое правление. Но после известия о смерти дракона ее не слушали.
Обрадованная троица что-то между собой быстро решила, и Рон задумчиво осмотрел сначала Эйслинг, затем мельком Гундрига.
– Значит, дракон мертв. Это хорошо, – повторил он. – Но что насчет его золота? По справедливости, половина должна достаться нам. Мы больше других страдали.
Рон наклонился вперед и добавил:
– Как считаешь, принцесса Эйслинг?
Не вопрос – удар под дых. Она еще не сообразила, как ей дальше жить после смерти дракона, хотя прошло два дня. А люди узнали о гибели мгновение назад и сразу заговорили о золоте. Но она умела сохранять спокойствие, когда это требовалось.
– Вы страдали, потому что отказались уезжать, – ответила она. – Я предлагала вам уйти дальше за холмы и приводить сюда только овец и баранов, чтобы дракон не летел дальше. Но вы остались здесь. А за холмами Корн…
– Корн бы все решал и не давал нам жить, только бы требовал плату за свою охрану, – перебила женщина и сама, будто испугавшись, что заговорила, тут же отступила на шаг.
– У Корна хорошее жалованье. И ни разу никто не жаловался на поборы, – сказала Эйслинг, припоминая, что последний сундучок с монетами она вытащила из логова дракона еще год назад. И в нем давно ничего не осталось. Кто теперь будет платить Корну, тоже большой вопрос. – Но это дело минувших дней. Вы здесь остались сами, никто не держал.
– Считаешь, мы должны были, как трусы, бежать из собственных домов?
– Считаю, Рон, что, если дракон жжет крышу твоего дома чаще раза в месяц, надо уходить.
– Чтобы там перебиваться крошками? На полях за холмами даже трава всегда жухлая. Никого не выпасти, – ответил Рон и шагнул к ней. – Мы знаем, что ты пострадала от дракона, и ты должна нас понять. По-твоему, мы не заслужили горсти монет? За все то, что сделал с нами дракон!
– От него страдали все, не только вы. И с чего ты взял, что у дракона было золото? – Эйслинг посмотрела в водянистые глаза Рона.
– Он же дракон. Всем известно, они собирают золото.
– Но в ближайших поселениях его никогда не было. Ни одной золотой монеты, – заметила Эйслинг. Она не стала говорить, что дракон собирал не золото, а все, что блестит. В башне большую часть огромного зала занимали шлемы и нагрудники разной степени ржавости. – Откуда ему взяться у дракона, который не улетал дальше этих холмов?
– Это с твоим появлением он перестал улетать, а до того? Прости, принцесса Эйслинг, но я не верю, что золота нет. – Рон внимательно осмотрел ее с ног до головы, будто выискивая на ней монеты.
– Его нет.
– Ты как-то платила работникам за строительство моста, – вдруг заговорил второй мужчина, имени которого Эйслинг не знала. Как и не знала, надо ли им рассказывать, что она доставала золото у дракона, пока он спал. Любое слово о монетах могло только еще больше раззадорить людей, уверенных в том, что у дракона остались сокровища.
– По-твоему, принцесса может взять золото только у дракона?
У такой принцессы, как она, конечно, не было своих денег. Король дал с собой только плащи и мешок еды. А золото получили стражники, которые проследили за Эйслинг.
– Не верится, что это все твои деньги. И Корну ты платишь, и мост ты строишь, и виадук к городу на твои деньги… Много как-то.
Эйслинг покачала головой.
– Ты не перечислил и половины того, что было сделано. Забыл, например, об убежище у города. Не туда ли вы со своими семьями недавно бежали от дракона, когда он охотился?
– Много сделано, да, – согласился Рон. – И за это тебе наша благодарность. Но если у дракона что-то было, это надо разделить по справедливости между теми, кто пострадал. Я поговорю с другими старостами, с Корном, так и быть. Решим всем миром, что делать с золотом.
