Драконья кровь
Часть 34 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да она еле на ногах держится. – Томас попытался задвинуть меня себе за спину, но не вышло. Может, и не держусь, но язык вполне работает, голова тоже пока на месте, а вряд ли этому нужно больше. Томасу же не стоит ссориться с тем, кто, вероятно, пригодится.
А по взгляду усатого понимаю, что еще как пригодится.
– Ничего, Уна девушка крепкая.
– Ничего, – повторила я, глядя в мутные глаза агента. – Я и вправду девушка крепкая. Только… можно чаю? Или воды горячей? А то в горле что-то… скребет.
Глава 17
Кружка чая. Тот же плед, который кажется уже почти родным. Диван. Я забралась на него с ногами, которые вяло ныли. То ли мышцы потянула, то ли переохлаждение сказывается.
С кружкой в руках я чувствовала себя почти хорошо. Еще бы федералов куда убрать.
И снова двое.
Блондиночка в простых джинсах и рубашке, натянутой поверх, смотрится почти обыкновенной. Но все равно слишком уж красива. И Томас на нее нет-нет да косится.
Билли не считал секс изменой. Иногда он уходил, и сперва я злилась, а потом, позже, надеялась, что он не вернется, что нашел кого-то куда более привлекательного. Это ведь несложно. Я знаю, что не слишком красива, так почему бы и нет?
Но он возвращался. Приносил с собой запах чужих духов, порой – засосы на шее или пятна помады, которые приходилось отстирывать.
Я сделала вдох. И выдох.
Билли ни в жизнь не полез бы в воду.
– Что? – тихо поинтересовалась блондиночка. Я помнила ее имя, но даже про себя не хотела произносить его.
– Ничего. Так… что вы хотели узнать?
– Все, что вы можете рассказать. – И эта ласковая, понимающая улыбка.
Ей хочется верить. Настолько хочется, что само это желание кажется неестественным. И я настораживаюсь.
– Извините. – Блондиночка хлопнула блеклыми ресницами.
Вот же…
– Ничего. – Голос все-таки сел, а першение в горле стало невыносимым. – Только вряд ли я скажу что-то новое. Я вообще уже ни в чем не уверена.
– Даже в вашем друге?
– В нем – уверена. – Подловить меня не выйдет. – И в драконах. Драконы не лгут.
– Но убивают, – проворчал Лука, который старательно держался в тени и за спиной блондиночки. Взгляд его то скользил по комнате, то возвращался к белобрысой макушке, и тогда я испытывала что-то сродни… зависти?
Пожалуй. На меня никто и никогда не смотрел с такой нежностью.
– Люди тоже убивают. – Я отхлебнула чаю и поморщилась. – А если серьезно, то… дикари – это редкость. Им сложно выжить в нынешнем мире. Понятия не имею, откуда он прилетел, это к институтским, они все знают. А мистер Эшби… понимаете, он был другим. Отличался от меня и от мамы, но это несложно, от нас все отличались. Но он отличался и от остальных. От моего отца. От… его вот отца.
Я кивнула на Томаса, который сидел рядом. Наверное, чтобы удобнее было разглядывать блондинкины колени.
Вот же… к изменам Билли я относилась как к неизбежному злу, а тут злюсь чего-то. Дура.
– Он помогал. Всегда и всем. То есть не совсем чтобы всем, но когда помощь нужна была. Пожар вот если случился, а страховая отказывалась платить. Или лечение какое. Помнится, когда матушке Деккера ногу отрезали, он все счета больничные оплатил. У нее ведь страховки не было. И денег тоже. Сиделку ей нанял. Потом выделил пособие, на которое они и жили. Он выделял стипендии тем, кто и вправду хотел учиться. Он многое делал.
Эта парочка переглянулась. И выражение лиц у них было престранное.
– Нет, теперь я понимаю, что далеко не все им сделанное – это просто так, что, возможно, где-то он платил за… за услуги.
До чего сложно, оказывается, говорить.
– Все хорошо. – Блондиночка опять улыбнулась. – Каким он был человеком?
– Внимательным. Очень.
Как им рассказать? Как объяснить то, что я сама объяснить не в состоянии?
