Дом алфавита

Человек-календарь не вполне оценил серьезность намерений широколицего и даже не сдвинулся. После третьего хлопка Ланкау сжал кулак и погрозил Человеку-календарю:

— В следующий раз руку я распрямлять не буду, ты понял? Вот так! Ты идешь?

— И как, по-твоему, к этим перемещениям отнесутся медсестры? — устало произнес Крёнер. — Ты теперь еще сам решать будешь, где лежать?

— Они и не заметят, если медкарта лежит где положено. Всё!

Открыв держатели для карт, он повернулся к Дитеру Шмидту, снова оказавшемуся его соседом:

— Итак, гномик, мы опять стали маленькой семьей! И теперь, собрат, ты ответишь на наши вопросы! Выкладывай, где Почтальон и что, во имя дьявола, тебе известно о его планах. Потом можешь рассказать, что нам с этими двумя ублюдками делать!

Не сводя глаз с Дитера Шмидта, широколицый указал на пустую постель Брайана и вытянул большой палец в сторону Джеймса:

— Эти два ублюдка слишком много знают, тут я согласен. В данный момент именно они наша главная проблема. — На мгновение он перевел взгляд на Джеймса — тот лежал с закрытыми глазами и неглубоко дышал. — А что делать, если этот глупец фон Лейен опять попытается сбежать? Думаешь, Почтальон мне это расскажет?

— Естественно.

Дитер Шмидт смотрел на него холодно.

— А я, черт возьми, считаю, что об этом ты нам должен рассказать!

Ланкау предупредили раздавшиеся в коридоре шаги. Когда к ним вошла сестра Петра, все лениво разлеглись. На то, что Ланкау оказался на другой постели, она внимания не обратила. Интересовал ее только Джеймс.



В ту же ночь симулянты возобновили перепалку про ценности в грузовом вагоне и Почтальона. И про Брайана.

Дело приняло скверный оборот. Джеймс едва мог пошевелиться. Казалось, тошнота не уйдет никогда. У него началась лихорадка. Раньше Брайана никогда не забирали на процедуры так надолго. Заволновалась вся палата. Естественно, по разным причинам.

С одной стороны, Джеймс от всей души желал, чтобы Брайан поскорее вернулся — целым и невредимым. Обычно сеанс шоковой терапии занимал столько времени, если у пациента начинались судороги. В таком случае на него уходила еще пара часов. Но с другой стороны, Брайана могли перевести в другое отделение. И хотя это означало разлуку и неизвестность, в конечном счете для Брайана так лучше.

Проходили часы, и симулянты все больше настраивались убить Арно фон дер Лейена, как только его приведут. Перешептывание действовало Джеймсу на нервы. Сам он тоже стал предметом их тихой дискуссии, но в данный момент они явно чувствовали, что он под надлежащим контролем. Красноглазого и Человека-календаря они вообще не замечали.

Вопреки обыкновению, самым молчаливым оказался Крёнер. Ланкау предложил обмотать вокруг шеи Брайана простыню и вытолкать его из окна. Крёнер заворчал и помотал головой. Перевели их всего несколько часов назад. Самоубийство в маленькой палате — сомнительное предприятие.

— Допрашивать будут всего шестерых, — произнес он наконец. — Вы правда уверены, что выдержите перекрестный допрос?

А потом застыл Крёнер. Ответ пришел с неожиданной стороны.

— Я выдержу!

В темноте раздался новый голос — властный и ледяной. В палате даже как будто стало светлее.

— А вот выдержите ли вы, уже сомнительно.

Заговорил лежавший ближе всего к Джеймсу человек — сосед Брайана, невзрачный, угловатый, с красными глазами — Петер Штих.

— Господа, рад вас поприветствовать: наше знакомство долгое время было односторонним.

Судя по звукам, доносившимся с кроватей Крёнера и Ланкау, они уже сели. Джеймс не сводил глаз со Штиха.

— Стойте где стоите, герр штурмбаннфюрер!

Услышав обращение по воинскому званию, Дитер Шмидт остановился перед кроватью Джеймса.

— Вы прекрасно справились. Я очень доволен вашей верностью и немногословностью. Благодаря вам мы сильно продвинулись к цели. Возвращайтесь на свое место. А что касается вас, господа, — произнес он, отмечая, что к нему приковано внимание всей палаты, — раз уж мы так далеко зашли, разрешите представиться. Вы уже наверняка поняли: я и есть тот самый человек, кто столь долгое время преследовал вас в мыслях как Почтальон.