– Золота нет, решать нечего. А если захочешь проверить, боюсь, мой муж не пустит вас дальше ворот.
Самой стало противно от того, как быстро она вспомнила мужа. Да еще как будто пряталась за его именем.
Рон недовольно поморщился и вдруг склонился к ее лицу.
– Принцесса Эйслинг, я видел, сколько этих варваров. Не пугай нас понапрасну. Если надо, мы справимся и с ними. – Он положил руку ей на плечо. – Дракона больше нет, и тебе не следует так с нами разговаривать. Не только ты решаешь, как нам жить. И как распоряжаться сокровищами. Они наши.
Угроза в голосе еле угадывалась, но Эйслинг снова затошнило. Знал бы этот человек, чего ей стоило выносить золото из сокровищницы. Или как она тянула сундук под носом дракона.
– Ты лучше не мешай, а то мало ли.
– Как быстро забывается хорошее, правда, Рон? Год спокойной жизни – и ты уже угрожаешь мне и не помнишь, кто вам помогал. Забываешь, как умолял меня никогда не выходить из замка, потому что дракону так спокойнее. Год спокойной жизни – и ты думаешь, что можешь ставить мне условия. Вероятно, ты опять забываешь, благодаря кому ты стал жить в мире с чудовищем. Заметь, жить спокойно и хорошо.
– За свое «хорошее» житье мы каждый седьмой день приводили по десять овец!
– Не вы, а весь Хилбор. И всего десять. Сколько сжигал дракон до того? Целые стада, а с ними и пастбища. А теперь скажи-ка мне, сколько людей погибло из-за дракона с тех пор, как вы стали приводить по десять овец?
Рон промолчал, потому что прекрасно знал – ни одного. Эйслинг сбросила его руку.
– А теперь давай вместе подсчитаем, сколько заработала ваша деревня, после того как построили новый мост через Бориг. Вместо того, который дракон сжег почти пятьдесят лет назад. – Эйслинг смерила Рона взглядом. – Подсчитаем, сколько вы заработали с тех пор, как стали возить через реку пряжу и бог знает что еще к людям лендлорда Верниса. А теперь подумаем, сколько бы вы заработали, если бы дракон жил как прежде. И сжигал все вокруг, когда охотился.
Мужчина сощурился, как будто предупреждал: еще слово и разговор будет совсем другим.
Но Эйслинг уже не могла остановиться.
– Все быстро забывается, когда живешь нормально. Понимаю. И говорю об этом, только чтобы ты осознал – твои люди не так уж плохо жили. А если ты перестилал крышу чаще, чем требовалось, то сам виноват. Потому что остался у дракона на пути.
– Думаешь, мы так хорошо жили и поэтому нам не нужно золото? Что, все отдашь своему Корну? – разозлился Рон.
– Золота нет, Рон. А если бы даже было, оно принадлежало бы тому, кто победил дракона, как и земля здесь.
– А почему мы тебе должны верить? – спросила из-за спины Рона женщина.
– Да! Есть золото или нет, с эти мы сами разберемся. И поговорим со всеми, будь уверена. Спросим, что они думают, – с неожиданной злостью проговорил второй мужчина. – Нечего разъезжать тут с варварами и рассказывать, что хорошего ты сделала. Может, если бы ты сидела больше в замке, дракон перестал бы жечь и наши крыши. Ехала бы ты, принцесса Эйслинг, отсюда.
Он и Рон одновременно шагнули вперед, а Эйслинг вздрогнула. Внутри ее трясло от несправедливости и тупоголовости этих мужчин. Но она старалась смотреть на них спокойно.
Давно надо было понять, что в этой деревне нет ни одного человека с головой на плечах. Как можно жить под огнем и не сойти с ума? Дракон поутру летел именно в эту сторону и здесь прочищал горло, но люди даже не думали бежать.