– Добрым? Нет, пожалуй… Он разговаривал со мной как со взрослой. Никто, кроме мисс Уильямс и него, не считал нужным со мной разговаривать. Интересоваться моим мнением, пусть всего-навсего о книгах. Он слушал. И подсказывал порой, как следует понимать ту или иную вещь. И потом, позже, мы говорили уже не только о книгах. Он был строгим. К Нику. Тот никогда не называл отца по имени, впрочем, как и я своего. Мне вообще запрещалось к нему обращаться. Дети не должны отвлекать взрослых.
В глазах блондиночки мелькнуло сочувствие? Вот уж не было печали. Я в нем не нуждаюсь. Напротив, моя жизнь была не такой уж и плохой.
Разговоры?
Подумаешь. Если разобраться, взрослые в принципе редко говорят с детьми. У всех дела, у всех заботы. И я знаю, что та же мамаша Томаса частенько просто-напросто выгоняла своих отпрысков из дому, чтоб не мусорили.
А у меня комната имелась. Да.
– С ним было куда проще, чем с моим отцом. Просто следовало помнить о манерах. Знаете, у меня была дурацкая привычка ковырять в носу. Мама пыталась отучить, но не выходило. А мистер Эшби только глянул один раз, и как-то вот я поняла, насколько нелепо выгляжу. Отвратительно. Мне же меньше всего хотелось вызывать у него отвращение.
– А что хотелось?
– Что хотелось… – Я провела пальцем по влажному боку кружки, в которой остывал травяной чай. И проглотила колючий ком, застрявший в горле. – Хотелось, чтобы он назвал меня дочерью. Чтобы забрал в свой дом. Он ведь большой, здесь столько комнат. В детстве я все пыталась их сосчитать, но всякий раз число получалось другим. Хотелось быть здесь. Жить здесь. Носить его имя. Я старалась ради этого. Всякий раз следила за собой. Осанка. Манеры. Когда мама говорила о манерах, у меня возникало одно желание – завизжать и хрястнуть чем-нибудь тяжелым о стену. А вот рядом с мистером Эшби я как-то понимала, что без манер – никуда. Я даже нашла в библиотеке книгу по правилам этикета и страницами заучивала наизусть.
– Вижу, вы были очень к нему привязаны.
И опять этот странный взгляд. Вот не нравится мне, когда люди так на меня смотрят. А главное, понять не могу, с чего это вдруг.
Нашли что-то против Ника? Но тогда каким боком здесь мистер Эшби?
– Была. – Я не привыкла лукавить. – Только… потом Ник уехал учиться, и у меня не осталось повода бывать здесь. Я хотела бы, но мама сказала, что хватит надоедать мистеру Эшби. И вообще это неприлично. Глупость, конечно. Я как-то сбежала из дому, когда узнала, что она собирается меня продать.
– В каком смысле? – Блондинка нахмурилась.
А Томас коснулся моей руки, утешая, хотя надобности в том не было. Но приятно. Слишком приятно. Этак и привыкнуть недолго.
– В прямом. Она тогда торговалась с Дерри, а я услышала. И решила сбежать. Только понятия не имела, куда именно бежать. Денег у меня не было, кругом пустыня. Я пусть из айоха, но в пустыне тогда не бывала подолгу. Вот и решила, что мистер Эшби поможет.
– Погодите, ваша мать…
– По закону айоха, – пояснил человек-гора, и голос его звучал неожиданно мягко. – Верно? Если вы были зарегистрированы как айоха, ваша матушка могла сослаться на законы племени, которые разрешают и даже, если не ошибаюсь, одобряют ранние браки.
Я кивнула.
– Это же…
– Один из весьма болезненных вопросов. – Он все-таки вышел из тени и положил руки на плечи блондиночки, которая разом стала еще более хрупкой и прозрачной. Этак он ее и раздавить может. И главное, она ничего не имеет против.
Огромный мужчина. И не пугает? Или она ему верит? Если так, то зря. Мужчинам верить нельзя. Я точно знаю.
– К сожалению, частенько этими самыми законами пользуются сутенеры.
