Драконова Академия 2
Часть 45 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я замолчала, обхватив себя руками. Мне и правда было настолько холодно, что хоть заворачивайся в пиджак с головой и дыши часто-часто, чтобы согреть воздух под тканью и согреться самой. Мне действительно было дико стыдно об этом говорить, и сейчас я вообще не понимала, зачем сказала об этом ему. Зачем я вообще ему обо всем рассказала — начиная от своего попаданчества и заканчивая тем, что…
Валентайн молчал, а мне захотелось исчезнуть, раствориться или провалиться сквозь землю. Особенно когда я подняла на него взгляд, увидела играющие на скулах желваки и стремительно заполняющиеся тьмой радужки.
Дернуться в сторону, правда, не получилось — я только посмотрела на дверь, как меня, основательно встряхнув за плечи, уже прижали к себе:
— Ты забыла, что я тебе обещал?
— Что ты мне обещал? — переспросила я, потрогав пальцами мокрое место на его пиджаке.
— Что я никогда тебя не ударю, Лена. И что я оторву голову любому, кто попытается это сделать.
— Последнего точно не помню. — Я сейчас находилась будто под какой-то эмоциональной анестезией, ну или же стыд от рассказанного выжег из меня все остальные чувства.
— Значит, обещаю сейчас.
Я подняла голову и наткнулась на темный, как ночь, взгляд. Лицо его было настолько хищным и жестоким, что я с трудом узнала Валентайна, которого видела пару минут назад.
— Давай не будем никому отрывать голову. Как и ты, я рассказала это не для того, чтобы меня жалели, а для того, чтобы ты понимал, что я чувствую, когда ты говоришь о наказаниях и обо всем таком. Я не ребенок, чтобы меня наказывать. И уж тем более я не стану терпеть такого отношения, особенно от мужчины, который…
— Который?
— Неважно. Ни от кого не стану. И насчет того, что ты меня не отпустишь. А что, если я захочу уйти?
Руки, обнимающие меня, напряглись.
— А ты хочешь?
— Давай проверим, — ответила я. — Просто отпусти. И посмотришь.
Кажется, он прижал меня к себе с такой силой, что я рисковала парой-тройкой ни в чем не повинных ребер, готовых вот-вот треснуть от его объятий. Впрочем, ненадолго. К своему удивлению, я почувствовала, что Валентайн разжал руки, а после даже позволил мне отступить. На несколько шагов.
— От кого ты бежишь, Лена? От меня? Или от себя?
— Я никуда не бегу, — коснулась пальцами стола, словно искала опору.
— Нет?
— Нет. Но я все равно не понимаю тебя, Валентайн. Ты… — Сложно было подобрать слова, особенно сейчас. — Ты говоришь, что никуда меня не отпустишь, что тебе сложно меня не касаться…
— Так и есть. Мне до безумия сложно видеть тебя и сдерживаться. — Он сделал шаг ко мне, снова сократив расстояние между нами. Сейчас мне уже не хотелось отодвинуться, поэтому я просто смотрела ему в глаза и ждала — ждала того, что он скажет дальше. — Сейчас все так, как есть, только потому что об этом просила ты. Находиться рядом с тобой и не иметь возможности сделать тебя своей — это какая-то изощренная пытка, безумие и помешательство. Если раньше меня останавливала черная страсть…
— Черная страсть?
— Влечение сродни безумию, когда не остается ничего человеческого, ничего светлого в желании обладать кем бы то ни было. Когда ты готов на все, чтобы сделать объект желания своим, и не остановишься ни перед чем.
— Почему ты вообще решил, что у тебя ко мне… эта самая черная страсть?
— Потому что я видел все ее признаки. Потому что желание обладать тобой временами затмевало все доводы разума и даже тебя саму. Я не имел права к тебе прикасаться, пока чувствовал это в себе.
— Тогда что изменилось сейчас?
— Не сейчас. Еще до того вечера, когда мы с тобой стояли на крыше. Я разговаривал с Ферганом.
— Обо мне?!
— Не о тебе. О матери Сезара.
— А она тут при чем?
— Это Тэйрен. Сестра-близнец моего отца.
Пуф.
Это было все, что у меня сложилось сейчас в голове. Если бы мои мысли можно было визуализировать, то маленькое пушистое облачко на глазах у всех расползлось бы туманом и растаяло.