Рон сделал еще шаг, но его тут же с размаху ударил варвар. Гундриг, до этого стоявший позади, двигался очень быстро. Два взмаха – и Рон упал навзничь, один выпад – и второй мужчина прижимал к себе порезанную руку. У варвара не было меча, только короткий кинжал, но все поняли серьезность намерений.
– Хватит болтать, – сказал Гундриг. Его лицо страшно перекосилось, и в нем не осталось ничего от добродушного и сонного варвара. – Захотите еще поговорить, приходите в замок.
Неожиданно в его словах прорезались рычащие звуки. До этого Эйслинг даже не замечала акцента, варвар чисто произносил все слова. А теперь в нем все говорило о том, кто он. Оскал, акцент и даже кинжал в руке.
Они уезжали в молчании, позади люди быстро скрылись в домах, и даже Рон спрятался.
В гору лошади плелись, а временами останавливались, что было весьма кстати – в замке предстоял сложный разговор. Лучше не спешить.
Гундриг протянул флягу, и Эйслинг не задумываясь выпила. Ее трясло, хотя она в жизни сталкивалась и с более опасными вещами. Но люди ее по-прежнему пугали куда больше дракона. Сладковатый вкус браги вдруг показался очень приятным и успокаивающим.
Сегодня был день глупостей. Она зачем-то убежала, а потом еще завернула в деревню. Это казалось верхом бессмысленности: заехать и ждать, когда люди тебя позорно выгонят или даже изобьют. Ясно же, что здесь ни с кем не поговорить.
– Кто такой Корн? – вдруг спросил Гундриг. – Твой мужчина?
Эйслинг подавилась очередным глотком и вернула брагу.
– Капитан стражи Хилбора. Он оставался на посту, несмотря на дракона, и спасал всех, кого мог. Когда-то его брат погиб из-за дракона, и Корн считал своим долгом помочь другим. И он не мой мужчина. – Эйслинг удивилась бы, если бы такой правильный и разменявший пятый десяток человек заинтересовался худой девочкой. – Его назначил король, но с жалованьем часто были перебои. Деньги воровали по дороге, или они вовсе не высылались, но он оставался. И служил здесь еще до меня.
– Когда мы ехали, не видели стражи.
– Они предпочитают не вступать в бой без причины, – сказала Эйслинг.
Небольшой отряд только в последний год можно было бы считать боевой единицей. Потому что Эйслинг все же смогла вытащить от дракона часть амуниции и нашелся кузнец, перековавший часть оружия и починивший доспехи.
– Мост, убежище… Это все твоих рук дело?
– Да.
– Похоже, ты очень скучала. – Гундриг улыбнулся. – Дракон тебя совсем не развлекал.
Она тоже быстро улыбнулась и отчего-то сказала:
– Это я его развлекала. Он слушал легенды, сказки и будто засыпал. Становился спокойнее.
Гундриг удивленно что-то воскликнул на своем языке.
– И ты не боялась?
– Поначалу боялась. Но он же не стал меня есть и не нападал. Просто лежал рядом. Я подумала, что это хороший знак. Правда, когда я хотела куда-то выйти, он бесился. – Эйслинг бросила взгляд на Гундрига, который до сих пор смотрел круглыми глазами, и продолжила: – Мне кажется, он частично понимал меня, поэтому и получилось договориться. Во всяком случае, когда я привела овец, мы стали жить более или менее дружно.
– Дружно, говоришь? – Казалось, глаза Гундрига еще больше увеличились. – Ты очень смелая. Я, когда увидел дракона, чуть не обделался… Знаешь, Ярвину с тобой очень повезло.
Эйслинг улыбнулась шире.
Варвар вел себя с ней непринужденно, но в то же время осторожно. И вовсе не так, как должен вести себя дикарь. Он даже слова почти не коверкал.