– Дерри не был сутенером, – не хватало мне, чтобы его память испоганили. – То есть я сперва тоже подумала не о том. Он был страшным. Старым. И больным. Потом оказалось, что никто не знал о болезни, кроме Оллгрима и драконов, но с драконами я еще только-только знакомилась. Я почувствовала эту болезнь. И испугалась. Зря, конечно. Ему не нужна была женщина, а вот ученик требовался, но брак дал ему право не только учить. Дерри оформил мне нормальные документы.
И блондиночка кивнула.
– А в первый вечер, когда забрал к себе, он купил мне конфет. Огромную сумку. Сказал, что понятия не имеет, чем кормят детей, но слышал, будто конфетами они не брезгуют. – Я улыбнулась, вспомнив, как сидела на старом топчане, перебирая свои богатства.
Нет, конфеты мне есть доводилось. Ник угощал.
Но вот чтобы столько и сразу… Я объелась, само собой, потом маялась животом и еще вся сыпью покрылась. А Дерри ругался. На себя. И тогда, кажется, я подумала, что не стоит его бояться.
Я сделала вдох. И выдох.
– Эшби, вы говорили, что сбежали к нему, – напомнил человек-гора.
– Попыталась. Ушла из дома. Кинулась к усадьбе. Я хотела проситься. Я была готова работать. Ведь работали же и ма Спок, и Джорджина с ее сынком. Если Клайв мог в саду помогать, то я тоже справилась бы. Или в доме. Я ведь все умела, и серебро чистить, и хрусталь протирать нашатырем, и полировать полы. Я готова была перемыть все туалеты в доме, лишь бы оставили.
– Но он не согласился?
Нет. Я прикрыла глаза.
Тот вечер был холодным. Зима. И ветер с моря. Снег колючий, который застревал в ветвях каштанов. И кора их покрывалась белесым налетом.
Пустая дорога.
Дом. Темные окна. И единственное светлое – в кабинете. Я не стала тревожить дверной молоток, я знала, что кухонную дверь здесь никогда не запирают, а сейчас в достаточной мере поздно, чтобы ма Спок ушла к себе.
И я вошла. На кухню. И с кухни.
Я прошла по темному коридору, впервые, пожалуй, испытывая страх, потому как ночью коридор казался бесконечным, а я сама – мелкой и ничтожной. Отступить не позволило упрямство. Я выбралась в холл. И поднялась по лестнице.
Я дошла до кабинета. Постучала. И дождалась разрешения. Я вошла и…
А по взгляду усатого понимаю, что еще как пригодится.
– Ничего, Уна девушка крепкая.
– Ничего, – повторила я, глядя в мутные глаза агента. – Я и вправду девушка крепкая. Только… можно чаю? Или воды горячей? А то в горле что-то… скребет.
Глава 17
Кружка чая. Тот же плед, который кажется уже почти родным. Диван. Я забралась на него с ногами, которые вяло ныли. То ли мышцы потянула, то ли переохлаждение сказывается.
С кружкой в руках я чувствовала себя почти хорошо. Еще бы федералов куда убрать.
И снова двое.
Блондиночка в простых джинсах и рубашке, натянутой поверх, смотрится почти обыкновенной. Но все равно слишком уж красива. И Томас на нее нет-нет да косится.
Билли не считал секс изменой. Иногда он уходил, и сперва я злилась, а потом, позже, надеялась, что он не вернется, что нашел кого-то куда более привлекательного. Это ведь несложно. Я знаю, что не слишком красива, так почему бы и нет?
Но он возвращался. Приносил с собой запах чужих духов, порой – засосы на шее или пятна помады, которые приходилось отстирывать.
Я сделала вдох. И выдох.
Билли ни в жизнь не полез бы в воду.
– Что? – тихо поинтересовалась блондиночка. Я помнила ее имя, но даже про себя не хотела произносить его.
– Ничего. Так… что вы хотели узнать?
– Все, что вы можете рассказать. – И эта ласковая, понимающая улыбка.
Ей хочется верить. Настолько хочется, что само это желание кажется неестественным. И я настораживаюсь.
– Извините. – Блондиночка хлопнула блеклыми ресницами.
Вот же…
– Ничего. – Голос все-таки сел, а першение в горле стало невыносимым. – Только вряд ли я скажу что-то новое. Я вообще уже ни в чем не уверена.
– Даже в вашем друге?
– В нем – уверена. – Подловить меня не выйдет. – И в драконах. Драконы не лгут.