Когда я читала о королевской семье, мать Сезара называли Темной, принявшей светлое имя. В храме Тамеи ее нарекли Орина Фаррей, и именно так звучало ее имя перед народом и когда она стала невестой принца, а впоследствии женой короля. Их брак был недолгим, почти сразу у них появился сын. После рождения наследника с разделенной пополам магией — светлой и темной — в королевской семье начались сложности. Писали, что сила Орины все ярче и ярче просыпалась рядом с мужем и сыном, который стал ее отражением. Примерно в это же время на горизонте появилась мать Люциана, но…
— Никто никогда нигде не упоминал имя Тэйрен Ниихтарн.
— А ты хотела, чтобы упоминали? — Валентайн холодно усмехнулся. — Настоящее имя женщины, которую больше половины Даррании и придворных ненавидели?
— За что?!
— Просто за то, что она была темной.
— Я в это не верю.
— Твое право. Факты говорят сами за себя, Лена, но мы сейчас не об этом. Мы о черной страсти. Об этом тоже не напишут и не расскажут, но, когда рядом с Ферганом появилась мать младшего принца и принцессы, Тэйрен накрыло. Черная страсть — это то, с чем она боролась и с чем справилась перед тем, как навсегда покинуть Дарранию. Тэйрен вела дневник, и Ферган дал мне доступ к ее записям. Справиться с черной страстью можно только через любовь. Через то светлое, что в тебе есть. Через то светлое, что ты чувствуешь к кому бы то ни было. Тэйрен ушла, зацепившись за сына и за свою любовь к нему.
Он замолчал, и между нами повисла та самая напряженная ниточка тишины, с которой достаточно сложно справиться. Особенно если позволить ей укрепляться, потому что с каждой секундой молчания она становится все толще, толще и крепче, и грозит через пару минут вообще превратиться в канат.
— А ты… — все-таки начала я и осеклась, потому что наткнулась на его глубокий, голодный, яростный взгляд.
— А я, — повторил он, подхватив мой вопрос, хотя я еще не успела его задать, — рядом с тобой чувствую себя живым, как никогда раньше. Ты мой свет, Лена.
Ниточка лопнула. Или уже канат? Не суть важно.
Важно, что мы шагнули друг к другу одновременно, остановившись, врезались друг в друга взглядами, а потом Валентайн подхватил меня с силой набирающего мощь урагана. От удара его губ перехватило дыхание, а от близости — странной, ни на что не похожей, какого-то нового уровня, в груди полыхнуло светом. Мне кажется, я начала понимать, о чем он говорил только что, но даже это стерлось в сменяющемся калейдоскопе эмоций, окутавших меня сумасшедшим вихрем. Я целовалась так, как ни разу в жизни, забывая о том, где я, кто я и все остальное, вместе взятое. Сосредоточившись только на этой яростной ласке, которая сейчас была мне нужна, как дыхание, на этой глубокой близости, на этом мужчине, чье сердце билось у меня под ладонями.
В эти минуты мне и правда казалось, что кроме нас больше никого нет.
Глава 31
Люциан Драгон
— Классно выглядишь, — сказала София и поправила ему значок на лацкане пальто. Пальто — зимний формат одежды военного факультета, обязательный атрибут на построении перед праздником. Им даже на балу полагалось присутствовать исключительно в мундире — правда, только на Зимнем. Остальные балы в Академии или любые другие, где бы то ни было еще, допускали появление в гражданском, но только не этот. Таковы правила.
Правила, которые он так ненавидел. Когда-то.
Впрочем, когда-то Люциан даже представить не мог, что будет дружить с девчонкой. Дружить! Да еще с кем! Тем не менее Драконова и правда очень сильно изменилась, ну или он недостаточно хорошо ее знал. Потому что оценить девчонку по поступкам с расстояния, как показала практика — не лучший вариант. Когда-то он так же ошибся насчет Ларо, и сейчас впервые за долгое время задумался о том, а не ошибся ли в тот день, когда вышел из кабинета Эстре.
Аникатия с компанией уверяли, что она хотела устроить ему веселую жизнь, но Ларо, похоже, вообще ни до кого не было дела. Она часами пропадала у себя в комнате с Ярдом, и, хотя Люциан обещал себе за ней не следить, он видел их, когда приходил к Софии. Их комнаты располагались слишком близко, поэтому и видел. Поэтому, и только поэтому, не почему больше.
— О чем задумался? — улыбнулась София.
— О построении.
Никому из его девчонок по большому счету не было дела до того, что он думает. Да даже из его друзей. Девчонок в основном интересовало то, что он думает о них и о продолжении отношений, а друзей преимущественно то, чем они займутся на той или иной вечеринке. Ему и самому было мало дела до окружающих, если уж говорить откровенно.
В том числе о том, почему Ларо не сказала ему о темной магии сразу.
— К построениям ты точно готов, — сказала София. — Что насчет бала?