Эффект он произвел неожиданно слабый. Доносившееся с кровати Хорста Ланкау ворчание тут же прервал Крёнер:

— Вот как! Глядите-ка! Отборное общество у нас тут образовалось!

Крёнер кивнул красноглазому без малейшего удивления:

— Личину сбросил сам предводитель. Надо сказать, замаскировался он занятно. И очень хорошо!

— Так будет и впредь. — Иронию Крёнера Почтальон проигнорировал. — Как уже было сказано, общество у нас отборное. Нужно ли напоминать, что у того, кого вы, господа, намереваетесь препроводить в другой мир, в этой палате самое высокое звание? Разумеется, я ваше мнение разделяю. Арно фон дер Лейен ведет себя не как сумасшедший. На самом деле я тоже уверен, что он абсолютно здоров, как вы, господа, да и я сам. Я видел, как он делает то, чем ему заниматься не следовало бы. Например, таблетки прячет! Но если говорить о фон дер Лейене, нам стоит учесть другую загвоздку. Сомневаюсь, что заслуги оберфюрера фон дер Лейена известны вам так же хорошо, как и мне.

— Да он тот еще козел! — Ланкау фыркнул. — Умненький мальчик: из тех, что стоят и смотрят, как другие дерутся, а себе потом заслуги присваивают!

Насмешка Ланкау касалась всех, кто был выше его по званию. В палате единственным таким человеком оказался Арно фон дер Лейен.

— Этого козла поймать было легко. Как испуганную собачонку!


— Может быть. Но да будет вам известно: он тот еще приспособленец. Задницы лизать он, естественно, умеет, но, кроме того, он преданный — настоящий нацист. И что немаловажно, должен я добавить, одно из доверенных лиц Гитлера. Для Берлина — святой. Но несмотря на весь этот внешний блеск, я остаюсь при своем мнении: вам надо радоваться, что поймать его оказалось так легко, герр штандартенфюрер Ланкау. Тот Арно фон дер Лейен, кого я знаю, не только вундеркинд — он и убивать прекрасно умеет.

Красноглазый медленно огляделся и утвердительно кивнул. На него с сомнением и неодобрением смотрел Ланкау.

— Да-да, дорогой мой штандартенфюрер. А как, по-вашему, этот парень оказался там, где он сейчас? Могу вас заверить: Арно фон дер Лейен еще бриться не начал, а уже дослужился до места в личной охране нашего фюрера. «Мертвая голова», и все такое. Не всем в столь юном возрасте удается так высоко забраться. Каков юноша! А еще — герой войны. Как и полагается, на его орденах есть кровь. Из-за положения ему оказывают особое внимание. Без него вряд ли кто-то из нас оказался бы здесь. Это мы ничего не значим, а вот он человек важный. Мы всего лишь его соседи по палате, декорации! Понимаете, господа?

Джеймса ужаснули холод и невыразительность голоса Почтальона. Целыми месяцами он в тишине оценивал своих врагов и друзей. Он был кукловодом. Джеймс даже вздрогнул от мысли, что мог чем-то выдать себя.

— Мне известны не только заслуги Арно фон дер Лейена, — подчеркнул Почтальон. — Однажды я его видел, но это было давно, и тогда я почти не обратил на него внимания. А теперь самое интересное! Не могу утверждать, что Арно фон дер Лейен, которого я видел, и тот, кто здесь лежит, — один и тот же человек. Я совсем не уверен, что эта физиономия мне попадалась до того, как мы оказались в больнице. Как вы понимаете, у меня есть сомнения!

Он шикнул на пытавшегося вмешаться Крёнера. Джеймс затрясся. Простыня пропиталась потом. Хуже и придумать нельзя. Появились сомнения насчет Брайана. Даже Крёнера заставили притихнуть.

Неприятно то, что он вообще такое позволил.

— Итак, рассуждать надо здраво и все учесть. И вам, господа, стоит быть крайне внимательными! Что хуже? То, что он совершит самоубийство с нашей помощью и тем самым исчезнет — и впоследствии, возможно, нас будут пытать? Или то, что однажды выяснится, что он предатель и симулянт? Если мы оставим его в живых и он действительно тот самый Арно фон дер Лейен, то все в порядке. Ну, за исключением того, что он слишком много знает о наших планах, — все потому, что вам, господа, очень надо было по ночам пошептаться. Если он не Арно фон дер Лейен, то все равно слишком много знает. Если окажется, что он притворяется, вряд ли служба безопасности не начнет и нас подозревать. Будут в нашем прошлом копаться. Поэтому мне и пришлось выручить его из истории со ставнями! Уверен: если бы его тогда разоблачили, он бы поквитался за то, что вы, господа, сорвали его побег. И наши судьбы снова самым неподходящим образом переплелись бы с его судьбой.

