Драконья кровь
Часть 44 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Когда Дерри ушел, я думала, завою от тоски. У Ника появилась Зои. Братец мой вечно занят. Мать… ты же видел ее. Она, конечно, пыталась подыскать кого-то, только невеста я сомнительная, да… А потом в Билли вляпалась.
Она остановилась, переводя дыхание. И ведь не попросит о помощи. И не позволит, слишком уж привыкла рассчитывать только на себя.
– А ты? Почему не женился?
– Да как-то все… не до того. Сперва учился. Старался. Не хотел подвести дядю… то есть я думал, что он мне дядя, но это, наверное, не так важно. Я действительно старался. Потом работал. Брал двойные смены. Домой приползал и падал. Нет, женщины были… разные.
Уна скривилась.
– Больно?
– Нет. Просто… хочется волосы выдрать.
– Мне?
– Им. Это, наверное, тоже… болезнь.
– Болезнь, – согласился Томас, усаживая ее на постель. – Ноги подними – и под одеяло.
О том, что ему даже немного грустно, что Билли скоропостижно скончался, он говорить не стал. Голову ему отрезали за дело, и жаль, что мертвому.
– Потом… уже когда в Бюро перевели, встречался с одной. Она секретарем работала. В Бюро на самом деле хватает женщин. Стенографистки. И секретари. И в архивах тоже.
– Красивая?
– Очень.
– И что не сложилось?
– Все, наверное. Она ждала, что я буду таким… идеальным мужем. Буду возвращаться домой к ужину, а потом вместе станем гулять. Ходить в кино. Или в театр. Потом, позже, я уйду с опасной работы, осяду в каком-нибудь статистическом отделе. Дослужусь до должности если не начальника, то заместителя. Мы купим дом в пригороде.
Уна слушала внимательно и только губы покусывала, точно сдерживала желание что-то сказать.
– Детей заведем. И собаку. Или двух. А я… я вдруг понял, что это все… что не то, неправильно. Она замечательная, а я дурак. Потому и не сложилось.
– И вправду дурак. – Уна откинулась на подушки. – Посидишь?
– Посижу.
– Я ведь ей завидовала.
– Кому?
– Зои. Она… она всегда была такой, какой мне не стать, хоть ты из шкуры вылези. И не потому, что я полукровка. Просто… у меня никогда не получалось носить эти сраные платья так, чтобы красиво. И не рвать одежду. А если я ее не рвала, то все равно умудрялась испачкаться, и так, что мама за голову хваталась. Волосы вечно путались. И говорила я слишком громко. Смеялась во весь голос. Не нравилась мальчишкам. Кроме Ника. Но это потому, что с ним никто больше не хотел дружить. Если бы захотели, он бы выбрал кого получше.
Вздох. И закрытые глаза.
– А потом… у меня появились драконы. Это многое изменило. Им оказалось неважно, как я выгляжу. И во что одета. Они видели меня другой, понимаешь?
Томас присел рядом.
Рука у нее холодная, пальцы и вовсе ледяные, синеватые. Он провел по ладони. Линия жизни тянется до самого запястья, и мама сказала бы, что жизнь Уне суждена долгая, но сложная. Вон сколько черточек пересекают эту несчастную линию, будто режут ее на куски.
– И я становилась другой. Люди… это пустое. Они слепы. А вот драконы… с драконами намного проще.
– Не сказал бы.
– Тебе надо попробовать. – Она зевнула. – Еще когда Ник вернулся, я подумала… он же похож на них. Очень похож. Может, он тоже увидит меня другой? А он выбрал Зои.
– Мне жаль.
– Я ревновала. Дико. Исступленно. Именно поэтому, наверное, с Билли так вышло… хотела доказать, что я не хуже. Что меня тоже можно любить.
– Не хуже, – подтвердил Томас. – И можно.
Он коснулся бледного запястья губами, поймал пульс и отпустил.
– Ты просто… просто…
– Просто, – согласился Томас. – Я просто. И ты просто. И все, если разобраться, тоже просто.