– Но убивают, – проворчал Лука, который старательно держался в тени и за спиной блондиночки. Взгляд его то скользил по комнате, то возвращался к белобрысой макушке, и тогда я испытывала что-то сродни… зависти?
Пожалуй. На меня никто и никогда не смотрел с такой нежностью.
– Люди тоже убивают. – Я отхлебнула чаю и поморщилась. – А если серьезно, то… дикари – это редкость. Им сложно выжить в нынешнем мире. Понятия не имею, откуда он прилетел, это к институтским, они все знают. А мистер Эшби… понимаете, он был другим. Отличался от меня и от мамы, но это несложно, от нас все отличались. Но он отличался и от остальных. От моего отца. От… его вот отца.
Я кивнула на Томаса, который сидел рядом. Наверное, чтобы удобнее было разглядывать блондинкины колени.
Вот же… к изменам Билли я относилась как к неизбежному злу, а тут злюсь чего-то. Дура.
– Он помогал. Всегда и всем. То есть не совсем чтобы всем, но когда помощь нужна была. Пожар вот если случился, а страховая отказывалась платить. Или лечение какое. Помнится, когда матушке Деккера ногу отрезали, он все счета больничные оплатил. У нее ведь страховки не было. И денег тоже. Сиделку ей нанял. Потом выделил пособие, на которое они и жили. Он выделял стипендии тем, кто и вправду хотел учиться. Он многое делал.
Эта парочка переглянулась. И выражение лиц у них было престранное.
– Нет, теперь я понимаю, что далеко не все им сделанное – это просто так, что, возможно, где-то он платил за… за услуги.
До чего сложно, оказывается, говорить.
– Все хорошо. – Блондиночка опять улыбнулась. – Каким он был человеком?
– Внимательным. Очень.
Как им рассказать? Как объяснить то, что я сама объяснить не в состоянии?
– Добрым? Нет, пожалуй… Он разговаривал со мной как со взрослой. Никто, кроме мисс Уильямс и него, не считал нужным со мной разговаривать. Интересоваться моим мнением, пусть всего-навсего о книгах. Он слушал. И подсказывал порой, как следует понимать ту или иную вещь. И потом, позже, мы говорили уже не только о книгах. Он был строгим. К Нику. Тот никогда не называл отца по имени, впрочем, как и я своего. Мне вообще запрещалось к нему обращаться. Дети не должны отвлекать взрослых.
В глазах блондиночки мелькнуло сочувствие? Вот уж не было печали. Я в нем не нуждаюсь. Напротив, моя жизнь была не такой уж и плохой.
Разговоры?
Подумаешь. Если разобраться, взрослые в принципе редко говорят с детьми. У всех дела, у всех заботы. И я знаю, что та же мамаша Томаса частенько просто-напросто выгоняла своих отпрысков из дому, чтоб не мусорили.
А у меня комната имелась. Да.
– С ним было куда проще, чем с моим отцом. Просто следовало помнить о манерах. Знаете, у меня была дурацкая привычка ковырять в носу. Мама пыталась отучить, но не выходило. А мистер Эшби только глянул один раз, и как-то вот я поняла, насколько нелепо выгляжу. Отвратительно. Мне же меньше всего хотелось вызывать у него отвращение.
– А что хотелось?
– Что хотелось… – Я провела пальцем по влажному боку кружки, в которой остывал травяной чай. И проглотила колючий ком, застрявший в горле. – Хотелось, чтобы он назвал меня дочерью. Чтобы забрал в свой дом. Он ведь большой, здесь столько комнат. В детстве я все пыталась их сосчитать, но всякий раз число получалось другим. Хотелось быть здесь. Жить здесь. Носить его имя. Я старалась ради этого. Всякий раз следила за собой. Осанка. Манеры. Когда мама говорила о манерах, у меня возникало одно желание – завизжать и хрястнуть чем-нибудь тяжелым о стену. А вот рядом с мистером Эшби я как-то понимала, что без манер – никуда. Я даже нашла в библиотеке книгу по правилам этикета и страницами заучивала наизусть.
– Вижу, вы были очень к нему привязаны.
И опять этот странный взгляд. Вот не нравится мне, когда люди так на меня смотрят. А главное, понять не могу, с чего это вдруг.
