Дорога мертвеца. Руками гнева

Употребив бобы и порцию выпивки, Преподобный вверил коня заботам буфетчика и решил пройтись. Но не добрался до двери, как конь громко пёрнул и оставил на полу дымящееся дерьмо. От вони защипало в глазах. Впрочем, различия с ночными отходами местных обитателей состояли лишь в количестве и степени свежести.

— Можешь убрать или оставить, — предложил Преподобный. — Выбор за тобой.

Снаружи дышалось чуть легче. Он посмотрел в сторону горы с зияющей пастью шахты и услышал за спиной шорох. В мгновение обернулся с 36-м наготове.

— Ух ты, — воскликнула толстуха в клетчатой рубахе, широких ковбойских штанах и старым кольтом за поясом. — Лишние дырки мне ни к чему, своих хватает. Одна, даром что пускает струи, вечно норовит мне подгадить. Как случится оказия, любой здешний горняк лезет ее опробовать. И плевать им, что я толщиной с борова и нрав у меня вздорный. Такой уж родилась.

— Не хули тело, коим наделил Господь.

— Похоже, он был навеселе, когда эдак меня осчастливил.

— Он не прочь порезвиться, — подтвердил Преподобный.

— Ты бы, мистер, поглядывал по сторонам. Видала я в салуне, что ты натворил.

— А я тебя не заметил.

— Хватило ума не высовывать нос с койки. Как тебя заприметила, враз поняла, что ты тот еще затейник. Там, внутри, многие водили дружбу с парой жирных уродов и не прочь заполучить твои стволы и шляпу. А как фитильки промаслят в твоей дырке — глядишь и прихлопнут. Короче, надо тебе делать ноги.

— Пусть попробуют.

— Понятно, ты у нас Джим Дэнди, но их много, а ты один.

— И с чего ты мне это рассказываешь?

— Двое тех уродов были мои кузены.

Преподобный нахмурился:

— Извиняться не стану. Они бы меня убили.

— Это как пить дать. Только горевать о них не стану, уж поверь. Не любила я их. Когда была маленькая, они меня трахали. Меня, собаку, коз, лошадей, маманю, даже, черт побери, моего старика. В общем, все, что видели. А тебе я талдычу, дружки их — те еще гады, почище клубка гремучников. Они будут мстить.

— Вот это некстати, мне других дел хватает.

— Ты вроде не горняк.

— Нет.

— С виду — проповедник.

— Так и есть.

— А по повадкам — нет.

— Признаться, большинство проповедников мало смыслят в религии. На деле ты игрушка Всемогущего, который так же милостив и любезен, как разъяренный барсук. Когда уяснишь это, поймешь, как себя вести. Не жди сочувствия от безжалостных тварей и сам их не щади. Помогай лишь достойным.

— А твой Иисус разве не велит прощать?

— Он — да. Я — нет. Мой удел — искоренять зло.

— Чего другого, а зла тут хватает.

— Верно, только, кроме зла мирского, есть зло из земель неведомых.

— В точку. — Толстуха указала пальцем на шахту. — Там что-то неладно. Так болтают, самой видеть не пришлось.

— Позволь узнать, а ты зачем здесь?

— Раньше готовила еду, на жизнь хватало. А как мясо, репу и разносолы подъели, все перешли на бобы, их любой сготовит. На что я теперь сдалась, кроме как для перепихона? Все только этим здесь и живут, желающих без меня хватает. В общем, собралась я уехать.

— Считаю, неплохая мысль.

— Да и в шахту я полезть не прочь. По мне, все это россказни и нет там ничего, кроме серебра. Нарочно выдумали страшилки, чтоб ночами работать. Раз собралась туда затемно, слышу из шахты звуки, а по кустам вокруг вроде кто-то шныряет. Ну, думаю, следят за мной, пора убираться. А будь у меня партнер, ловкий с оружием и не трус, чего не попытать счастья? Там многих поубивали, так что не приведи Господь, а другие пропали. В одиночку там делать нечего.

— И как поубивали?

— Головы отгрызли — вот как. Или разорвали в клочья. Точно пса натравили.

— Что ж, леди, — сказал Преподобный, — в шахте кое-кто есть, да не те рудокопы, что ты вообразила. — Так ты собрался взглянуть?

— Пожалуй.

— А давай вместе, Преподобный? Я тебе пригожусь. Тут все хвосты поджали, твердят про мелкий народец, да брехня это. Там всего пара хитрожопых рудокопов решили отпугнуть других от серебра, а при них пес. Грязная уловка, Преподобный, в этом все дело.