– Да. Наверное. Только… я боюсь.
– Чего?
– Все закончится, и ты уедешь. А я… я не смогу. Раньше я могла себя обманывать. Мечтать, что однажды уберусь из этой дыры, что поеду посмотреть мир. На тот же Большой каньон. Или на водопад. В жизни водопадов не видела. Но правда в том, что я не смогу их оставить. А ты не сможешь остаться.
– Почему?
– А зачем тебе? – Она смотрела спокойно и серьезно. – Однажды ты уже вырвался отсюда. Так для чего тебе возвращаться?
– Быть может, затем, что мое место здесь?
Глава 21
Николас Эшби не вернулся.
Его не было утром.
И к обеду, который кухарка накрывать не стала, отговорившись занятостью. И вообще, она не звала людей, заполонивших дом, а раз так, то пусть сами о себе и заботятся.
К ужину Эшби тоже не появился.
Кукол почти всех описали и разложили по коробкам. Кто-то обзавелся именем, но большинство пока оставались игрушками.
Сто пятьдесят три.
Ранние попроще. И лица, и волосы. И одежда, которую шили из лоскутков ткани. Неловкие, неровные швы, пусть тот, кто их делал, и старался, но одного старания недостаточно.
Аляповатость рисованных лиц.
Чересчур яркий румянец, слишком темные тени и крупные губы. Эти куклы были почти уродливы, и Лука лишь надеялся, что за ними не стоят реальные люди.
Он бы спросил. У него вообще накопилось много вопросов к Николасу Эшби, но тот не явился. Когда за окнами стали сгущаться сумерки, Лука сказал:
– Надо подавать в розыск.
– Думаешь? – Милдред сидела на полу, обложившись листами бумаги.
Что-то доставили сегодня, что-то она извлекла из старых папок. Выписки из церковной книги. Газеты. И фотографии. Много фотографий, которые без удивления и тени возмущения отдал Деккер.
Он был в доме. На кухне.
В отличие от прочих, кого на кухню не пускали, ма Спок испытывала к парню явную симпатию. И выражалась она в круглых пухлых булках и свежем молоке. От молока Лука и сам бы не отказался, да и вообще поесть бы стоило. Он плохо переносил голод.
– Или скрылся. Или вляпался.
В обоих случаях найти Эшби стоило бы.
– А егеря? – Милдред задумчиво разбирала очередную коробку со снимками.
– Говорят, что в пещерах нет. Но… – Егерям Лука не верил. У них была своя, какая-то на редкость странная логика, в которой жизнь драконов была важнее человеческой. И Лука крепко подозревал, что, окажись Эшби убийцей, они расстроятся. Но отнюдь не самому этому факту, а тому, что оный факт стал достоянием гласности. – Есть что интересное?
Он в очередной, может, сотый, а может, и тысячный раз обошел комнату, которая была слишком мала для двоих, и остановился за спиной женщины. Вот она повела плечами. Вот коснулась шеи. Красные ногти выделялись на ней каплями крови.
Нехорошее ощущение. Тревожное. И Лука трясет головой, пытаясь от него отделаться.
– Не знаю. Смотри… мисс Уильямс. А это Станислав Эшби.
И розовый куст. Снимок черно-белый, сделан издалека, но любому, кто взглянет, очевидно, что эта пара неравнодушна друг к другу. Они стоят, зацепившись взглядами, касаясь друг друга кончиками пальцев, словно боясь расстаться и не имея сил удержаться рядом.
Выражение лиц. И розы. Треклятые алые розы.
– И вот снова… и опять… – Милдред выкладывала цепочку фотографий. – И еще…
Прогулка.
И вновь слишком близко, чтобы эта близость была случайной, и в то же время не касаясь друг друга. Полуоборот. Улыбка. Слово, которое было произнесено, но на пленку не попало.
