Дорога в Китеж
Часть 34 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вы мне только четвертную выдайте. Скажу заветное слово, одену масочку, сяду в уголочке… Там уже двадцать девять персон, я буду тридцатая.
– Ты, Трофим Игнатович, золото, – прочувствованно сказал Вика, зная, что неказенное обращение на «ты» Водяному будет лестно. Такие люди стараются не для платы, а для уважения. – Но одного тебя я туда не пущу. Мало ли. Вместе пойдем.
Ему пришло в голову еще одно соображение. Все эти дни – известно из донесений Водяного – Юм ни с кем не встречался. Сидел, как сыч, дома, словно затаился. Выступление, где вся публика в масках, – отличное прикрытие для конспиративной встречи. Нужно видеть, кто будет подходить к медиуму, и потом установить личности.
– Даже не думайте, Виктор Аполлоныч, – перешел на неформальный тон и филер. – А если у них там шабаш какой? Да раскусят? Я привычный, я если что и в окошко сигану.
– Ну и я за тобой, – весело молвил Вика. Его потряхивало от азарта. Вдруг некстати вспомнилось, как сидел в Стрельненском парке на ветке дуба, собирался поворачивать историю туда, куда ее поворачивать не следует. – Скидывай свое рубище. Идем.
* * *
Затруднений при входе не возникло. Вика шепнул «анвитэ», ему ответили «бьенвеню». Протянул две кредитки – получил две черные шелковые маски. Надели, вошли.
Впустивший их человек (он тоже был с закрытым лицом) тихо сказал по-русски, но с акцентом: «Туда пожалуйте», и показал налево.
В довольно просторном салоне подрагивал голубоватый свет газовых ламп, укрученных до самого слабого уровня. Полукругом стояли кресла и стулья. Все уже расселись и выжидательно смотрели на стол, где горела единственная свеча. В прорезях масок влажно поблескивали глаза. Отовсюду доносилось перешептывание.
Чиновник и филер сели не рядом, а первый позади второго.
Справа от Воронина скрипел креслом дородный господин, у которого из-под маски торчала борода.
– Извините, – тихо сказал он, когда Вика покосился на неприятный звук. – Ужасно волнуюсь. Хочу проверить, не привиделось ли мне это.
– Что «это»?
– А, так вы в первый раз? Тогда готовьтесь к потрясению.
На этом разговор прервался.
Сосед приложил палец к маске.
– Шшш. Начинается.
Наклонив голову, так что длинные рыжие волосы почти полностью закрывали лицо, к столу стремительно приблизился тощий человек в элегантном фраке – должно быть, Юм.
Не поздоровавшись, безо всяких предисловий сказал напряженным голосом:
– Устанавливаю связь. Всех прошу молчать, не шевелиться. Ничто не должно мешать трансляции. Смотрите на мою руку. Канал откроется через нее. Помогайте мне энергией своего взгляда. Старайтесь не мигать.
В левой руке, поднятой к потолку, ничего не было. В правой поблескивала губная гармошка. Газ погас, горела только свеча на столе.
Раздалась тихая мелодия. Вика не поверил глазам – растопыренные пальцы спирита начали сами собой светиться. Потом от их кончиков посыпались мелкие искры, словно от бенгальского огня.
– Ой, – отрывисто произнес женский голос в зале.
«Занятный фокус», – подумал Воронин. Отвести взгляд от мерцающей руки было невозможно. Зрелище завораживало. По шее побежали мурашки. Странно одеревенела шея. Виктор Аполлонович хотел посмотреть на нервного соседа – тот расскрипелся не на шутку – и не смог повернуть головы.
А потом началось то, что быть фокусом никак не могло. Юм поплыл вверх – туда, куда указывала простертая искрящаяся рука. Приподнялся над полом – может быть, на аршин или на полсажени, – покачался в воздухе, застыл.
– Господи Исусе, пресвятый Боже, – громко забормотал Водяной. Он размашисто крестился.