Пока лошади мерно постукивали копытами по каменистой тропе, она обернулась и еще раз посмотрела на пустую деревеньку, где затаились люди. Ей не стоило сюда приезжать. Возможно, и замок не нужно было покидать. Она же знала, что браслет не отпустит. Теперь они с варваром связаны, как бы неприятно это ни казалось.
Когда-то она пыталась убежать от дракона. Кажется, на второй день своего заточения, но он разнес деревню и летел над Эйслинг, пока она не вернулась в замок. А потом лег рядом и успокоился. Для него это было важным – чтобы она находилась рядом. С тех пор Эйслинг очень осторожно покидала пределы Замка-на-скале, только когда дракон был сыт или спал. И всегда возвращалась до заката. Так они и жили. И эта жизнь не была плохой, в ней было то, чего ей недоставало раньше, – свободы, права самой решать, что делать. Вот за эту свободу она многое терпела и научилась жить с драконом.
Она могла бы все золото тратить только на себя, но решила иначе. Ей хотелось закрепиться здесь, хотелось, чтобы о ней узнали, чтобы запомнили. Не какая-то очередная девушка, которую скормили дракону, а девушка, которая спасла. И если бы спросили, хочет ли она вернуться к отцу во дворец, точно бы ответила – нет.
– Я вот тут думаю, если ты так много для них сделала, чего же они так на тебя наседают? – вдруг спросил Гундриг, придерживая своего жеребца, который норовил уйти вперед. Варвар долго думал, даже хмурился, что вообще не очень-то подходило его сонному и простоватому лицу.
– Хотела бы я знать ответ, – пробормотала она. – С ними было сложно. Они считали, что, пока я сижу в башне, дракон никуда не летает. И потому я не должна выходить. Они не думали, что мне тоже, например, надо есть и где-то брать воду. Не думали, что если я не буду выходить, то умру.
Они и правда этого не знали, поняла Эйслинг. Новость их ошарашила, и какое-то время все только переглядывались.
Но вот прошло первое удивление, и на лицах появились улыбки. Люди отчего-то стали потирать руки. Словно заранее знали, какой должна стать их жизнь без дракона. Эйслинг постаралась им объяснить, что теперь здесь правит варвар и к чему может привести такое правление. Но после известия о смерти дракона ее не слушали.
Обрадованная троица что-то между собой быстро решила, и Рон задумчиво осмотрел сначала Эйслинг, затем мельком Гундрига.
– Значит, дракон мертв. Это хорошо, – повторил он. – Но что насчет его золота? По справедливости, половина должна достаться нам. Мы больше других страдали.
Рон наклонился вперед и добавил:
– Как считаешь, принцесса Эйслинг?
Не вопрос – удар под дых. Она еще не сообразила, как ей дальше жить после смерти дракона, хотя прошло два дня. А люди узнали о гибели мгновение назад и сразу заговорили о золоте. Но она умела сохранять спокойствие, когда это требовалось.
– Вы страдали, потому что отказались уезжать, – ответила она. – Я предлагала вам уйти дальше за холмы и приводить сюда только овец и баранов, чтобы дракон не летел дальше. Но вы остались здесь. А за холмами Корн…
– Корн бы все решал и не давал нам жить, только бы требовал плату за свою охрану, – перебила женщина и сама, будто испугавшись, что заговорила, тут же отступила на шаг.
– У Корна хорошее жалованье. И ни разу никто не жаловался на поборы, – сказала Эйслинг, припоминая, что последний сундучок с монетами она вытащила из логова дракона еще год назад. И в нем давно ничего не осталось. Кто теперь будет платить Корну, тоже большой вопрос. – Но это дело минувших дней. Вы здесь остались сами, никто не держал.
– Считаешь, мы должны были, как трусы, бежать из собственных домов?
– Считаю, Рон, что, если дракон жжет крышу твоего дома чаще раза в месяц, надо уходить.
