Дорогая Венди

А что же Майкл? Ему-то Нед нравится? Они дружат? Она доверяет Джону в том, что касается сватовства, но Майкл зато может честно сказать, добрый ли Нед, легко ли его рассмешить или он всегда серьёзный. По крайней мере, раньше мог. Теперь она не уверена, захочет ли Майкл вообще с ней разговаривать. Джон предупредил, что они оба за ней приедут, но хочет ли Майкл присутствовать или Джон притащит его силой?

Венди вспоминает тот день, когда она в последний раз видела младшего брата вне стен лечебницы Святой Бернадетты. Тогда она довела его до слёз своими требованиями вспомнить Неверленд. Хотела помочь ему – или себе? Венди до сих пор не уверена в ответе. В то время она, пожалуй, думала, что приятные воспоминания помогут ему, поэтому умоляла увидеть мир таким, каким видела его она, но сама никогда не пыталась взглянуть с его точки зрения.

Сколько же сил он приложил, чтобы заставить себя забыть ради выживания, сколько же война у него отняла! Но тогда она отказывалась отступиться. Она давила, даже когда у него затряслись руки, когда глаза стали затравленными, когда он начал всхлипывать. Тогда он закричал, чтобы она остановилась, и она закричала на него в ответ.

Если бы она вела себя мягче, может быть, Джон никогда не отвёз бы её в это место. Даже теперь эта картина горит в памяти: Джон, который стоит между Майклом и нею, свет бликует на его очках и прячет глаза. Но даже так видно, как он поражён всем этим. Он боялся и её, и за неё – и выбора она ему не оставила. Он должен был отправить её сюда, чтобы защитить младшего брата: это была и её обязанность, но она была слишком упряма и уверена в своей правоте.

Венди смотрит в направлении железных ворот. Дорожка, что ведёт к ним, бледным шрамом пролегла по зелени. Когда она впервые оказалась в лечебнице, она винила Питера за то, как вела себя с братьями. Если бы он её не бросил, если бы он вообще не выкрал их… Но нет. Пора принять ответственность за себя и оберегать братьев так, как следовало всегда.

– Мэри пришла повидать тебя в последний раз. – Голос доктора Харрингтона возвращает Венди в реальность.

Он легко согласился на выписку и был счастлив избавиться от неё – так полагает Венди. Неодобрение в глазах доктора не ускользает от неё, но следует отдать ему должное – он отходит в сторону, чтобы создать для них хотя бы иллюзию уединения. Этой минуты она боялась больше всего, и когда разворачивается, сердце колотится. Мэри выглядит такой маленькой в этом коридоре, который ведёт обратно в психушку. Сколько Венди её знала, Мэри никогда не казалась маленькой. Она такая громадная, внутри у неё целые миры и столько отваги и любви, что Венди даже представить себе не может. Паника мечется в сердце. Невыносимо. Она едва не хватает доктора Харрингтона за лацканы безупречного костюма, чтобы сказать, что передумала, что совсем не хочет домой.

Мэри одёргивает её беспощадным, почти свирепым взглядом. «Не смей, – говорит этот взгляд. – Ты не имеешь права трусить».

Венди едва не смеётся, но этого звука она бы не вынесла. Смех остаётся запертым внутри, а она берёт Мэри за руки и касается лбом её лба.

– Я найду способ вытащить отсюда и тебя, даю слово. – Венди поворачивается и загораживает собой доктора Харрингтона, и теперь можно сделать вид, что они наедине. – Пусть я не могу забрать тебя прямо сейчас, но я не брошу тебя здесь.

– Не давай слово, если не сможешь его сдержать. – Глаза Мэри ярко сверкают. В её голосе – не сомнение, а скорее угроза, скрытая в насмешке. Венди не может удержаться от улыбки, но на губах – соль. У неё никогда раньше не было подруги, особенно такой, как Мэри. Как она будет жить, когда их разлучат?

– Я сдержу. Клянусь!

Венди размазывает слёзы по щекам.

– Держи.

Быстро, чтобы доктор Харрингтон не заметил, Венди достаёт драгоценную украденную иголку из рукава блузы, куда раньше её припрятала, и вкладывает в руку Мэри. Мэри собирается что-то сказать, но не произносит ни слова. В этой крошечной стальной лучинке – вся их история, и Венди накрывает её пальцами Мэри. Это Мэри научила её выживать и не терять надежды. Всё, чего жаждет Венди теперь, – сделать для неё то же самое.

