Дорога в Китеж

– Особенно напирает на письма. Говорит, что они препикантные. Вся Европа будет зачитываться. Сейчас принесет «образец товара».

– Значит, все-таки вымогательница, – окончательно успокоился по главному поводу Воронцов.

– Перворазрядная. Я их немало повидал. Эта – из самых зубастых.

Адриан вдруг поднялся, подошел к письменному столу и начал быстро перебирать лежавшие там бумаги.

– Одного не пойму, – подивился Евгений Николаевич. – Откуда она узнала о нашем визите? И о том, что я – Атос?

– А вот. – Ларцев взял со стола бумажку. – Записка: «К вам едет какой-то Атос спасать ихнюю честь».

– Постойте! – воскликнул граф. – Про спасение чести сказал на прощанье великий князь. Но рядом никого не было. Только дежурный жандарм.

– Значит, она подкупила жандарма, чтобы следил за теми, кто приходит к Константину. Вы при ней ничего мне по-русски не говорите. Как видите, язык она знает.

Послышались легкие шаги, скрип ботфорт, и Ларцев вернулся к креслу.

– Вуаля, – молвила американка, протягивая Атосу листок с великокняжеским вензелем. – Специально для вас выбрала письмецо не на английском, а на французском.

Евгений Николаевич взял письмо, будто ядовитую змею, взглянул на первую строчку и дальше читать не стал. Строчка была такая: «От смиренного русского коврика попирающей его американской ножке».

Кошмар, подумал граф. Миллион так миллион. Любые деньги, только не публикация.

С отвращением протянул письмо обратно, но Фанни щедро махнула рукой:

– Дарю. Отвезите папаше. У меня таких целая пачка. Еще и похлеще есть.

– Вы низкая интриганка! – не сдержался Евгений Николаевич. Никогда в жизни не разговаривал он с женщинами так грубо.

Мисс Лир сузила глаза, хищно оскалила мелкие белые зубки. Протянула руку к шнуру над камином.

– Сейчас вызову прислугу и закачу роскошный скандал. Закричу, что вы на меня накинулись. У меня прекрасные голосовые данные. Будет слышно на всех этажах. Придет полиция. И я объясню ей, в чем дело.

Евгений Николаевич смертельно побледнел.

– А ну вон отсюда, мушкетеры сраные! – топнула ногой американка. Последнее слово – de merde – в дамских устах было совершенно невообразимо. Воронцов даже подумал, что ослышался. – И без миллиона не возвращайтесь!

Вдруг Ларцев стремительным движением выдернул из рукава узкий нож и чиркнул по шнуру, после чего толкнул актерку в грудь – вроде бы несильно, но Фанни плюхнулась в кресло. Обрезанным шнуром Адриан очень быстро и ловко прикрутил ей руку к подлокотнику.

Американка разинула рот, готовясь продемонстрировать свои голосовые данные, но Ларцев предупредил на русском:

– Зубы выплюнешь.

И рот закрылся. Мадемуазель действительно понимала по-русски.

– Сиди тихо и не шелохнись. Не то…

Он слегка замахнулся. Актерка испуганно кивнула.

Воронцову стало очень скверно. Особа, конечно, была омерзительная, но ничто, ничто не оправдывает такого поведения с женщиной!

– Шевельнется – зовите меня, – велел ему Ларцев и удалился в спальню.

Евгений Николаевич со страдающим видом смотрел на пленницу. Та на него – с ужасом, кажется, напуганная этим молчанием еще больше, чем ларцевской угрозой. Верно, вообразила, что Адриан лишь исполнитель, а главный тут немногословный «Атос».

Вернулся Ларцев, принес пачку конвертов, украшенных все тем же вензелем.

– Так, письма есть. Где завещание? Где икона и драгоценности? Где векселя?

– Нэ здэс. Я нэ дура, – ответила мисс Фанни и снова перешла на английский.

Насколько понял Воронцов, дальнейший разговор состоял в основном из числительных. Продолжалось это довольно долго, минут десять.

– Пятьдесят тысяч, – подвел итог переговоров Ларцев. – В цену входит возврат завещания и векселей, а также немедленный отъезд из России. Драгоценности с иконой вернуть не получится. Она говорит, что, предвидя обыск, отправила их за границу на английском пакетботе. Думаю, не врет. Устроят вас такие условия? Если нет, выход у нас один – убить ее.

Евгений Николаевич вздрогнул.

– Господи! Что вы такое говорите?!

– То же, что сказал ей.

Аферистка заявила по-французски:


– Без пятидесяти тысяч не уеду. Убивайте, но скрыть следы обойдется дороже.