– Чтобы там перебиваться крошками? На полях за холмами даже трава всегда жухлая. Никого не выпасти, – ответил Рон и шагнул к ней. – Мы знаем, что ты пострадала от дракона, и ты должна нас понять. По-твоему, мы не заслужили горсти монет? За все то, что сделал с нами дракон!
– От него страдали все, не только вы. И с чего ты взял, что у дракона было золото? – Эйслинг посмотрела в водянистые глаза Рона.
– Он же дракон. Всем известно, они собирают золото.
– Но в ближайших поселениях его никогда не было. Ни одной золотой монеты, – заметила Эйслинг. Она не стала говорить, что дракон собирал не золото, а все, что блестит. В башне большую часть огромного зала занимали шлемы и нагрудники разной степени ржавости. – Откуда ему взяться у дракона, который не улетал дальше этих холмов?
– Это с твоим появлением он перестал улетать, а до того? Прости, принцесса Эйслинг, но я не верю, что золота нет. – Рон внимательно осмотрел ее с ног до головы, будто выискивая на ней монеты.
– Его нет.
– Ты как-то платила работникам за строительство моста, – вдруг заговорил второй мужчина, имени которого Эйслинг не знала. Как и не знала, надо ли им рассказывать, что она доставала золото у дракона, пока он спал. Любое слово о монетах могло только еще больше раззадорить людей, уверенных в том, что у дракона остались сокровища.
– По-твоему, принцесса может взять золото только у дракона?
У такой принцессы, как она, конечно, не было своих денег. Король дал с собой только плащи и мешок еды. А золото получили стражники, которые проследили за Эйслинг.
– Не верится, что это все твои деньги. И Корну ты платишь, и мост ты строишь, и виадук к городу на твои деньги… Много как-то.
Эйслинг покачала головой.
– Ты не перечислил и половины того, что было сделано. Забыл, например, об убежище у города. Не туда ли вы со своими семьями недавно бежали от дракона, когда он охотился?
– Много сделано, да, – согласился Рон. – И за это тебе наша благодарность. Но если у дракона что-то было, это надо разделить по справедливости между теми, кто пострадал. Я поговорю с другими старостами, с Корном, так и быть. Решим всем миром, что делать с золотом.
– Золота нет, решать нечего. А если захочешь проверить, боюсь, мой муж не пустит вас дальше ворот.
Самой стало противно от того, как быстро она вспомнила мужа. Да еще как будто пряталась за его именем.
Рон недовольно поморщился и вдруг склонился к ее лицу.
– Принцесса Эйслинг, я видел, сколько этих варваров. Не пугай нас понапрасну. Если надо, мы справимся и с ними. – Он положил руку ей на плечо. – Дракона больше нет, и тебе не следует так с нами разговаривать. Не только ты решаешь, как нам жить. И как распоряжаться сокровищами. Они наши.
Угроза в голосе еле угадывалась, но Эйслинг снова затошнило. Знал бы этот человек, чего ей стоило выносить золото из сокровищницы. Или как она тянула сундук под носом дракона.
– Ты лучше не мешай, а то мало ли.
– Как быстро забывается хорошее, правда, Рон? Год спокойной жизни – и ты уже угрожаешь мне и не помнишь, кто вам помогал. Забываешь, как умолял меня никогда не выходить из замка, потому что дракону так спокойнее. Год спокойной жизни – и ты думаешь, что можешь ставить мне условия. Вероятно, ты опять забываешь, благодаря кому ты стал жить в мире с чудовищем. Заметь, жить спокойно и хорошо.
– За свое «хорошее» житье мы каждый седьмой день приводили по десять овец!
– Не вы, а весь Хилбор. И всего десять. Сколько сжигал дракон до того? Целые стада, а с ними и пастбища. А теперь скажи-ка мне, сколько людей погибло из-за дракона с тех пор, как вы стали приводить по десять овец?
Рон промолчал, потому что прекрасно знал – ни одного. Эйслинг сбросила его руку.