— Когда это я не был готов к балам, Драконова?
— Я имею в виду Ларо. И то, что она будет с Альгором.
А вот это оказалось неожиданно. Тема Ларо была для них под запретом — в точности так же, как и тема Сезара. С того дня, как они случайно обнаружили в комнате Софии следящее заклинание, которое его братец умудрился поставить Лозантир его знает когда. Уж точно после того, как они договаривались о дружбе, потому что иначе ставить его было бы незачем. София пришла в такую ярость, что только чудом не воспламенилась от своей магии, а Люциан предложил ей устроить показательное представление, чтобы Сезар услышал то, что хочет услышать. В итоге они целый вечер изображали предающихся страсти на полную громкость, после чего прослушивающее заклинание исчезло. Так же, как сам Сезар окончательно исчез с горизонтов Софии и, по слухам, на зимнем балу должен был появиться со своей Женевьев.
А Ларо — с Альгором. После этой новости о Ларо говорили больше, чем о них с Софией, потому что это был моветон. Даже несмотря на то, что Ленор Ларо официально являлась женщиной Валентайна, магистр и адептка как пара на балу… ну, это было очень скандально. Честно говоря, даже более скандально, чем Ларо-невеста принца на балу перед началом занятий. Вот только Ларо и Альгору было на это плевать, а значит, и ему будет на это плевать. То есть не будет, а уже. Плевать ему на них.
— Более чем, — отрезал он. После чего внимательнее присмотрелся к Софии: — А ты?
Раньше он бы даже до такого не додумался: спрашивать. Но теперь просто не мог не спросить, потому что Софии предстояло впервые увидеть будущую жену Сезара. Она особо не посвящала его в тонкости их краткосрочного романа, но нужно было быть абсолютно слепым и бесчувственным, чтобы не видеть, как ее зацепило — тогда, несколько месяцев назад. Оставалось только понять, торчит сейчас еще крючок в ее сердце или уже расплавился.
— Мне все равно, — сказала она, передернув плечами, — если ты про Женевьев.
— Тебе все равно пришлось бы встретиться с ней на приеме у отца.
София пожала плечами.
— Я знаю.
Попыталась отвернуться, но Люциан ее перехватил и развернул лицом к себе:
— Эй. Мы договорились: друзья. А друзья помогают друг другу.
— Последний месяц я думаю, что тебя подменили, — попыталась отшутиться Драконова, но тут же стала серьезной: — Спасибо.
— Да не за что. Я на построения. Ты придешь?
Почему-то для него это было важно.
Валентайн молчал, а мне захотелось исчезнуть, раствориться или провалиться сквозь землю. Особенно когда я подняла на него взгляд, увидела играющие на скулах желваки и стремительно заполняющиеся тьмой радужки.
Дернуться в сторону, правда, не получилось — я только посмотрела на дверь, как меня, основательно встряхнув за плечи, уже прижали к себе:
— Ты забыла, что я тебе обещал?
— Что ты мне обещал? — переспросила я, потрогав пальцами мокрое место на его пиджаке.
— Что я никогда тебя не ударю, Лена. И что я оторву голову любому, кто попытается это сделать.
— Последнего точно не помню. — Я сейчас находилась будто под какой-то эмоциональной анестезией, ну или же стыд от рассказанного выжег из меня все остальные чувства.
— Значит, обещаю сейчас.
Я подняла голову и наткнулась на темный, как ночь, взгляд. Лицо его было настолько хищным и жестоким, что я с трудом узнала Валентайна, которого видела пару минут назад.
— Давай не будем никому отрывать голову. Как и ты, я рассказала это не для того, чтобы меня жалели, а для того, чтобы ты понимал, что я чувствую, когда ты говоришь о наказаниях и обо всем таком. Я не ребенок, чтобы меня наказывать. И уж тем более я не стану терпеть такого отношения, особенно от мужчины, который…
— Который?
— Неважно. Ни от кого не стану. И насчет того, что ты меня не отпустишь. А что, если я захочу уйти?
Руки, обнимающие меня, напряглись.
— А ты хочешь?
— Давай проверим, — ответила я. — Просто отпусти. И посмотришь.
Кажется, он прижал меня к себе с такой силой, что я рисковала парой-тройкой ни в чем не повинных ребер, готовых вот-вот треснуть от его объятий. Впрочем, ненадолго. К своему удивлению, я почувствовала, что Валентайн разжал руки, а после даже позволил мне отступить. На несколько шагов.
— От кого ты бежишь, Лена? От меня? Или от себя?
— Я никуда не бегу, — коснулась пальцами стола, словно искала опору.