– Чтобы вспоминала меня, глядя на неё. – Она касается губами щеки Мэри, впитывая тепло её кожи. – Я не прощаюсь.

Венди делает шаг назад, и иголки уже не видно. Она кусает себя за щёку, чтобы сохранить видимость невозмутимости, не дать улыбке расплыться по лицу.

– Ну пойдём, не будем заставлять твоих братьев ждать. – Доктор Харрингтон твёрдо и настойчиво берёт Венди за руку.

На миг ей кажется, что она сейчас ударит его, но взгляд Мэри заставляет её остановиться. Она дала слово, надо его сдержать. Венди склоняет голову, и даже это легчайшее движение причиняет боль. Следует сказать что-то ещё, но что она может сказать? Между ними столько всего, и нет слов, чтобы описать, что для неё значит Мэри. Венди может только надеяться и верить, что Мэри понимает это.

Венди отворачивается, проглатывая болезненный комок в горле. Она позволяет доктору Харрингтону увести себя по тропинке – его пальцы плотно сомкнуты на её руке, будто даже теперь она может сбежать. Представляется дурацкая картинка, что она невеста, а доктор Харрингтон ведёт её по проходу в церкви, чтобы передать в чужие руки. Венди бросает на Мэри последний взгляд. Если смотреть чуть дольше, её смелость растает, а она рванёт обратно в темноту. Она знает, что в лечебнице Святой Бернадетты небезопасно, но там хотя бы понятны правила.

Когда она поворачивается назад, то видит в конце дорожки Джона и Майкла, которые ждут её у ворот. Они кажутся такими маленькими, прямо мальчишки в детской. А потом расстояние между ними сокращается, Венди оказывается перед ними, и они оба оказываются выше её – совсем не мальчики, а взрослые мужчины. У Джона – аккуратные усы, волосы Майкла выгорели в песочный светлый цвет; он опирается на трость, а в его серо-голубых глазах живёт целое сборище призраков. Джон целует её в щёку. Майкл обнимает одной рукой, но очень скованно и официально, как незнакомку.

Венди очень хочет что-нибудь ему сказать, но Джон встаёт между ними.

– Пойдём, дорогая. – Джон берёт её за руку, его пальцы сменяют руку доктора Харрингтона. Венди помимо воли вздрагивает от его жеста и слов. – Нас ждёт машина.

В голосе – напряжённая нотка, смотрит он тоже беспокойно: бросает на неё взгляд и быстро отводит глаза. Торопливо сажает её на заднее сиденье, едва давая ей время подобрать юбку, словно тоже боится, что она улетит прочь. Его голос, его лицо – что-то с ним не так, и Венди пытается внутренне собраться, но невозможно приготовиться к тому, что говорит Джон, когда забирается в машину вслед за ней и захлопывает дверь.

– Я надеюсь, ты не будешь совсем уж против, но у нас заказан столик в клубе. Отец Неда всё устроил. Ему не терпится познакомиться с тобой.

– Нед? – Венди холодеет, в ушах звенит это имя, пока машина трогается с места. Придётся встретить будущего мужа прямо сейчас? Совсем не успев привыкнуть обратно к жизни вне стен лечебницы?

Джону хотя бы хватает совести выглядеть пристыженно – он краснеет. Майкл вовсе не смотрит на неё.

– Прошу тебя, Венди. Хотя бы попытайся. – Джон говорит как ребёнок, который выпрашивает конфету, и только сверху всё это покрыто тонкой плёночкой заботы.

Руки жаждут взлететь к дверной ручке, обрушиться на стекло. Хочется выброситься на улицу – что угодно, только не то, что ей уготовлено. Она думает о Мэри, о своём обещании и о будущем. Думает о Джоне, Майкле и их прошлом. Заставляет себя посмотреть брату в глаза и увидеть его по-настоящему. Джон заботится о ней. Он желает ей лучшего. Нельзя винить его за то, что он не понимает её, если она сама сделала так, чтобы её было невозможно понять.

– Я и пытаюсь. – Венди старается говорить как можно ровнее. – Я постараюсь, но мне нужно время. Всё слишком быстро.

Джон покусывает губу под усами – вернулась старая привычка.

– Твой будущий свёкор очень настаивал. Он бывает… нетерпеливым. – Джон отворачивается и покашливает.