– А вот здесь только она…
И еще одна цепочка снимков. Мисс Уильямс поливает розы. И стрижет. Прижимает руку ко лбу. Перчатка огромна и заслоняет лицо, но в самой ее фигуре есть что-то этакое, заставляющее задержаться на ней.
Она остановилась, переводя дыхание. И ведь не попросит о помощи. И не позволит, слишком уж привыкла рассчитывать только на себя.
– А ты? Почему не женился?
– Да как-то все… не до того. Сперва учился. Старался. Не хотел подвести дядю… то есть я думал, что он мне дядя, но это, наверное, не так важно. Я действительно старался. Потом работал. Брал двойные смены. Домой приползал и падал. Нет, женщины были… разные.
Уна скривилась.
– Больно?
– Нет. Просто… хочется волосы выдрать.
– Мне?
– Им. Это, наверное, тоже… болезнь.
– Болезнь, – согласился Томас, усаживая ее на постель. – Ноги подними – и под одеяло.
О том, что ему даже немного грустно, что Билли скоропостижно скончался, он говорить не стал. Голову ему отрезали за дело, и жаль, что мертвому.
– Потом… уже когда в Бюро перевели, встречался с одной. Она секретарем работала. В Бюро на самом деле хватает женщин. Стенографистки. И секретари. И в архивах тоже.
– Красивая?
– Очень.
– И что не сложилось?
– Все, наверное. Она ждала, что я буду таким… идеальным мужем. Буду возвращаться домой к ужину, а потом вместе станем гулять. Ходить в кино. Или в театр. Потом, позже, я уйду с опасной работы, осяду в каком-нибудь статистическом отделе. Дослужусь до должности если не начальника, то заместителя. Мы купим дом в пригороде.
Уна слушала внимательно и только губы покусывала, точно сдерживала желание что-то сказать.
– Детей заведем. И собаку. Или двух. А я… я вдруг понял, что это все… что не то, неправильно. Она замечательная, а я дурак. Потому и не сложилось.
– И вправду дурак. – Уна откинулась на подушки. – Посидишь?
– Посижу.
– Я ведь ей завидовала.
– Кому?
– Зои. Она… она всегда была такой, какой мне не стать, хоть ты из шкуры вылези. И не потому, что я полукровка. Просто… у меня никогда не получалось носить эти сраные платья так, чтобы красиво. И не рвать одежду. А если я ее не рвала, то все равно умудрялась испачкаться, и так, что мама за голову хваталась. Волосы вечно путались. И говорила я слишком громко. Смеялась во весь голос. Не нравилась мальчишкам. Кроме Ника. Но это потому, что с ним никто больше не хотел дружить. Если бы захотели, он бы выбрал кого получше.
Вздох. И закрытые глаза.
– А потом… у меня появились драконы. Это многое изменило. Им оказалось неважно, как я выгляжу. И во что одета. Они видели меня другой, понимаешь?
Томас присел рядом.
Рука у нее холодная, пальцы и вовсе ледяные, синеватые. Он провел по ладони. Линия жизни тянется до самого запястья, и мама сказала бы, что жизнь Уне суждена долгая, но сложная. Вон сколько черточек пересекают эту несчастную линию, будто режут ее на куски.
– И я становилась другой. Люди… это пустое. Они слепы. А вот драконы… с драконами намного проще.
– Не сказал бы.
– Тебе надо попробовать. – Она зевнула. – Еще когда Ник вернулся, я подумала… он же похож на них. Очень похож. Может, он тоже увидит меня другой? А он выбрал Зои.
– Мне жаль.
– Я ревновала. Дико. Исступленно. Именно поэтому, наверное, с Билли так вышло… хотела доказать, что я не хуже. Что меня тоже можно любить.
– Не хуже, – подтвердил Томас. – И можно.
Он коснулся бледного запястья губами, поймал пульс и отпустил.
– Ты просто… просто…
– Просто, – согласился Томас. – Я просто. И ты просто. И все, если разобраться, тоже просто.
– Да. Наверное. Только… я боюсь.
– Чего?