Он огляделся. Слушатели стиснули зубы.

— Да-да! В общем, та еще дилемма. Я за ним с первого дня наблюдаю. По-моему, он неуравновешенный, молодой, растерянный. Сложно определить, Арно фон дер Лейен это или нет, но если это не он, не думаю, что он продержится до самого конца.

Он оглядел всех:

— Скажу по себе: боль — это возбуждающий танец новых ощущений, если можно так выразиться. Помогает исследовать тело. Но это же не значит, что у всех так.

Побледневший Дитер Шмидт пожал плечами.

— Я прав? — завершил беседу Почтальон.

Очевидно, Ланкау, в отличие от Дитера Шмидта, Почтальоном не восхищался. Но Крёнер с положением вещей смирился.

— Молчи, Ланкау! Нам известно, что у тебя на уме, — призвал Крёнер, когда Ланкау заворчал. — С этого момента мы вместе. Ты с нами?

— Давайте договоримся, — ровно предложил Почтальон, — что так называемого фон дер Лейена из нашего несчастного мира проводит именно герр штандартенфюрер Ланкау — человек действия.



Когда Брайана привели в палату, к его убийству фактически все было готово.

— Ланкау, его простыню брать нельзя! Они же все увидят, когда будут укладывать его в постель. Бери свою, если непременно хочешь сейчас подготовиться, — шипел Крёнер. — Потом всегда поменять успеешь!

— Давайте подождем, пока он вернется. И возьмем его простыню.

Почтальон с улыбкой смотрел на Джеймса:

— Верно, герр штандартенфюрер Пойкерт?

Джеймс не ответил и продолжал пялиться в никуда. У него кровь стыла в жилах.

— Мне не нравится, что он все видит. — Ланкау с ненавистью посмотрел на Джеймса.

— Он нас не сдаст. Не знаю почему, но не сдаст, — кивнул красноглазый. — С ним вы, господа, отлично справились.

Джеймс смотрел на елки и стал неосознанно их пересчитывать. Закончив, начал считать сначала. Столь необходимое ему спокойствие являться не спешило.

Как он и предполагал, после сеанса электрошоковой терапии у Брайана начались судороги. Наблюдали за ним всю ночь. Пройдет немало времени, прежде чем он сможет защищаться. Джеймс понятия не имел, что делать. Он едва не терял сознание. Истощенный и измученный — как душевно, так и физически.

Пока медсестры разносили ужин по палатам дальше по коридору, Ланкау отжал в раковине простыню Брайана. Тонкая и тугая, она лежала у Брайана под одеялом, одним концом привязанная к изголовью.

Медсестры его кровать уже заправили. Пока Арно фон дер Лейен не очнется, подходить к нему они не будут.

— А разве это правильно? Ну, самоубийство. Может, нам его просто вышвырнуть? — задумчиво спросил Ланкау. — Как будто он сбежать пытался. Отсюда же недалеко до елок по другую сторону забора. Если как следует от подоконника оттолкнуться, вполне можно там приземлиться.

— И? — Казалось, ответа Почтальон не ждет.

— И разумеется, прыжок окажется неудачным.

Почтальон пожевал щеки изнутри:

— Если из нашей палаты кто-то попытается сбежать, будет расследование. И это не говоря уже о том, что окна будут на замке. Если вдруг потребуется, этот путь для нас окажется закрыт. А что, если он после падения выживет? Нет уж, когда стемнеет, мы его повесим.

Только у Джеймса над изголовьем не было шнура для звонка. По центру шестиместной палаты его разместили временно. Дело приобрело удручающий оборот. Если он попытается помешать их планам, то закончит как Брайан. А сейчас все силы уходили на то, чтобы не потерять сознание.

Требовалась помощь из внешнего мира. Вот о чем он должен думать.

Но если обнаружат импровизированную веревку, немедленно начнется расследование, и целиком исполнится мрачное пророчество красноглазого. Лишь сестра Петра могла предотвратить катастрофу и высказать правильные сомнения.