Впрочем, Вика на агента посмотреть не мог – только на вытянутую фигуру медиума, озаренную сверху брызгами огня, снизу свечой.
Вдруг оба источника света погасли. Салон погрузился в черноту.
Виктор Аполлонович рванул воротнички. Ему было трудно дышать. Рядом всхлипывал и трясся невидимый сосед.
– То же самое, – лепетал он. – Не привиделось…
Послышался дрожащий голос Юма.
– Газ! Включите газ! Мне страшно!
У стен вспыхнул, затрепетал голубоватый свет.
Британец стоял на полу, закрыв ладонями лицо.
– Я готов… Я вижу… Я слышу… – смятенно бормотал он. Не все слова можно было разобрать. – …Взрывы… Новые взрывы… Сатана своего добьется… Агнец будет принесен в жертву… Все будут принесены в жертву Сатане… Бедное человечество, бедная Россия… Не сразу… Пройдет время… Годы… Но тем кошмарней будет исход… Какие ужасные картины!.. Я больше не могу, не хочу… Всё, хватит. Хватит! – пронзительно закричал он.
Отнял ладони. По бледному лицу стекал пот.
Все потрясенно молчали. Камлание произвело впечатление и на Вику. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы стряхнуть оторопь. Но собраться с мыслями Воронин не успел – медиум снова заговорил.
Он больше не кричал, был совершенно спокоен и даже слегка улыбался. Только глаза поблескивали странным фосфоресцирующим светом – как у кошки. Смотреть в них было жутко.
– Ну, а теперь перейдем к тому, ради чего вы, дамы и господа, надели маски, – приятным, светским голосом сказал Юм. – Я буду угадывать, кто вы. Прошу всех оставаться на своих местах, я подойду к каждому. Обращаться к вам буду шепотом, никто посторонний не услышит. Но отвечать прошу громко. Только одно: верно я угадал или нет. Приступим.
Он двинулся вдоль первого ряда. Наклонялся к самому уху сидящего, что-то тихо говорил. В ответ слышалось: «Верно…» «Верно!» «Боже, но откуда вы узнали?!» «Истинная правда!»
– За такое и четвертного не жалко, – сказал Вике сосед. – Если будет еще сеанс, я снова приду.
Кудесник закончил с первым рядом, перешел на второй. Приблизился к сидевшему впереди Водяному. Пользуясь полумраком, Воронин придвинулся.
– Вы, сударь, находитесь здесь по службе, и служба эта таинственна, – услышал Виктор Аполлонович – и не поверил своим ушам, хотя, казалось бы, они в этот удивительный вечер уже наслушались невероятного.
Водяной, хоть и бывалый человек, чуть не подскочил.
– Мне не нужны подробности, просто скажите громко: верно или нет?
– Верно… – просипел агент.
Юм прошел между стульями и оказался подле Воронина. Видеть прямо перед собой два пристальных, сверхъестественно мерцающих глаза было странно и страшно.
– Вы тут не один, – раздался возле уха шепот. – Вас двое… Вы пришли сюда с недобрым умыслом… Но умысел этот недобр только по отношению ко мне, намерения же ваши благи… Так или нет?
«Он не шарлатан, это… что-то другое, науке неизвестное. Пока неизвестное», – подумал Виктор Аполлонович, не веривший в мистику.
– Да, всё верно, – глухим, будто не своим голосом, ответил он.
К разговору медиума с бородатым соседом чиновник прислушиваться не стал. Охватившее его разочарование было сильней удивления перед непознанными тайнами мироздания.
Если Юм обладает некими таинственными, но несомненными способностями, значит, сконцентрировавшись на Константине Николаевиче, британец действительно ощутил некую опасность, нависшую над великим князем. Как феномен это весьма и весьма любопытно, но означает, что никаких британских козней не существует. Три дня работы потрачены впустую. Получается, что неумный Дрентельн, сосредоточившись на народовольцах, поступил дельно, а некий умник сел в лужу…
Тут раздался громкий крик, заставивший Воронина вздрогнуть.
