Дорогая Венди

* * *


Венди выбирается из пещеры, Тигровая Лилия – за ней. В небе больше нет тёмного дыма, земля не дрожит под ногами, но эта тишина и пустота не утешают, а скорее пугают. Будто всё вокруг замерло и ждёт, что она предпримет. Центр острова тянется к ней, а сердце Неверленда связано с её собственным сердцем. Она уверена, что нашла бы туда дорогу даже без Тигровой Лилии.

Тропу едва видно, но Тигровая Лилия ступает твёрдо и безошибочно. Листья шуршат под ногами Венди, скользят, падая с деревьев, но Тигровая Лилия не издаёт ни звука, как призрак.

Они молча идут до места, где тропа разделяется и ныряет в туннель, образованный склонившимися деревьями. Там всё поглощает тень. Венди бежала там за Питером – так давно! – и земля размывалась под ногами. И Венди сердцем чует – Джейн тоже здесь прошла.

Венди медленно поворачивается, будто может найти некий след дочери в воздухе. Нагибается, шевелит опавшую листву. Пальцы натыкаются на каменный наконечник стрелы, она поднимает его, выпрямляется и убирает в карман. Она представляет, как Джейн побывала на этом самом месте. Она не устояла бы перед этой тайной, дошла бы до конца тропинки.

– Давай, Венди, скорее!

Жар – дыхание существа-тени. Вся его ярость отразилась и собралась в трепещущей фигурке Питера.

Рука Венди вновь опускается на рукоять сабли Крюка, и она вдруг ощущает себя дурой с этим клинком. Она что, отрубит Питеру голову и будет стоять над ним, уперев руки в бока, надувшись от важности, как индюк? Она вытаскивает саблю из-за шали, повязанной на пояс, и подаёт Тигровой Лилии рукоятью вперёд.

– Лучше пусть она будет у тебя. – Венди пытается улыбнуться, но глаза щиплет. – Я не воительница.

Тигровая Лилия принимает меч, взвешивает в руке. Венди легче без него, но не менее страшно. Она проводит ладонями по карманам. Несмотря на всю беготню и карабканье, её острые ножнички, иголка и нитки всё ещё у неё. Покидая Лондон, она захватила с собой всё необходимое, хоть и не знала тогда, что её ждёт.

Кроны деревьев поглощают все прочие звуки. Слышно только дыхание Венди, такое громкое и рваное, что она не понимает, дышит ли Тигровая Лилия вообще. Когда они выходят из дальнего конца туннеля, перед ними вдруг нависает утёс. Венди отчётливо вспоминает эту крутую скалу с перепутанными корнями, кривыми низкорослыми деревцами и кустами, что растут под странными углами. Она видит несколько узких уступов и площадок отсюда, но вершина скрыта от взора.





* * *


Джейн сосредоточена на том, чтобы найти, куда поставить ногу и за что схватиться. Она тяжело дышит и потеет. Вниз взглянуть она не может, но всё равно чувствует, что продвигается выше. Пальцы болят, их вот-вот сведёт судорогой, но Джейн гордится тем, что так высоко забралась. Нужно подниматься дальше.

На некоторое время чувство гордости позволяет обмануть себя и забыть, что она делает, насколько это опасно и как далеко до земли. Потом воздух сотрясает ужасный рёв. Тимоти хнычет, Джейн вжимается в скалу, дожидаясь, пока мир не прекратит трястись. Земля и камни сыплются вокруг. Она крепко зажмуривается, но чувствует, как грязь забивается в волосы и в кожу. Она никогда особо не переживала по поводу мытья, но сейчас хочется первым делом по возвращении домой отмокать в ванне, пока кожа не сморщится.

Когда дрожь наконец прекращается, она рискует сдвинуться, пытаясь увидеть получше, как высоко она забралась. На удивление, она нащупывает ногой уступчик – как раз чтобы удержаться на нём. Она едва не смеётся, получив возможность опустить руки и ослабить боль в горящих мышцах. Но это ненадолго. Она нужна Тимоти, да и взбираться ещё есть куда.

Над её головой из скалы перпендикулярно торчит деревце. Руки отказываются служить, будто свинцовые, но она заставляет себя подняться на цыпочках как можно выше. Рёбра ноют, пальцы ног едва держатся на камне, но со второй попытки она дотягивается до ветки. Проверив, выдержит ли та её вес, Джейн отлипает от поверхности скалы, чтобы посмотреть на Тимоти.

В темноте видно только силуэт, жалко приникший к скале. Хотя бы ветер пока что стих, да и земля не трясётся.