– А теперь давай вместе подсчитаем, сколько заработала ваша деревня, после того как построили новый мост через Бориг. Вместо того, который дракон сжег почти пятьдесят лет назад. – Эйслинг смерила Рона взглядом. – Подсчитаем, сколько вы заработали с тех пор, как стали возить через реку пряжу и бог знает что еще к людям лендлорда Верниса. А теперь подумаем, сколько бы вы заработали, если бы дракон жил как прежде. И сжигал все вокруг, когда охотился.
Мужчина сощурился, как будто предупреждал: еще слово и разговор будет совсем другим.
Но Эйслинг уже не могла остановиться.
– Все быстро забывается, когда живешь нормально. Понимаю. И говорю об этом, только чтобы ты осознал – твои люди не так уж плохо жили. А если ты перестилал крышу чаще, чем требовалось, то сам виноват. Потому что остался у дракона на пути.
– Думаешь, мы так хорошо жили и поэтому нам не нужно золото? Что, все отдашь своему Корну? – разозлился Рон.
– Золота нет, Рон. А если бы даже было, оно принадлежало бы тому, кто победил дракона, как и земля здесь.
– А почему мы тебе должны верить? – спросила из-за спины Рона женщина.
– Да! Есть золото или нет, с эти мы сами разберемся. И поговорим со всеми, будь уверена. Спросим, что они думают, – с неожиданной злостью проговорил второй мужчина. – Нечего разъезжать тут с варварами и рассказывать, что хорошего ты сделала. Может, если бы ты сидела больше в замке, дракон перестал бы жечь и наши крыши. Ехала бы ты, принцесса Эйслинг, отсюда.
Он и Рон одновременно шагнули вперед, а Эйслинг вздрогнула. Внутри ее трясло от несправедливости и тупоголовости этих мужчин. Но она старалась смотреть на них спокойно.
Давно надо было понять, что в этой деревне нет ни одного человека с головой на плечах. Как можно жить под огнем и не сойти с ума? Дракон поутру летел именно в эту сторону и здесь прочищал горло, но люди даже не думали бежать.
Рон сделал еще шаг, но его тут же с размаху ударил варвар. Гундриг, до этого стоявший позади, двигался очень быстро. Два взмаха – и Рон упал навзничь, один выпад – и второй мужчина прижимал к себе порезанную руку. У варвара не было меча, только короткий кинжал, но все поняли серьезность намерений.
– Хватит болтать, – сказал Гундриг. Его лицо страшно перекосилось, и в нем не осталось ничего от добродушного и сонного варвара. – Захотите еще поговорить, приходите в замок.
Неожиданно в его словах прорезались рычащие звуки. До этого Эйслинг даже не замечала акцента, варвар чисто произносил все слова. А теперь в нем все говорило о том, кто он. Оскал, акцент и даже кинжал в руке.
Они уезжали в молчании, позади люди быстро скрылись в домах, и даже Рон спрятался.
В гору лошади плелись, а временами останавливались, что было весьма кстати – в замке предстоял сложный разговор. Лучше не спешить.
Гундриг протянул флягу, и Эйслинг не задумываясь выпила. Ее трясло, хотя она в жизни сталкивалась и с более опасными вещами. Но люди ее по-прежнему пугали куда больше дракона. Сладковатый вкус браги вдруг показался очень приятным и успокаивающим.
Сегодня был день глупостей. Она зачем-то убежала, а потом еще завернула в деревню. Это казалось верхом бессмысленности: заехать и ждать, когда люди тебя позорно выгонят или даже изобьют. Ясно же, что здесь ни с кем не поговорить.
– Кто такой Корн? – вдруг спросил Гундриг. – Твой мужчина?
Эйслинг подавилась очередным глотком и вернула брагу.