– Satan! Satan! – вопил мистер Юм, показывая пальцем куда-то в угол, где в начале сеанса никого не было.
Там, скрестив руки на груди, стоял какой-то крупный господин, попыхивал сигарой. Круглые щеки едва помещались под маской.
– Vade retro, Satana! Stay away! – перешел на неистовый визг спирит.[3]
Толстяк отшатнулся, схватился за маску. На ней лопнула тесемка, черный полукруг соскочил.
Вика ахнул. Это был его старинный приятель, известный всему Петербургу журналист Питовранов.
Юм задохнулся, захрипел, повалился на пол. Нога в лаковом штиблете судорожно заколотила по паркету, на губах запузырилась пена.
– У него падучая! Господа, тут есть врач?
Загрохотали стулья, все повскакивали, склонились над припадочным.
Воронин подошел к другу.
– Однако ты умеешь произвести эффект, Мишель. Что ты тут делаешь?
Отвечая на рукопожатие, Питовранов сконфуженно пробасил:
– Я всегда знал, что моя красота сильно действует на людей, но это, пожалуй, чересчур. Что я тут делаю? Я репортер, мне любопытно все любопытное.
– Собираешься разоблачать проходимца?
– Что-то в этом роде.
– Боюсь, в данном случае тебе придется вспомнить времена, когда ты писал о новинках науки. Не знаю, что за фрукт мистер Юм, но во всяком случае не проходимец. Разгадал моего помощника, потом меня. Почувствовал угрозу, исходящую от тебя. Его бы на службу в Третье отделение.
– А, так ты здесь по этой части? – заинтересовался Мишель. – Еще с помощником. Я догадываюсь, что ты не остался в стороне от поиска бомбистов, но при чем тут спиритизм?
– К сожалению, ни при чем, – вздохнул Вика.
Ему пришло в голову, что вечер может пропасть не совсем попусту. Встреча с Питоврановым кстати. Можно узнать полезное и после доложить графу.
– Ты, Трофим Игнатович, золото, – прочувствованно сказал Вика, зная, что неказенное обращение на «ты» Водяному будет лестно. Такие люди стараются не для платы, а для уважения. – Но одного тебя я туда не пущу. Мало ли. Вместе пойдем.
Ему пришло в голову еще одно соображение. Все эти дни – известно из донесений Водяного – Юм ни с кем не встречался. Сидел, как сыч, дома, словно затаился. Выступление, где вся публика в масках, – отличное прикрытие для конспиративной встречи. Нужно видеть, кто будет подходить к медиуму, и потом установить личности.
– Даже не думайте, Виктор Аполлоныч, – перешел на неформальный тон и филер. – А если у них там шабаш какой? Да раскусят? Я привычный, я если что и в окошко сигану.
– Ну и я за тобой, – весело молвил Вика. Его потряхивало от азарта. Вдруг некстати вспомнилось, как сидел в Стрельненском парке на ветке дуба, собирался поворачивать историю туда, куда ее поворачивать не следует. – Скидывай свое рубище. Идем.
* * *
Затруднений при входе не возникло. Вика шепнул «анвитэ», ему ответили «бьенвеню». Протянул две кредитки – получил две черные шелковые маски. Надели, вошли.
Впустивший их человек (он тоже был с закрытым лицом) тихо сказал по-русски, но с акцентом: «Туда пожалуйте», и показал налево.
В довольно просторном салоне подрагивал голубоватый свет газовых ламп, укрученных до самого слабого уровня. Полукругом стояли кресла и стулья. Все уже расселись и выжидательно смотрели на стол, где горела единственная свеча. В прорезях масок влажно поблескивали глаза. Отовсюду доносилось перешептывание.
Чиновник и филер сели не рядом, а первый позади второго.
Справа от Воронина скрипел креслом дородный господин, у которого из-под маски торчала борода.