– Забирайся ко мне! – кричит Джейн. – Тут хватит места для нас обоих, сможем отдохнуть немного!

Джейн не уверена, так ли это, но знает, что позволить Тимоти остановиться хуже всего – усталость и страх одолеют его. Тимоти трясёт головой – ей едва видно в темноте. От огорчения она едва не начинает ругать Тимоти, но тут она понимает, какая она дура. Его руки и ноги короче, чем её. Он не дотягивается туда, куда дотягивается она – следовало подумать об этом раньше.

– Ты сможешь! – Голос срывается; она боится, что это неправда. – Просто потянись изо всех сил!

Земля вновь трясётся, и Джейн хватается покрепче. Капли пота, как муравьи, бегают под ночной рубашкой. Тимоти передёргивает плечами, но больше он не шевелится.

– Держись! – кричит Джейн.

Она вдруг не может найти, за что цеплялась, пока поднималась сюда. Непонятно, как спуститься к Тимоти, и она злится на себя. Нужно было быть внимательнее, осторожнее. Руки дрожат от напряжения. Если вскоре не двинуться дальше, она упадёт.

– Прости, Тимоти. Я ничем не могу помочь. Тебе нужно лезть вверх.

В животе тяжёлый ком предчувствия неудачи. Она обещала о нём заботиться, а сама уже подвела.

Тимоти поднимает на неё мокрое от слёз лицо. Жестокая луна выглядывает именно теперь, и в сердце Джейн впиваются иглы самых разнообразных страхов, что приходят на ум.

Она вспоминает, как в первый раз отправилась с семьёй на выходные в Брайтон и как мама учила её плавать. На первый взгляд, воспоминание не к месту, но в нём что-то есть, что-то полезное. Она помнит блики света на воде, как мама стояла по пояс в воде, держала дочь за руки и говорила:

– Я стою вот тут, Джейн, тебе нужно только доплыть до меня.

– Обещаешь, что не отодвинешься? – Вода была такая прозрачная, что Джейн видела дно, но легче от этого не становилось. Так легко уйти под воду, туда, где ноги ещё не достают до дна и нельзя оттолкнуться и вынырнуть на воздух.

– Обещаю, я не отодвинусь ни на дюйм.

Джейн старательно загребала ногами и руками, как показывала мама, отчаянно шлёпала по воде, хватала воздух – вот-вот уйдёт под воду. Расстояние уже казалось непреодолимым, вода стала куда холоднее и глубже, чем в начале урока. Но она плыла. Каким-то чудом она почти доплыла, уже почти касалась пальцами протянутых маминых рук. И тогда мама шагнула назад, и ещё, и Джейн пришлось плыть к ней дальше, и она была так зла, когда мама наконец остановилась и со смехом подхватила её.

– У тебя получилось, Джейн! Ты плыла!

– Ты наврала! Ты сказала, что не отойдёшь! – Джейн помнит, как кожа горела даже в воде, как вся она тряслась от ярости. Она доверяла маме, а та её предала. Хотелось её ударить, казалось, что она имеет на это полное право. Но мамины глаза так светились от радости и гордости за Джейн, что злость ушла, и она тоже начала немножко гордиться собой, хоть и не признавалась в этом до следующего дня.


– Я вижу вершину, – говорит Джейн. – Тебе нужно только добраться до меня.

Она ощущает себя гадко, нехорошо, говоря это, но не видит другого способа. Тимоти нужно взобраться, им обоим нужно лезть выше.

Мучительно медленно Тимоти лезет вверх.

– Вот так! Поставь правую ногу вон туда!

Она пытается показать куда, но в этот миг Тимоти соскальзывает. Камешки летят из-под его маленьких ног. Сердце Джейн подпрыгивает к горлу. Она не дожидается, победит ли гравитация: без раздумий она тянется к нему, пусть даже он слишком далеко, чтобы хотя бы коснуться. Ветка, за которую она держится, ломается с кошмарным треском. Скала вдруг уходит из-под ног, а земля и небо меняются местами.





* * *


Ничего не поделаешь, приходится карабкаться наверх.

Венди тянется к толстому одеревеневшему корню, что торчит как раз чуть выше её головы. Кора крошится под пальцами, но корень выдерживает вес Венди. Когда она устанавливает ногу на неровной скале, поднимается ветер, толкает её. Она отступает на шаг, чтобы удержать равновесие, и в этот момент земля трясётся, словно животное пытается стряхнуть муху со своей шкуры. Венди нутром чувствует, как тень ревёт в сердце горы.

Питер – или какая-то его часть – знает, где они, и ему это не нравится.

