Дом алфавита

Но сестра Петра приходила не каждый день.



В тот день стемнело рано. Уже после обеда стали опускаться сумерки, словно олицетворяя собой жизнь Брайана.

Неожиданно в палате появилась Петра. Очевидно, включив свет, она тем самым застигла Крёнера врасплох. Наполнив чайник под краном в раковине, она обошла все кровати и налила воды в стаканы на тумбочках.

Когда она добралась до Джеймса, он попытался привстать.

— Ну что вы, герр Пойкерт! — сказала она, мягко укладывая его на место.

Джеймс откинулся назад — так, чтобы ее голова заслонила его от остальных. Но слова не шли. Отчаяние в глазах Джеймса и его неуклюжие телодвижения были ей в новинку и поставили в тупик.

Потом она привела старшую медсестру.

Властная женщина, редко радовавшая работников больницы и пациентов деликатностью, внимательно осмотрела Джеймса. Едва она над ним склонилась, ее лицо засияло. Снисходительно покачав головой, она протиснулась к окну мимо волнующейся Петры и чуть-чуть надвинула шторы на ставни. Потух маленький серый кусочек света, плясавший на щеке Джеймса. Тут же возликовав и обрадовавшись простому решению проблемы, она повернулась к Брайану и сильно хлопнула его по щеке, что было весьма неожиданно.

Брайан вяло заворчал и отодвинул голову от того края, откуда прилетел удар.

— Он скоро очнется, — сказала медсестра и вышла из палаты, даже не удостоверившись, идет ли Петра с ней. — Уже пора, — в завершение донеслось из коридора.

Наклонившись к Джеймсу, Петра нежно провела рукой по его волосам. У него вырвался тихий, неразборчивый шепот. Глаза Петры улыбались. Услышав писк, она восхищенно приоткрыла рот.

Потом ее окликнула старшая медсестра.

Следующие секунды тянулись целую вечность.

— Ну, дружок, — улыбнулся Человеку-календарю Ланкау, — сейчас мы немного поиграем. Иди сюда! — позвал он, надевая простыню на голову своей жертвы.

Как и планировалось, узел закрыл пульсирующую сонную артерию. Падение будет недолгим, и все пройдет гладко. При повешении ломается шея.

Симулянты свое дело знали. Джеймс тяжело дышал, а Человек-календарь смеялся, как заигравшийся ребенок. По указанию Ланкау он поднял Брайана на плечо. Шлепнув Брайана по голым ягодицам, он запрыгал от радости — широколицый, посмеявшись, настежь открыл окно за кроватью Брайана. Остальные симулянты лениво за ними наблюдали.

От шлепка, бормотания и неловких движений Человека-календаря Брайан открыл глаза. Сбитый с толку тем, что оказался на холодном, жестком подоконнике, он поднял голову и дико, невнятно завопил — как будто свинью резали.

— Да держи ты ему руки, черт возьми, — прошипел Крёнер, выпрыгнул из кровати и сильно ударил Брайана по плечу.

Человек-календарь резко замер и разжал руки, сбитый с толку тем, какой оборот вдруг приняла игра. Обернувшись, он завыл и стал вяло поколачивать Ланкау и Крёнера тыльной стороной ладони. Стоя по обе стороны от Брайана, они боролись с ним. Теперь у отчаявшейся фигуры одна нога высунулась в окно, а вторая зацепилась за подоконник.

Почтальон не сдвинулся с места, а подлетевший тощий с ненавистью ударил Брайана под дых. Действие произвело неожиданный эффект. Заревев, Брайан рванулся вперед: его лоб врезался в макушку тощего — казалось, ударил молот. Дитер Шмидт беззвучно рухнул на пол.

— Прекратите! — крикнул Почтальон, приказывая симулянтам вернуться на свои кровати.

Он раньше других услышал, как кто-то бежит по коридору.

Обнаружив Брайана на полу, два санитара резко затормозили. Глаза у него горели безумным огнем, а стоны заглушала натянутая простыня.

— Да он вообще спятил! Подержи его, — попросил один, закрывая окно. — Я смирительную рубашку принесу.

Но он не успел: завыли сирены.





Глава 23




Всех спешно эвакуировали в подвал — санитарам было чем заняться. Шли дни, Брайан убедился, что о том происшествии они так и не доложили, и благодарил Бога за то, что на него не успели надеть смирительную рубашку. В таком случае он стал бы легкой добычей.