– Извините, – тихо сказал он, когда Вика покосился на неприятный звук. – Ужасно волнуюсь. Хочу проверить, не привиделось ли мне это.
– Что «это»?
– А, так вы в первый раз? Тогда готовьтесь к потрясению.
На этом разговор прервался.
Сосед приложил палец к маске.
– Шшш. Начинается.
Наклонив голову, так что длинные рыжие волосы почти полностью закрывали лицо, к столу стремительно приблизился тощий человек в элегантном фраке – должно быть, Юм.
Не поздоровавшись, безо всяких предисловий сказал напряженным голосом:
– Устанавливаю связь. Всех прошу молчать, не шевелиться. Ничто не должно мешать трансляции. Смотрите на мою руку. Канал откроется через нее. Помогайте мне энергией своего взгляда. Старайтесь не мигать.
В левой руке, поднятой к потолку, ничего не было. В правой поблескивала губная гармошка. Газ погас, горела только свеча на столе.
Раздалась тихая мелодия. Вика не поверил глазам – растопыренные пальцы спирита начали сами собой светиться. Потом от их кончиков посыпались мелкие искры, словно от бенгальского огня.
– Ой, – отрывисто произнес женский голос в зале.
«Занятный фокус», – подумал Воронин. Отвести взгляд от мерцающей руки было невозможно. Зрелище завораживало. По шее побежали мурашки. Странно одеревенела шея. Виктор Аполлонович хотел посмотреть на нервного соседа – тот расскрипелся не на шутку – и не смог повернуть головы.
А потом началось то, что быть фокусом никак не могло. Юм поплыл вверх – туда, куда указывала простертая искрящаяся рука. Приподнялся над полом – может быть, на аршин или на полсажени, – покачался в воздухе, застыл.
– Господи Исусе, пресвятый Боже, – громко забормотал Водяной. Он размашисто крестился.
Впрочем, Вика на агента посмотреть не мог – только на вытянутую фигуру медиума, озаренную сверху брызгами огня, снизу свечой.
Вдруг оба источника света погасли. Салон погрузился в черноту.
Виктор Аполлонович рванул воротнички. Ему было трудно дышать. Рядом всхлипывал и трясся невидимый сосед.
– То же самое, – лепетал он. – Не привиделось…
Послышался дрожащий голос Юма.
– Газ! Включите газ! Мне страшно!
У стен вспыхнул, затрепетал голубоватый свет.
Британец стоял на полу, закрыв ладонями лицо.
– Я готов… Я вижу… Я слышу… – смятенно бормотал он. Не все слова можно было разобрать. – …Взрывы… Новые взрывы… Сатана своего добьется… Агнец будет принесен в жертву… Все будут принесены в жертву Сатане… Бедное человечество, бедная Россия… Не сразу… Пройдет время… Годы… Но тем кошмарней будет исход… Какие ужасные картины!.. Я больше не могу, не хочу… Всё, хватит. Хватит! – пронзительно закричал он.
Отнял ладони. По бледному лицу стекал пот.
Все потрясенно молчали. Камлание произвело впечатление и на Вику. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы стряхнуть оторопь. Но собраться с мыслями Воронин не успел – медиум снова заговорил.
Он больше не кричал, был совершенно спокоен и даже слегка улыбался. Только глаза поблескивали странным фосфоресцирующим светом – как у кошки. Смотреть в них было жутко.
– Ну, а теперь перейдем к тому, ради чего вы, дамы и господа, надели маски, – приятным, светским голосом сказал Юм. – Я буду угадывать, кто вы. Прошу всех оставаться на своих местах, я подойду к каждому. Обращаться к вам буду шепотом, никто посторонний не услышит. Но отвечать прошу громко. Только одно: верно я угадал или нет. Приступим.
Он двинулся вдоль первого ряда. Наклонялся к самому уху сидящего, что-то тихо говорил. В ответ слышалось: «Верно…» «Верно!» «Боже, но откуда вы узнали?!» «Истинная правда!»