— Все возможно, — сказал Преподобный.

— Слушай, тебе ночевать негде, так у меня найдется угол. Как говорится, все, что имею, но хоть за это не стыдно. Место, где схорониться. Там бобы есть и бобровое мясо, заплесневело слегка, да не беда, сготовим. И от тебя мне, кроме компании, ничего не нужно. Если что, ты мне прикроешь спину, а я — тебе, — глядишь, разживемся серебром.

Преподобный протянул руку:

— Что ж, леди, договорились.

— Я не леди, но договор подписан, — ответила она, плюнув на ладонь.



После, когда конь хорошенько подкрепился, они сели друг за другом и отправились вверх по горной дороге, петляющей между темных сосен. По пути Джебидайя размышлял, не слишком ли доверился толстухе, однако направлялся к своей цели. Как бы там ни было, он решил обследовать шахту и узнать, кто там притаился.

— Если все, как ты говоришь, почему люди здесь остаются? — поинтересовался он.

— Да полно таких, кто уехал. Которые остались, ждут, что расклад изменится, пока самим, значит, достанет духу пойти добывать серебро. Дни напролет об этом распинаются, а едва стемнеет, прячутся по норам, как кролики. Есть такие, кто наживается на горняках, им на серебро плевать. Прочие вроде меня слишком тупые, чтобы куда-то перебраться. И вдобавок — те, кто убивает, чтобы других держать в страхе, а самим по ночам работать в шахте.

— Выпивка в твоей норе найдется?

— Будет. Если без меня никто не поживился. Но там старина Бутч, пришлось бы сначала его пристрелить.

— Бутч?

— Да пес мой. Свирепый, будто волк с палкой в жопе. Меня, правда, слушается, разве что спину в ответ не почешет.

— А как тебя величать?

— Мамаша, благослови ее душу, перед тем как сбежать, нарекла меня Флауэр, с тех пор так и кличут. За то, что бросила, я на нее не в обиде. Папаша да и братья мои — просто дерьмо на подошве мира. Разве что капельку лучше моих дохлых кузенов.



Коню пришлось постараться, чтобы доставить к месту двойную ношу. Конечный пункт маршрута был скрыт за деревьями — только наметанный глаз мог заметить ведущую туда узкую тропинку и пещеру в скале, занавешенную одеялом, что поверху крепилось веревками, а снизу — деревянными колышками. Послышался собачий лай. Такой пес, судя по голосу, мог и бычка сожрать.

Когда они остановились, Флауэр спрыгнула с коня и предупредила:

— Ты побудь тут, пока я наведаюсь к Бутчу. Меня долго не было, и он, похоже, на взводе. Надо чуток его понянчить. Как все будет готово, я позову. Иногда, чтобы он подобрел, приходится ему подрочить.

— Ишь ты.

— Ага, он это любит, — ухмыльнулась Флауэр.

— Тогда закончи перед тем, как позвать, — сказал Преподобный.

Как только Флауэр скрылась за пологом, пес перестал гавкать. Прошло не меньше минуты, прежде чем она позвала:

— Заходи.

Преподобный привязал коня за ветки кустарника и, держа руку поближе к револьверу, прошел внутрь. В просторной пещере пахло Флауэр, старой стряпней и псиной. Громадный черный зверь с испещренной шрамами мордой и одним ухом уставился на него, будто дуло двустволки.

— Славный песик, — сказал Преподобный.

— Разве что когда при мне, а так тот еще крендель. Черенок кайла разгрызет быстрее, чем мы краюху хлеба. И носится как угорелый. Ни капли жира, одни мышцы.

— Сразу видно.

— Пока бояться нечего. Он успокоился и знает, что тебе разрешили войти.

— Так тебе пришлось?.. Ну, это…

— А, нет. Он был в отличном расположении духа. Хочешь его погладить?

— Что-то не хочется.

Губы Флауэр растянулись в широкой улыбке, открыв почерневшие коренные зубы. Придет время, они доставят ей хлопот.

— Что мне нужно, так это позаботиться о моем коне, — сказал Преподобный. — Не люблю оставлять его без присмотра.

— Был у меня раньше конь, я и место ему отгородила, и крышу построила. Загон так и стоит, можешь туда отвести. Это рядом, сразу за скалой, сбоку от моей норы.



Вечером пришло время поужинать, Флауэр развела огонь. Пещера наполнилась дымом — таким густым, что пришлось откинуть одеяло у входа. На ужин было жареное мясо бобра с вареными бобами. Здесь особенно стараться не пришлось: по пещере бежал маленький ручей, оставалось только набрать воды в котелок.