– Ты что-то недоговариваешь. – Венди едва не хватает Джона за ухо, будто он снова ребёнок, а она заменяет ему мать и пытается поймать его на вранье. Вместо этого она сцепляет руки на коленях, доказывая, что владеет собой, что изменилась.

– Это не жен… – Джон трясёт головой. – Тебе не о чем здесь беспокоиться.

Говорит он резко, но глубоко внутри смущён, думает Венди. Она умоляюще смотрит на Майкла, но тот не обращает на неё внимания и глядит в окно на проплывающий мимо город. Венди чувствует, как корсет держит её. Сейчас он не просто тяжёлый, он тянет её к земле. Кожа горит под одеждой так, что хочется разодрать платье в клочки. Теперь понятно, почему Джон так настаивал, чтобы она оделась и причесалась подобающе. Как он может так поступать с ней? Как он может быть таким жестоким?

Совсем скоро, даже слишком скоро машина тормозит, и Венди снова охватывает ужас. Она осматривает улицу, прикидывая, сможет ли убежать. Далеко ли она убежит, пока её не выследят? Джон перехватывает её руку, когда она тянется к ручке, будто прочитав её мысли. Но так смотрит на неё, что понятно – есть и другая причина.

– Нед и его отец знают, что ты… болела, но больше ничего. – Губы Джона мрачно кривятся, но говорит он от души. – Ты можешь сказать им, что болела испанкой или чем захочешь. Сама выбирай, что объяснить.

Выбирай. Она замирает. Она так долго не могла выбирать – ни куда пойти, ни что сказать, а теперь Джон даёт ей возможность придумать себя с нуля. От этого кружится голова, Венди смотрит в глаза брата и видит в них всё то, что он хотел бы передать ей, не говоря вслух. Он пытается быть добрым. Он предлагает ей с этой минуты взять жизнь в свои руки, пусть даже выбор у неё и невелик. А кроме всего этого, он до изумления страстно желает, чтобы она была счастлива.


Вдруг становится очень страшно при мысли о таком широком выборе. Получится ли выдать болезнь за испанку? Лечебнице Святой Бернадетты в этом отношении повезло: всего несколько солдат были направлены в мужское отделение после возвращения с фронта, так что почти никто не заболел, хотя в других местах болели все поголовно. Будут ли Нед и его отец настаивать, требовать доказательств, и что она скажет в таком случае? Она лгала так долго, что от мысли о ещё одной лжи, о лжи, которую она выберет сама и в которую, если прав Джон, с готовностью поверит её будущий муж, перехватывает дыхание.

Джон ещё миг держит её за руку, а потом отпускает. Доверие. Подарок, из которого она черпает силы и заставляет себя сделать вдох. Она справится. Венди неловко выбирается из машины. Тело онемело, оно будто не принадлежит ей и находится в милях от неё. Настоящая Венди Дарлинг парит высоко над женщиной, которая поднимается по ступенькам в клуб, готовясь встретиться с будущим мужем.

Венди по привычке оправляет перед юбки и рукава. Там нет спрятанных кармашков, но скольжение рук по ткани всё равно успокаивает. Учитывая происходящее, она заслужила это небольшое утешение.

– Я готова. – Венди поднимает голову.

Джон дарит ей улыбку – в ней облегчение и, наверное, даже немного любви. Когда он придерживает дверь, в глазах таится почти намёк на вину. Когда Венди входит внутрь, Майкл наконец смотрит прямо на неё. Венди едва успевает заметить в выражении его лица проблеск того мальчика из детской, которого она знала. Он трогает её за руку – едва касается пальцами рукава.

– Не переживай, Винди. – Он криво улыбается, и старое имечко, которым Майкл называл её раньше, едва не подкашивает её. – Тебе понравится Нед.

Эти слова, даже такие торопливые, помогают собраться с духом и пойти дальше. Она сделает это для Майкла, для Джона. Для Мэри.

Когда глаза Венди привыкают к переходу с улицы в помещение, она видит, как настречу шагает высокий, угловатый мужчина. Его волосы тщательно уложены, усы тёмные и аккуратно подстриженные. На нём безупречный костюм: тёмно-серый, удлинённый, с галстуком розового цвета, который очень ровно заколот бриллиантовой булавкой. Она слишком давно не бывала снаружи, так что не знает, модно ли сейчас одеваться так, но в любом случае ощущает себя неряхой. Она останавливается, и мужчина тоже – вокруг него такое облако нервозности, что он напоминает пугливую лошадь.