– За такое и четвертного не жалко, – сказал Вике сосед. – Если будет еще сеанс, я снова приду.
Кудесник закончил с первым рядом, перешел на второй. Приблизился к сидевшему впереди Водяному. Пользуясь полумраком, Воронин придвинулся.
– Вы, сударь, находитесь здесь по службе, и служба эта таинственна, – услышал Виктор Аполлонович – и не поверил своим ушам, хотя, казалось бы, они в этот удивительный вечер уже наслушались невероятного.
Водяной, хоть и бывалый человек, чуть не подскочил.
– Мне не нужны подробности, просто скажите громко: верно или нет?
– Верно… – просипел агент.
Юм прошел между стульями и оказался подле Воронина. Видеть прямо перед собой два пристальных, сверхъестественно мерцающих глаза было странно и страшно.
– Вы тут не один, – раздался возле уха шепот. – Вас двое… Вы пришли сюда с недобрым умыслом… Но умысел этот недобр только по отношению ко мне, намерения же ваши благи… Так или нет?
«Он не шарлатан, это… что-то другое, науке неизвестное. Пока неизвестное», – подумал Виктор Аполлонович, не веривший в мистику.
– Да, всё верно, – глухим, будто не своим голосом, ответил он.
К разговору медиума с бородатым соседом чиновник прислушиваться не стал. Охватившее его разочарование было сильней удивления перед непознанными тайнами мироздания.
Если Юм обладает некими таинственными, но несомненными способностями, значит, сконцентрировавшись на Константине Николаевиче, британец действительно ощутил некую опасность, нависшую над великим князем. Как феномен это весьма и весьма любопытно, но означает, что никаких британских козней не существует. Три дня работы потрачены впустую. Получается, что неумный Дрентельн, сосредоточившись на народовольцах, поступил дельно, а некий умник сел в лужу…
Тут раздался громкий крик, заставивший Воронина вздрогнуть.
– Satan! Satan! – вопил мистер Юм, показывая пальцем куда-то в угол, где в начале сеанса никого не было.
Там, скрестив руки на груди, стоял какой-то крупный господин, попыхивал сигарой. Круглые щеки едва помещались под маской.
– Vade retro, Satana! Stay away! – перешел на неистовый визг спирит.[3]
Толстяк отшатнулся, схватился за маску. На ней лопнула тесемка, черный полукруг соскочил.
Вика ахнул. Это был его старинный приятель, известный всему Петербургу журналист Питовранов.
Юм задохнулся, захрипел, повалился на пол. Нога в лаковом штиблете судорожно заколотила по паркету, на губах запузырилась пена.
– У него падучая! Господа, тут есть врач?
Загрохотали стулья, все повскакивали, склонились над припадочным.
Воронин подошел к другу.
– Однако ты умеешь произвести эффект, Мишель. Что ты тут делаешь?
Отвечая на рукопожатие, Питовранов сконфуженно пробасил:
– Я всегда знал, что моя красота сильно действует на людей, но это, пожалуй, чересчур. Что я тут делаю? Я репортер, мне любопытно все любопытное.
– Собираешься разоблачать проходимца?
– Что-то в этом роде.
– Боюсь, в данном случае тебе придется вспомнить времена, когда ты писал о новинках науки. Не знаю, что за фрукт мистер Юм, но во всяком случае не проходимец. Разгадал моего помощника, потом меня. Почувствовал угрозу, исходящую от тебя. Его бы на службу в Третье отделение.
– А, так ты здесь по этой части? – заинтересовался Мишель. – Еще с помощником. Я догадываюсь, что ты не остался в стороне от поиска бомбистов, но при чем тут спиритизм?
– К сожалению, ни при чем, – вздохнул Вика.
Ему пришло в голову, что вечер может пропасть не совсем попусту. Встреча с Питоврановым кстати. Можно узнать полезное и после доложить графу.