– Хорошо, – дрожащим голосом молвил Воронцов. – Вы получите пятьдесят тысяч.

А Ларцев вполголоса что-то присовокупил на английском – очень спокойно, но Фанни вся съежилась. Должно быть, опять какая-нибудь угроза, догадался Евгений Николаевич.

На улице он сказал Адриану то, что не мог не сказать.

– Я вам безмерно благодарен за то, что вы сделали для меня, для его высочества, для России, но… как вы могли поступить подобным образом с представительницей слабого пола? Простите меня, но это недостойно!

– Недостойно относиться к женщинам как к слабому полу, – ответил Адриан. – Тем более что это заблуждение.





Аппетитная наживка





Аудиенция у министра путей сообщения, про которую Ларцев коротко сказал, что она прошла «обыкновенно», на самом деле была какою угодно, но только не обыкновенной. Во всяком случае хозяин кабинета граф Бобринский остался глубоко озадачен. С такими кандидатами на ответственную должность он прежде не сталкивался.

Граф Алексей Павлович был мужчина начальственный, суровый, с большими висячими усами и еще более внушительными подусниками. Зная, что к нему привели не просто соискателя, а человека, пользующегося покровительством значительнейших лиц, министр очень старался быть любезным, но его чугунному лицу улыбка давалась нелегко.

В начале беседы он объяснил, что строительство Северо-Кавказской магистрали обходится намного дороже, чем было запланировано первоначальной сметой, а поскольку гарантом работ выступает государство, траты ложатся слишком тяжелым бременем на бюджет. Для дальнейшего субсидирования, о котором ходатайствует председатель правления барон Штульпнагель, компания должна принять назначенного министерством инспектора, который будет на месте контролировать все действия и расходы.

Ларцев всё это уже знал, поэтому не столько слушал, сколько разглядывал висевшую на стене карту железных дорог Российской империи. Сидевший рядом Воронин даже легонько толкнул соседа коленом. Адриан не понял и удивленно поглядел на Вику.

Раздраженный непочтительностью, министр скомкал речь, пожевал сухими губами и попросил Ларцева рассказать, в чем состоит метода, позволившая ему сделать такую блестящую карьеру в знаменитой компании «Трансамерикэн».

– Нет никакой методы, – был ответ. – Надо просто правильно подбирать помощников, чтобы каждый знал свое дело. А кто не знает и не хочет учиться – гнать в три шеи. И тогда вскоре получается, что люди работают, а ты просто наблюдаешь.

– Любопытно, – усмехнулся Бобринский. – То же самое Петр Андреевич говорит о подборе членов правительства.

– Кто говорит?

Граф ошеломленно поглядел на Воронина. Тот терпеливо пояснил:

– Я уже объяснял. Петр Андреевич Шувалов, мой начальник.

– А, да.

Чуть качнув головой Воронину, что означало: «дело, конечно, ваше, но субъект престранный», министр задал следующий вопрос:

– Когда вы сможете отправиться на Кавказ?

– Через четыре дня. Как раз будет готов первый образец новейшего трехосного паровоза серии «Т». Хочу опробовать его в дороге.

– Похвально. Можете воспользоваться моим салон-вагоном, – любезно предложил Бобринский.

– Не нужно, – дернул плечом Ларцев. – Я поеду машинистом. Говорю же вам, хочу сам опробовать машину.

Больше вопросов потрясенный граф не задавал.

– Благодарю. Вас известят о решении министерства. Виктор Аполлонович, не угодно ли на минуту задержаться?

Наедине министр сказал помощнику всемогущего Шувалова:

– Вы с Петром Андреевичем уверены? Ведь это, знаете ли, фрукт.

– О, еще какой, – засмеялся Вика. – Не сомневайтесь, ваше высокопревосходительство. Подписывайте.

– А что та сторона?

– Они, конечно, уже навели справки и убедились, что Ларцев с нами никак не связан. Великий князь обещал содействие.

– Тогда что ж… – Бобринский окунул перо в чернила и поставил на заготовленной бумаге витиеватый росчерк. – Вы сейчас к Петру Андреевичу?

– Да. Доложу, что дело исполнено.

– Мое ему почтение.

Алексей Павлович был свой – один из столпов державной партии, которую еще называли «аристократической» или «графской», поскольку кроме шефа жандармов и министра путей сообщения тот же титул был у министра юстиции Палена и министра просвещения Толстого. Один только министр внутренних дел Тимашев (питоврановский «петух в вине») не был «сиятельством», но тоже происходил из древнего благородного рода.