Она выпускает корень и отходит назад, чтобы поискать обзор получше. Какое-то движение привлекает её внимание, и сначала она думает, что это птичка, но потом сердце подпрыгивает, а дыхание едва не останавливается. Это человеческая фигурка. Даже на таком расстоянии Венди всегда её узнает. Джейн.

Она подавляет крик, боясь напугать дочь – так она может упасть. Но боже, имя дочери саднит в горле, Венди хватает воздух ртом. Она едва не взмывает в воздух, к ней, но Тигровая Лилия касается её плеча. Венди кладёт ладонь поверх руки подруги, и некоторое время просто беспомощно наблюдает, как дочь карабкается наверх.

Пока они были в пещере, а потом шли по лесу, наступила ночь. Слишком яркая луна Неверленда теперь вышла из-за облаков, и яркий серебряный свет показал очертания второй фигурки поменьше, ползущей за Джейн.

– Держись! – выкрикивает Джейн, отклоняясь. Сердце Венди подпрыгивает, но Джейн всё так же крепко держится.

Она кричит что-то ещё, но ветер крадёт её слова, и через некоторое время вторая фигурка начинает подниматься. Или пытается – но соскальзывает, и Венди видит тот миг, когда её дочь – её храбрая, прекрасная дочь – порывается помочь. И в этот миг она теряет опору.

Время не замедляется и не останавливается. Земля не прекращает дрожь, не замолкает ветер, деревья и всё остальное. Но теперь Венди кричит в ответ. Бессловесный вопль рвётся из неё. Когда Джейн падает, Венди стряхивает с плеча руку Тигровой Лилии и взмывает в воздух.





* * *


Она падает.

И так же внезапно её обхватывают чьи-то руки. Дыхание, что готовилось вырваться криком, выходит из неё испуганным вздохом, и она смотрит наверх и видит невозможное – мамино лицо. Мамины руки обнимают её, крепко держат, и они летят. Совсем непохоже на полёт с Питером. Джейн защищена, она в безопасности, и мама никогда не позволит произойти ничему плохому – это самая правдивая правда в мире. Она не упадёт.

Они летят вверх и опускаются на широкой каменной площадке. Джейн хватает воздух, пытаясь восстановить дыхание, и пока что может только ошарашенно смотреть на маму. Она будто рыба, вытащенная из воды, её словно схватили и выбросили в место, где совсем ничего не понятно.

Откуда здесь мама? Это сон? Она упала и ударилась головой? Или, ещё хуже, умерла?

Джейн пробирает дрожь, и не из-за того, что земля всё ещё трясётся. Хочется прижаться к маме, спрятаться рядом с ней, но мама кажется такой яростной, такой бешеной, а вокруг завывает ветер, и утёс пытается стряхнуть их с себя, так что она не решается. Женщина перед ней – её мама, но в то же время она совершенно её не знает.

Вдруг лицо мамы меняется. Она издаёт звук – нечто среднее между смешком и всхлипом, – быстро подходит и касается лица Джейн. В глазах у мамы слёзы, а выражение лица такое, словно она тоже не может поверить, что Джейн настоящая. Потом мама обнимает её, так крепко, что Джейн едва может вдохнуть.

Когда мама наконец отпускает её, у Джейн накапливается столько вопросов, но изо рта вылетает только:

– Ты летела!

Хочется спросить, как мама здесь оказалась, как разыскала её. Хочется убедиться, что она в самом деле здесь, несмотря на очевидную реальность её рук, убедиться, что это не очередная шуточка Питера. Но она не может удержать эти первые слова. Её мама – та, что рассказывала сказки, лечила болячки, говорила, когда идти в постель и что надо делать – она умеет ещё и летать.

И из всех ответов, которые она может дать, мама выбирает самый удивительный. Она запрокидывает голову и смеётся:

– Ну да, летела.

Пряди волос, выбившиеся из косы, струятся вниз по спине. Щёки горят, одежда перепачкана в грязи, в уголках глаз собираются морщинки.

– Джейн! – снизу доносится голос Тимоти, тонкий от ужаса, и страх вновь накатывает, бьёт под дых. Она смотрит на маму.

– Это Тимоти! Надо ему помочь! – Джейн делает шаг к краю утёса, но мама ловит её и отводит назад.

– Стой тут, я принесу его.

Без сомнений мама шагает за край каменной площадки. Джейн взвизгивает, но мама не падает. Она взмывает, как птица, и уносится вниз – там она подхватывает Тимоти и опускает рядом с Джейн. Тимоти немедленно прилипает к ней. Та гладит его по голове, чтобы успокоить и его, и себя, и чувствует, как промокли его волосы от пота.