Нашли что-то против Ника? Но тогда каким боком здесь мистер Эшби?
– Была. – Я не привыкла лукавить. – Только… потом Ник уехал учиться, и у меня не осталось повода бывать здесь. Я хотела бы, но мама сказала, что хватит надоедать мистеру Эшби. И вообще это неприлично. Глупость, конечно. Я как-то сбежала из дому, когда узнала, что она собирается меня продать.
– В каком смысле? – Блондинка нахмурилась.
А Томас коснулся моей руки, утешая, хотя надобности в том не было. Но приятно. Слишком приятно. Этак и привыкнуть недолго.
– В прямом. Она тогда торговалась с Дерри, а я услышала. И решила сбежать. Только понятия не имела, куда именно бежать. Денег у меня не было, кругом пустыня. Я пусть из айоха, но в пустыне тогда не бывала подолгу. Вот и решила, что мистер Эшби поможет.
– Погодите, ваша мать…
– По закону айоха, – пояснил человек-гора, и голос его звучал неожиданно мягко. – Верно? Если вы были зарегистрированы как айоха, ваша матушка могла сослаться на законы племени, которые разрешают и даже, если не ошибаюсь, одобряют ранние браки.
Я кивнула.
– Это же…
– Один из весьма болезненных вопросов. – Он все-таки вышел из тени и положил руки на плечи блондиночки, которая разом стала еще более хрупкой и прозрачной. Этак он ее и раздавить может. И главное, она ничего не имеет против.
Огромный мужчина. И не пугает? Или она ему верит? Если так, то зря. Мужчинам верить нельзя. Я точно знаю.
– К сожалению, частенько этими самыми законами пользуются сутенеры.
– Дерри не был сутенером, – не хватало мне, чтобы его память испоганили. – То есть я сперва тоже подумала не о том. Он был страшным. Старым. И больным. Потом оказалось, что никто не знал о болезни, кроме Оллгрима и драконов, но с драконами я еще только-только знакомилась. Я почувствовала эту болезнь. И испугалась. Зря, конечно. Ему не нужна была женщина, а вот ученик требовался, но брак дал ему право не только учить. Дерри оформил мне нормальные документы.
И блондиночка кивнула.
– А в первый вечер, когда забрал к себе, он купил мне конфет. Огромную сумку. Сказал, что понятия не имеет, чем кормят детей, но слышал, будто конфетами они не брезгуют. – Я улыбнулась, вспомнив, как сидела на старом топчане, перебирая свои богатства.
Нет, конфеты мне есть доводилось. Ник угощал.
Но вот чтобы столько и сразу… Я объелась, само собой, потом маялась животом и еще вся сыпью покрылась. А Дерри ругался. На себя. И тогда, кажется, я подумала, что не стоит его бояться.
Я сделала вдох. И выдох.
– Эшби, вы говорили, что сбежали к нему, – напомнил человек-гора.
– Попыталась. Ушла из дома. Кинулась к усадьбе. Я хотела проситься. Я была готова работать. Ведь работали же и ма Спок, и Джорджина с ее сынком. Если Клайв мог в саду помогать, то я тоже справилась бы. Или в доме. Я ведь все умела, и серебро чистить, и хрусталь протирать нашатырем, и полировать полы. Я готова была перемыть все туалеты в доме, лишь бы оставили.
– Но он не согласился?
Нет. Я прикрыла глаза.
Тот вечер был холодным. Зима. И ветер с моря. Снег колючий, который застревал в ветвях каштанов. И кора их покрывалась белесым налетом.
Пустая дорога.
Дом. Темные окна. И единственное светлое – в кабинете. Я не стала тревожить дверной молоток, я знала, что кухонную дверь здесь никогда не запирают, а сейчас в достаточной мере поздно, чтобы ма Спок ушла к себе.
И я вошла. На кухню. И с кухни.
Я прошла по темному коридору, впервые, пожалуй, испытывая страх, потому как ночью коридор казался бесконечным, а я сама – мелкой и ничтожной. Отступить не позволило упрямство. Я выбралась в холл. И поднялась по лестнице.
Я дошла до кабинета. Постучала. И дождалась разрешения. Я вошла и…