Прямо за ним – должно быть, это и есть Нед – стоит мужчина, в котором она угадывает своего будущего свёкра. Сходство очевидно. Она будто смотрит на одного и того же человека, только второй чуть постарше. Стальные пряди в волосах и усах свёкра – единственное, что отличает его от сына.

Нед протягивает руку, но его отец шагает вперёд, почти отпихивая Неда, хватает Джона за руку и крепко пожимает. Следом он приветствует Майкла и только затем глядит на Венди. Он смотрит так, что напоминает доктора Харрингтона, который изучает её, как некий экземпляр, притом особенно отвратительный. Джон кладёт руку ей на талию, успокаивая и подталкивая вперёд.

– Позвольте представить вам свою сестру, мисс Венди Дарлинг.

Нужно сделать реверанс? Нет, это уж слишком. Она наклоняет голову и всеми силами пытается улыбнуться. Она так сосредоточена на том, куда деть руки и куда смотреть, что пропускает мимо ушей фамилию Неда и его отца. Джон уже называл её? Она не помнит. Это будет и её имя, надо бы его узнать. Хочется рассмеяться, истерический смешок застревает в глотке, но она сдерживает его.

Помимо воли она наконец встречается глазами с Недом. Он немедленно краснеет. Это так неожиданно, что она едва не смеётся совсем иначе. Это так по-дурацки очаровательно, что он боится её. Она ожидала всякого, но не этого.

– Для нас заказан столик, – бесцеремонно говорит отец Неда, и Венди понимает, что брат имел в виду, когда говорил, что он нетерпелив. Венди вдруг осознаёт, что он считает всё происходящее простым деловым договором – чем-то, что следует поскорее закончить.

Когда отец Неда ведёт их в столовую, Венди пытается вновь поймать взгляд Неда, но он старательно смотрит куда угодно, только не на неё. Вместо этого она удовлетворяется тем, что разглядывает его как можно ненавязчивее, а заодно держит в уме важные вещи: использовать правильную вилку, сидеть прямо, кивать и улыбаться, будто она слушает. Это довольно просто. Когда они рассаживаются, отец Неда ведёт беседу. Джон иногда вступает, когда ему позволено. Майкл вообще не говорит, Нед тоже. Венди и не приглашают к разговору, словно она просто предмет мебели или украшение стола, предназначенного для мужчин.

Зато у неё появляется время наблюдать и рисовать себе картинку нового мира, в котором ей теперь предстоит жить. Становится ей понятно, почему Джон настаивал и стыдился этого одновременно. Её будущий свёкор – стихийное бедствие, задира вроде Джеймисона, только действует куда тоньше. Он привык, что весь мир расступается перед ним. Нед, пусть и очень похожий на него внешне, кажется полной противоположностью отца: он тихий и почти испуганный. Венди становится его жаль. Беседа, насколько она вслушивается, вертится вокруг брата Неда, Алана. Она ни разу не слышит, чтобы будущий свёкор хотя бы упомянул Неда. Он – такой же предмет мебели, как и она, им тоже распоряжаются как хотят.

Будущий свёкор не смотрит на сына, зато не раз бросает взгляд на Венди, оценивает её – и, кажется, ему нравится, как она ест маленькими кусочками, держит руки на коленях и хранит молчание. Она ненавидит его всей душой, но почти неожиданно для себя обнаруживает, что Нед её заинтересовал.

– Мистер Дарлинг, разделите со мной бренди и сигару? Есть детали, которые нужно обсудить, – когда обед заканчивается, отец Неда поворачивается к Джону, и Венди замирает, чувствуя, как внутри всё завязывается в узлы от напряжения. Она почти забыла, зачем они собрались.

– Разумеется. – Джон нервно, взволнованно встаёт. Она ни разу в жизни не видела, чтобы Джон курил сигару.

– Может быть, выйдем наружу, подышим свежим воздухом, пока вы беседуете? – После такого долгого молчания голос Венди кажется очень слабым в этой комнате, теряется среди тихого звона фарфора, полированного столового серебра и осторожного стука хрустальных бокалов.

Все четверо поворачиваются и смотрят на неё. Отец Неда хмурится. Она представляет, как он ставит пометку в воображаемой книге учёта – в колонке «минус». Вместо смущения она смотрит на Неда и улыбается ему, надеясь, что эта улыбка не испугает его.

– Буду рад предложить свою кандидатуру на роль сопровождающего, – говорит Майкл.