В результате бомбардировок Фрайбурга окрестности не пострадали.

У самой площади стали возводить бараки поменьше — судя по всему, чтобы разгрузить отделения. А значит, бежать в ту сторону и думать нечего. Кроме того, на всех заборах появились фарфоровые изоляторы и таблички с предупреждениями. За исключением этого и напряженных лиц работников больницы, все было по-старому. Для всех, кроме самого Брайана.

Следующие двое суток он не спал. Несмотря на тот жуткий случай и осложнения после сеанса электрошоковой терапии, он чувствовал прилив сил и решимости. Хотя симулянты все время не спускали с него глаз, говорили с ним злобно и угрожали, в сложившейся безнадежной ситуации Брайан не чувствовал ни страха, ни бессилия.

Лежащий на соседней кровати красноглазый участливо и дружелюбно ему улыбался, час за часом лежал на боку, веселился и с любопытством его рассматривал. Когда Брайан попытался вспомнить ту историю, ему показалось, что именно красноглазый, вмешавшись, спас ему жизнь. Эхо крика до сих пор отдавалось у него в голове.

Красноглазый уже во второй раз пришел ему на выручку. Во время обхода Брайан обратил внимание на его имя. Звали его Петер Штих. Брайан улыбался в ответ, как будто их связывал утешительный и многообещающий союз.




Сестричка Петра постоянно поглядывала на Джеймса. Брайан редко ловил его взгляд, но чувствовал, что ему плохо. Но Петра тем не менее казалась довольной.

На следующий день во время обхода врачи долго что-то обсуждали в изножье кровати Джеймса. Потом его не раз водили на осмотр в кабинет чуть дальше по коридору.

Вопреки обыкновению, тем вечером врач весело пожал Джеймсу руку. Возле него как-то игриво переминалась с ноги на ногу Петра, скрестив руки на груди и смущенно улыбаясь. Они говорили с ним как обычно, а он не отвечал, хотя и смотрел им в глаза, будто все понимал.

Изменениям Брайан радовался. Стала появляться вера в то, что скоро на Джеймса можно будет рассчитывать при побеге.



Следующим вечером симулянты устроили вдумчивый и оживленный спор. Говорили все. Высказался даже красноглазый, а потом лег, уставившись в потолок и бесстрастно комментируя слова остальных. Брайану показалось, что он над всеми насмехается и что его решили оставить в покое из-за его болезни и грубых выходок. Каждый раз, когда Брайан смотрел на Джеймса, тот казался ему недовольным.

Брайан не придал этому значения.

Новенькая медсестра включила в палате свет, из-за чего шепот мгновенно стих. Затем она придержала дверь перед незнакомым офицером — за ним, широко улыбаясь, шел доктор Тирингер. Молодой офицер обратился к палате с краткой речью, а потом пожал руку медсестре и врачу. Потом щелкнул каблуками и вскинул руку в нацистском приветствии. Они снова вышли из палаты.

Судя по всему, случившееся имело отношение к симулянтам, и они продолжили тихо перешептываться — что удивительно, эти звуки Брайана буквально усыпили.

Молодой офицер поступил в госпиталь одновременно с ним. Ему стало заметно лучше, и теперь его можно отправлять на поле боя — скорее живого, чем мертвого, скорее здорового, чем больного. Хороший пример для них всех.

Мысли сливались в одну, растворялись голоса. Перерезаны все линии связи. Висевший над ним шнур для звонка сорвали. У Джеймса его вообще не было. Когда Брайан уже почти проваливался в сон, молодой офицер вскинул руку в последний раз.

А затем Брайан уснул.



Каждый металлический звук о чем-то рассказывает. Когда от бомбардировщика B-17 отваливается крыло, звук не такой, как когда трескается фюзеляж. Тяжелый молот бьет по маленькому гвоздику не так, как маленький молоток по большому гвоздю. Полностью растворяясь в металлических предметах, звук рассказывает о своем путешествии. Но этот звук — металлический и звонкий, но новый — расшифровать было трудно. Веки у Брайана отяжелели — ему пришлось некоторое время потерпеть, не получив ответа. По беловатому свету он понял, что снова наступил день и что ночь он пережил. Казалось, комната изменилась.

По мере того как навязчивый, резкий звук становился все четче, у него перед глазами возникла пыхтящая и гудящая машина времени. Как выдумка Уэллса или космический аппарат — из тех, что он, распираемый детским любопытством, исследовал в вагончиках у уличных артистов или на ярмарках, заплатив всего пенни.