– Все закончится, и ты уедешь. А я… я не смогу. Раньше я могла себя обманывать. Мечтать, что однажды уберусь из этой дыры, что поеду посмотреть мир. На тот же Большой каньон. Или на водопад. В жизни водопадов не видела. Но правда в том, что я не смогу их оставить. А ты не сможешь остаться.
– Почему?
– А зачем тебе? – Она смотрела спокойно и серьезно. – Однажды ты уже вырвался отсюда. Так для чего тебе возвращаться?
– Быть может, затем, что мое место здесь?
Глава 21
Николас Эшби не вернулся.
Его не было утром.
И к обеду, который кухарка накрывать не стала, отговорившись занятостью. И вообще, она не звала людей, заполонивших дом, а раз так, то пусть сами о себе и заботятся.
К ужину Эшби тоже не появился.
Кукол почти всех описали и разложили по коробкам. Кто-то обзавелся именем, но большинство пока оставались игрушками.
Сто пятьдесят три.
Ранние попроще. И лица, и волосы. И одежда, которую шили из лоскутков ткани. Неловкие, неровные швы, пусть тот, кто их делал, и старался, но одного старания недостаточно.
Аляповатость рисованных лиц.
Чересчур яркий румянец, слишком темные тени и крупные губы. Эти куклы были почти уродливы, и Лука лишь надеялся, что за ними не стоят реальные люди.
Он бы спросил. У него вообще накопилось много вопросов к Николасу Эшби, но тот не явился. Когда за окнами стали сгущаться сумерки, Лука сказал:
– Надо подавать в розыск.
– Думаешь? – Милдред сидела на полу, обложившись листами бумаги.
Что-то доставили сегодня, что-то она извлекла из старых папок. Выписки из церковной книги. Газеты. И фотографии. Много фотографий, которые без удивления и тени возмущения отдал Деккер.
Он был в доме. На кухне.
В отличие от прочих, кого на кухню не пускали, ма Спок испытывала к парню явную симпатию. И выражалась она в круглых пухлых булках и свежем молоке. От молока Лука и сам бы не отказался, да и вообще поесть бы стоило. Он плохо переносил голод.
– Или скрылся. Или вляпался.
В обоих случаях найти Эшби стоило бы.
– А егеря? – Милдред задумчиво разбирала очередную коробку со снимками.
– Говорят, что в пещерах нет. Но… – Егерям Лука не верил. У них была своя, какая-то на редкость странная логика, в которой жизнь драконов была важнее человеческой. И Лука крепко подозревал, что, окажись Эшби убийцей, они расстроятся. Но отнюдь не самому этому факту, а тому, что оный факт стал достоянием гласности. – Есть что интересное?
Он в очередной, может, сотый, а может, и тысячный раз обошел комнату, которая была слишком мала для двоих, и остановился за спиной женщины. Вот она повела плечами. Вот коснулась шеи. Красные ногти выделялись на ней каплями крови.
Нехорошее ощущение. Тревожное. И Лука трясет головой, пытаясь от него отделаться.
– Не знаю. Смотри… мисс Уильямс. А это Станислав Эшби.
И розовый куст. Снимок черно-белый, сделан издалека, но любому, кто взглянет, очевидно, что эта пара неравнодушна друг к другу. Они стоят, зацепившись взглядами, касаясь друг друга кончиками пальцев, словно боясь расстаться и не имея сил удержаться рядом.
Выражение лиц. И розы. Треклятые алые розы.
– И вот снова… и опять… – Милдред выкладывала цепочку фотографий. – И еще…
Прогулка.
И вновь слишком близко, чтобы эта близость была случайной, и в то же время не касаясь друг друга. Полуоборот. Улыбка. Слово, которое было произнесено, но на пленку не попало.
– А вот здесь только она…
И еще одна цепочка снимков. Мисс Уильямс поливает розы. И стрижет. Прижимает руку ко лбу. Перчатка огромна и заслоняет лицо, но в самой ее фигуре есть что-то этакое, заставляющее задержаться на ней.