Венди с удивлением поворачивается к нему, как раз чтобы заметить легчайший шаловливый блеск в его глазах. В голосе тоже веселье, которое наполняет Венди надеждой.

– Конечно! Сад довольно милый! – Нед так торопится встать и принять её предложение, что едва не опрокидывает стул. Его отец ловит стул, прежде чем тот падает, и с недовольным лицом ставит на ножки.

Если бы она была смелее, она бы взяла Неда под руку, только чтобы позлить его отца, но она удерживает себя от этого. В конце концов, этот мужчина теперь часть её жизни; она не обязана его полюбить, но должна по меньшей мере постараться поладить.

Когда отец Неда с Джоном уходят в другую комнату, Венди вслед за Недом и Майклом следует через двойные стеклянные двери на каменную террасу, которая выходит на закрытый садик. Переступая через порог, Венди на миг замирает и наслаждается новым ощущением: она может выйти наружу, когда захочет, без присмотра доктора Харрингтона, или Джеймисона, или сестёр. Она глубоко вздыхает, и даже давящий корсет не может помешать её ликованию.

Майкл отходит к одной из скамеек в дальнем конце террасы. Венди, к собственному удивлению, огорчается: он собирался сопровождать их только для виду. Не то чтобы она боялась оставаться с Недом наедине. Одного взгляда на его лицо достаточно, чтобы понять: он боится её куда больше, чем она его. Скорее её печалит, что она вновь потеряла брата. На миг она уловила кусочек прежнего Майкла, когда он назвал её Винди и когда улыбался, предлагая сопровождать их.

Возможно, это ужасно грубо с её стороны, но она ещё какое-то время смотрит на Майкла, не обращая внимания на Неда. Она не видела брата так долго, Нед не может обижаться на неё. Яркий луч солнца золотом блестит на пшеничных волосах Майкла. Он тоньше, чем помнила Венди. Все в нем истончилось. Пиджак костюма, который наверняка выбирал Джон, висит на Майкле, как на пугале. Она легко представляет, как он стоит в поле в окружении стогов сена и бессмысленно смотрит вдаль. Стая чёрных птиц может опуститься на него, а он и не пошевелится. Сердце за него болит.

Майкл опирает трость о скамью перед собой и лезет в карман за жестянкой табака и бумагой. От Венди не укрывается, как трясутся его руки, когда он сворачивает сигарету. Он слегка поворачивается – сердце у неё подпрыгивает, но он, кажется, не замечает её. При солнечном свете его лицо такое прозрачное и потерянное; он поднимает жестянку в сторону Неда, предлагая ему. Нед качает головой, и Майкл отворачивается, поднимая плечи, которые прочной стеной ограждают его, оставляя Неда и Венди по ту сторону.

Эта потеря вновь бьёт в Венди, как арбалетная стрела. Сможет ли она вернуть своего младшего брата? Если бы она никогда не кричала на него, если бы стала добрее, смогли бы они теперь болтать и смеяться, как прежде? Или война всё равно осталась бы незаживающей раной внутри его независимо от её действий?

Венди берёт себя в руки и переключает внимание на Неда, пусть Майкл и остаётся саднящей раной глубоко в разуме.

– Я надеюсь, вы отказываетесь не из-за меня. – Венди указывает на сигарету Майкла. Она пытается говорить легко, непринуждённо и мило. Так полагается говорить женщине? Теперь, когда они наедине, как им и полагается быть, она вдруг начинает нервничать. Раньше или позже, несмотря на все её намерения, она всё равно ляпнет что-то не то.

– Я не прикасался к сигарете с войны.

Учитывая возраст Неда, ничего удивительного тут нет, но она всё равно удивляется. Он кажется полной противоположностью её брата. Да, застенчивый. Напуганный, но не прошлым, а скорее тем, что стоит прямо перед ним. Невозможно представить, что он держит в руках оружие или ползёт по грязи. Может быть, он был офицером, командовал далеко из-за линии фронта? Вскипает обида, когда она думает о том, как Майкл был в опасности, а Нед спокойно сидел в каком-то бункере или лагере.

– Я думала, все солдаты курят, – слова вырываются изо рта раньше, чем она успевает остановить их, и жадно заполняют тишину.

Нед выглядит удивлённым, но, к облегчению Венди, будто не обижается. Нечестно было даже внутренне судить его, ведь она ничего о нём не знает.

– Изредка я курю трубку, но не сигареты. Они слишком многое напоминают.