– Капитан стражи Хилбора. Он оставался на посту, несмотря на дракона, и спасал всех, кого мог. Когда-то его брат погиб из-за дракона, и Корн считал своим долгом помочь другим. И он не мой мужчина. – Эйслинг удивилась бы, если бы такой правильный и разменявший пятый десяток человек заинтересовался худой девочкой. – Его назначил король, но с жалованьем часто были перебои. Деньги воровали по дороге, или они вовсе не высылались, но он оставался. И служил здесь еще до меня.
– Когда мы ехали, не видели стражи.
– Они предпочитают не вступать в бой без причины, – сказала Эйслинг.
Небольшой отряд только в последний год можно было бы считать боевой единицей. Потому что Эйслинг все же смогла вытащить от дракона часть амуниции и нашелся кузнец, перековавший часть оружия и починивший доспехи.
– Мост, убежище… Это все твоих рук дело?
– Да.
– Похоже, ты очень скучала. – Гундриг улыбнулся. – Дракон тебя совсем не развлекал.
Она тоже быстро улыбнулась и отчего-то сказала:
– Это я его развлекала. Он слушал легенды, сказки и будто засыпал. Становился спокойнее.
Гундриг удивленно что-то воскликнул на своем языке.
– И ты не боялась?
– Поначалу боялась. Но он же не стал меня есть и не нападал. Просто лежал рядом. Я подумала, что это хороший знак. Правда, когда я хотела куда-то выйти, он бесился. – Эйслинг бросила взгляд на Гундрига, который до сих пор смотрел круглыми глазами, и продолжила: – Мне кажется, он частично понимал меня, поэтому и получилось договориться. Во всяком случае, когда я привела овец, мы стали жить более или менее дружно.
– Дружно, говоришь? – Казалось, глаза Гундрига еще больше увеличились. – Ты очень смелая. Я, когда увидел дракона, чуть не обделался… Знаешь, Ярвину с тобой очень повезло.
Эйслинг улыбнулась шире.
Варвар вел себя с ней непринужденно, но в то же время осторожно. И вовсе не так, как должен вести себя дикарь. Он даже слова почти не коверкал.
Пока лошади мерно постукивали копытами по каменистой тропе, она обернулась и еще раз посмотрела на пустую деревеньку, где затаились люди. Ей не стоило сюда приезжать. Возможно, и замок не нужно было покидать. Она же знала, что браслет не отпустит. Теперь они с варваром связаны, как бы неприятно это ни казалось.
Когда-то она пыталась убежать от дракона. Кажется, на второй день своего заточения, но он разнес деревню и летел над Эйслинг, пока она не вернулась в замок. А потом лег рядом и успокоился. Для него это было важным – чтобы она находилась рядом. С тех пор Эйслинг очень осторожно покидала пределы Замка-на-скале, только когда дракон был сыт или спал. И всегда возвращалась до заката. Так они и жили. И эта жизнь не была плохой, в ней было то, чего ей недоставало раньше, – свободы, права самой решать, что делать. Вот за эту свободу она многое терпела и научилась жить с драконом.
Она могла бы все золото тратить только на себя, но решила иначе. Ей хотелось закрепиться здесь, хотелось, чтобы о ней узнали, чтобы запомнили. Не какая-то очередная девушка, которую скормили дракону, а девушка, которая спасла. И если бы спросили, хочет ли она вернуться к отцу во дворец, точно бы ответила – нет.
– Я вот тут думаю, если ты так много для них сделала, чего же они так на тебя наседают? – вдруг спросил Гундриг, придерживая своего жеребца, который норовил уйти вперед. Варвар долго думал, даже хмурился, что вообще не очень-то подходило его сонному и простоватому лицу.
– Хотела бы я знать ответ, – пробормотала она. – С ними было сложно. Они считали, что, пока я сижу в башне, дракон никуда не летает. И потому я не должна выходить. Они не думали, что мне тоже, например, надо есть и где-то брать воду. Не думали, что если я не буду выходить, то умру.