— Нет?
— Нет. Но я все равно не понимаю тебя, Валентайн. Ты… — Сложно было подобрать слова, особенно сейчас. — Ты говоришь, что никуда меня не отпустишь, что тебе сложно меня не касаться…
— Так и есть. Мне до безумия сложно видеть тебя и сдерживаться. — Он сделал шаг ко мне, снова сократив расстояние между нами. Сейчас мне уже не хотелось отодвинуться, поэтому я просто смотрела ему в глаза и ждала — ждала того, что он скажет дальше. — Сейчас все так, как есть, только потому что об этом просила ты. Находиться рядом с тобой и не иметь возможности сделать тебя своей — это какая-то изощренная пытка, безумие и помешательство. Если раньше меня останавливала черная страсть…
— Черная страсть?
— Влечение сродни безумию, когда не остается ничего человеческого, ничего светлого в желании обладать кем бы то ни было. Когда ты готов на все, чтобы сделать объект желания своим, и не остановишься ни перед чем.
— Почему ты вообще решил, что у тебя ко мне… эта самая черная страсть?
— Потому что я видел все ее признаки. Потому что желание обладать тобой временами затмевало все доводы разума и даже тебя саму. Я не имел права к тебе прикасаться, пока чувствовал это в себе.
— Тогда что изменилось сейчас?
— Не сейчас. Еще до того вечера, когда мы с тобой стояли на крыше. Я разговаривал с Ферганом.
— Обо мне?!
— Не о тебе. О матери Сезара.
— А она тут при чем?
— Это Тэйрен. Сестра-близнец моего отца.
Пуф.
Это было все, что у меня сложилось сейчас в голове. Если бы мои мысли можно было визуализировать, то маленькое пушистое облачко на глазах у всех расползлось бы туманом и растаяло.
Когда я читала о королевской семье, мать Сезара называли Темной, принявшей светлое имя. В храме Тамеи ее нарекли Орина Фаррей, и именно так звучало ее имя перед народом и когда она стала невестой принца, а впоследствии женой короля. Их брак был недолгим, почти сразу у них появился сын. После рождения наследника с разделенной пополам магией — светлой и темной — в королевской семье начались сложности. Писали, что сила Орины все ярче и ярче просыпалась рядом с мужем и сыном, который стал ее отражением. Примерно в это же время на горизонте появилась мать Люциана, но…
— Никто никогда нигде не упоминал имя Тэйрен Ниихтарн.
— А ты хотела, чтобы упоминали? — Валентайн холодно усмехнулся. — Настоящее имя женщины, которую больше половины Даррании и придворных ненавидели?
— За что?!
— Просто за то, что она была темной.
— Я в это не верю.
— Твое право. Факты говорят сами за себя, Лена, но мы сейчас не об этом. Мы о черной страсти. Об этом тоже не напишут и не расскажут, но, когда рядом с Ферганом появилась мать младшего принца и принцессы, Тэйрен накрыло. Черная страсть — это то, с чем она боролась и с чем справилась перед тем, как навсегда покинуть Дарранию. Тэйрен вела дневник, и Ферган дал мне доступ к ее записям. Справиться с черной страстью можно только через любовь. Через то светлое, что в тебе есть. Через то светлое, что ты чувствуешь к кому бы то ни было. Тэйрен ушла, зацепившись за сына и за свою любовь к нему.
Он замолчал, и между нами повисла та самая напряженная ниточка тишины, с которой достаточно сложно справиться. Особенно если позволить ей укрепляться, потому что с каждой секундой молчания она становится все толще, толще и крепче, и грозит через пару минут вообще превратиться в канат.
— А ты… — все-таки начала я и осеклась, потому что наткнулась на его глубокий, голодный, яростный взгляд.
— А я, — повторил он, подхватив мой вопрос, хотя я еще не успела его задать, — рядом с тобой чувствую себя живым, как никогда раньше. Ты мой свет, Лена.
Ниточка лопнула. Или уже канат? Не суть важно.
Важно, что мы шагнули друг к другу одновременно, остановившись, врезались друг в друга взглядами, а потом Валентайн подхватил меня с силой набирающего мощь урагана. От удара его губ перехватило дыхание, а от близости — странной, ни на что не похожей, какого-то нового уровня, в груди полыхнуло светом. Мне кажется, я начала понимать, о чем он говорил только что, но даже это стерлось в сменяющемся калейдоскопе эмоций, окутавших меня сумасшедшим вихрем. Я целовалась так, как ни разу в жизни, забывая о том, где я, кто я и все остальное, вместе взятое. Сосредоточившись только на этой яростной ласке, которая сейчас была мне нужна, как дыхание, на этой глубокой близости, на этом мужчине, чье сердце билось у меня под ладонями.