Брайан открыл глаза. Комната была ему незнакома.

Рядом с его кроватью стояла еще одна. Больше кроватей в палате не было. У края второй кровати висела прозрачная колба, соединенная с трубкой. По ней непрерывно скользили мелкие бело-желтые капли. Емкость была заполнена на четверть. Накрытый одеялом человек прерывисто и неровно дышал. Лица Брайан не разглядел — его наполовину скрывала маска.

По другую сторону соседской кровати стоял кислородный баллон, подсоединенный к маске. Над кроватью — выкрашенная зеленой краской полка; стоявший на ней вентилятор выпускал тепловатый, влажный воздух. Его искривленная лопасть и была источником металлического звука.

Казалось, это помещение изолировано от больничной жизни — нет неприятных запахов, безумств и обычной для больницы скудной обстановки.

Брайан осмотрелся. В палате их всего двое. На полу — ковер. Стены увешаны картинами. Гравюры с религиозными сюжетами контрастировали с убранными в рамки фотографиями манерных молодцев и девиц Третьего рейха, стоящих в изысканных и гордых позах.



Перевод в другую палату Брайану показался странным. Несомненно, ему досталась кровать, которую освободил недавно выписанный офицер. Но почему ему? Неужели кто-то, почуяв неладное, убрал его подальше от мучителей? Или он теперь под особым наблюдением?

Палата располагалась напротив той, откуда его перенесли. Лица персонала были ему знакомы.

В лице сестры Петры он не увидел ни единого повода для беспокойства. Она была, как всегда, веселой и услужливой, улыбалась и трепала его по щекам, уважительно и весело болтая без умолку, — все это говорило о том, что его выздоровление шло полным ходом. Брайан принял решение. Признаки улучшения она заметит. А двигаться он сможет свободнее.

Но случится это не слишком резко.

Во время визита в туалет ему открылся новый мир. Ширина коридора, проходившего мимо палаты Джеймса, — целых три метра. Двери располагались не очень далеко друг от друга, — наверное, кроватей в каждой палате немного. С его стороны коридора их палата располагалась ближе всего к торцу здания. За ней шла маленькая палата, а потом — еще одна двухместная. Дальше по коридору — смотровая, туалеты и душевая. Там проходила граница его мира. До самого конца коридора он не добирался. По другую сторону коридора была еще одна палата — по размерам такая же, как у Джеймса.

В старой палате распределение ролей, очевидно, осталось прежним. Крёнер опять занял место услужливой сиделки, — судя по всему, никто не возражал. А значит, он мог свободно ходить по палатам как сотрудник.

Брайан предпочел бы, чтобы это был кто-нибудь другой.





Глава 24




Петра Вагнер была дальней родственницей гауляйтера Вагнера. Сообщать этот факт необходимости не было: фамилия довольно распространенная.

Получив назначение, она полюбила Шварцвальд и его окрестности. В больнице она обрела свое место, хотя грубые манеры военных для нее все еще оставались чуждыми. Все ее немногочисленные подруги, которых позволяла иметь тяжелая работа, тоже работали в госпитале, и в спокойные минуты, проведенные в корпусе для персонала за вязанием кружев и девичьими беседами, ей казалось, что она дома, — Петра редко ощущала, что идет война.

В отличие от нее, почти все подруги грустили по ушедшим на войну возлюбленным, по умершим, пропавшим и искалеченным родным. Жили они в ненависти и страхе. Но хоть на плечи Петры и не давила грусть, нельзя сказать, что она не жила. Даже совсем наоборот.

В госпитале часто случались нарушения, и Петре это не нравилось. Эксперименты с новыми лекарствами, скоропалительные решения, странные диагнозы и неприкрытые притеснения. Здесь действовал один порядок, подразумевавший субординацию и подчинение законам военного времени; хоть это ее и мучило, его частью были казни дезертиров и симулянтов — точно так же как и время от времени случавшиеся убийства из жалости. С этой реальностью ей доселе соприкасаться напрямую не доводилось, хотя она ухаживала за пострадавшими бедолагами.

Петра не переставала удивляться тому, что пациенту, которого прозвали сиамским близнецом, удалось так долго и безнаказанно симулировать болезнь. Она никогда его не подозревала — словно маленькая обезьянка, он бродил, держа своего брата-близнеца за руку. Когда его разоблачили и случилась та история с таблетками, ей пришлось посмотреть на окружающих другими глазами.