В эти минуты мне и правда казалось, что кроме нас больше никого нет.
Глава 31
Люциан Драгон
— Классно выглядишь, — сказала София и поправила ему значок на лацкане пальто. Пальто — зимний формат одежды военного факультета, обязательный атрибут на построении перед праздником. Им даже на балу полагалось присутствовать исключительно в мундире — правда, только на Зимнем. Остальные балы в Академии или любые другие, где бы то ни было еще, допускали появление в гражданском, но только не этот. Таковы правила.
Правила, которые он так ненавидел. Когда-то.
Впрочем, когда-то Люциан даже представить не мог, что будет дружить с девчонкой. Дружить! Да еще с кем! Тем не менее Драконова и правда очень сильно изменилась, ну или он недостаточно хорошо ее знал. Потому что оценить девчонку по поступкам с расстояния, как показала практика — не лучший вариант. Когда-то он так же ошибся насчет Ларо, и сейчас впервые за долгое время задумался о том, а не ошибся ли в тот день, когда вышел из кабинета Эстре.
Аникатия с компанией уверяли, что она хотела устроить ему веселую жизнь, но Ларо, похоже, вообще ни до кого не было дела. Она часами пропадала у себя в комнате с Ярдом, и, хотя Люциан обещал себе за ней не следить, он видел их, когда приходил к Софии. Их комнаты располагались слишком близко, поэтому и видел. Поэтому, и только поэтому, не почему больше.
— О чем задумался? — улыбнулась София.
— О построении.
Никому из его девчонок по большому счету не было дела до того, что он думает. Да даже из его друзей. Девчонок в основном интересовало то, что он думает о них и о продолжении отношений, а друзей преимущественно то, чем они займутся на той или иной вечеринке. Ему и самому было мало дела до окружающих, если уж говорить откровенно.
В том числе о том, почему Ларо не сказала ему о темной магии сразу.
— К построениям ты точно готов, — сказала София. — Что насчет бала?
— Когда это я не был готов к балам, Драконова?
— Я имею в виду Ларо. И то, что она будет с Альгором.
А вот это оказалось неожиданно. Тема Ларо была для них под запретом — в точности так же, как и тема Сезара. С того дня, как они случайно обнаружили в комнате Софии следящее заклинание, которое его братец умудрился поставить Лозантир его знает когда. Уж точно после того, как они договаривались о дружбе, потому что иначе ставить его было бы незачем. София пришла в такую ярость, что только чудом не воспламенилась от своей магии, а Люциан предложил ей устроить показательное представление, чтобы Сезар услышал то, что хочет услышать. В итоге они целый вечер изображали предающихся страсти на полную громкость, после чего прослушивающее заклинание исчезло. Так же, как сам Сезар окончательно исчез с горизонтов Софии и, по слухам, на зимнем балу должен был появиться со своей Женевьев.
А Ларо — с Альгором. После этой новости о Ларо говорили больше, чем о них с Софией, потому что это был моветон. Даже несмотря на то, что Ленор Ларо официально являлась женщиной Валентайна, магистр и адептка как пара на балу… ну, это было очень скандально. Честно говоря, даже более скандально, чем Ларо-невеста принца на балу перед началом занятий. Вот только Ларо и Альгору было на это плевать, а значит, и ему будет на это плевать. То есть не будет, а уже. Плевать ему на них.
— Более чем, — отрезал он. После чего внимательнее присмотрелся к Софии: — А ты?
Раньше он бы даже до такого не додумался: спрашивать. Но теперь просто не мог не спросить, потому что Софии предстояло впервые увидеть будущую жену Сезара. Она особо не посвящала его в тонкости их краткосрочного романа, но нужно было быть абсолютно слепым и бесчувственным, чтобы не видеть, как ее зацепило — тогда, несколько месяцев назад. Оставалось только понять, торчит сейчас еще крючок в ее сердце или уже расплавился.
— Мне все равно, — сказала она, передернув плечами, — если ты про Женевьев.
— Тебе все равно пришлось бы встретиться с ней на приеме у отца.
София пожала плечами.
— Я знаю.
Попыталась отвернуться, но Люциан ее перехватил и развернул лицом к себе:
— Эй. Мы договорились: друзья. А друзья помогают друг другу.
— Последний месяц я думаю, что тебя подменили, — попыталась отшутиться Драконова, но тут же стала серьезной: — Спасибо.
— Да не за что. Я на построения. Ты придешь?
Почему-то для него это было важно.