Долина
Часть 21 из 75 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Не волнуйся, приятель, твой сын в полном порядке: он спит.
– А он… не спрашивал, как у меня дела?
Молчание.
– Знаешь, – секунду спустя ответил Венсан, – ведь он у нас пробыл всего две ночи, да и наши дети и Шарлен с ним все время играют. Он еще не успел ощутить, что тебя нет рядом, Мартен. Но время придет, и через несколько дней ему начнет тебя недоставать.
«Пляска смерти», – подумал он.
В боковом нефе клироса располагался триптих со створками два на восемь метров. На нем была изображена Смерть в виде множества скелетов с косами. На скелетах болтались какие-то грязные лохмотья. Каждый из них танцевал вокруг одного из персонажей триптиха, мучая его и что-то шепча ему на ухо. Тут были представлены все классы общества: король, епископ, рыцарь, бедняк и богач, юноша и старик, шут… И все умоляли Смерть не трогать их. Но Смерти до них не было никакого дела: она всех увлекла в хоровод, в котором все равны, чего никогда не бывает в мире живых. Для нее не существовало ни пола, ни возраста, ни ранга.
– Эта живопись датируется пятнадцатым веком, – сказал голос за спиной. – Тогда такие сюжеты были очень популярны.
Сервас кивнул главе аббатства, не отрывая взгляда от картины. Аббатство уже погрузилось в темноту, только несколько свечек еще горели, распространяя вокруг запах воска. Вверху своды центрального нефа терялись во мраке, поднимаясь к неясным очертаниям каменных колонн, туда, где в головокружительной высоте, вдали от людей и близко к Богу, они надеялись ощутить Его присутствие. Удавалось им или нет? Эта темнота и тишина заставляли каждого вглядеться в себя и в свое одиночество. И осознавать, что все мы – не более чем атомы, короткие всплески энергии, которые быстро погаснут в вечном безмолвии.
Вернувшись в аббатство, Сервас понял, что спать совсем не хочет, и, поговорив с Леа и Венсаном, решил осмотреть аббатство: ведь пока у него не было ни минуты, чтобы полюбоваться его внутренним убранством.
– Эти «пляски смерти», – продолжал аббат, – были задуманы как предупреждение власть имущим и как источник надежды для бедняков. И еще как призыв вести жизнь ответственную и благочестивую. Есть еще «Vado mori», «Иду к смерти», стихотворения на латыни, в которых люди той эпохи сетуют на то, что должны вскоре умереть. Когда я сегодня вижу на телеэкране стареющих знаменитостей, у которых и во взглядах, и в речах сквозит страх скорой смерти, я всегда думаю о «Vado mori».
Значит, у отца Адриэля тоже есть телевизор.
– А что вы скажете насчет чашечки травяного отвара от нашего аптекаря? Пойдемте со мной, у меня в кабинете есть все необходимое.
Сервас двинулся вслед за ним. Они вышли из церкви, прошли по одной из галерей внутреннего двора и поднялись по лестнице на вторую галерею, которая нависала над двором и смотрела на высокую восьмиугольную башню, освещенную луной.
На дубовом столе уже дымились две фарфоровые чашки. По-видимому, аббат не предполагал, что гость может отказаться от целебного отвара.
– Отвар из липового цвета, цветов апельсина и лаванды, – сказал аббат. – Приготовлен по рецепту, который наш брат держит в строгой тайне.
– Благодарю вас, – сказал Сервас, тяжело опустившись на стул с высокой спинкой.
Он поднес напиток к губам: вкус был даже приятный.
– Я только что узнал, что подруга моей приятельницы тяжело и неизлечимо больна, – сказал он вдруг. – А нынче утром я видел труп совсем молодого парня, убитого чудовищным способом. Еще одна из моих приятельниц работает в детской больнице, где лечат детей со страшными диагнозами. Как, по вашему мнению, отец мой, Господь оправдывает подобные ужасы?
Аббат долго и пристально на него глядел, не отводя глаз. Наверное, спрашивал себя, в каком диком лесу родился этот сыщик с такими крамольными взглядами, чуждыми служителю культа.
– Да, – произнес он. – Так называемые теодицеи, то есть рациональные теологии, пытаются объяснить видимые противоречия между существованием Бога и существованием Зла. Но поскольку сказано, что Бог вездесущ и благ, то как тогда может существовать Зло?
Глаза аббата сверкнули, в их черных зрачках на миг отразился свет настольной лампы.
– Аргументов множество, – продолжал он. – Аргумент сатанический, к примеру: Господь желает человечеству добра, но Сатана, восстав против него, внедрил в этот мир Зло.
– На этот аргумент его противники отвечают, что, если уж Бог создал все в этом мире, значит, создал и Сатану.
Аббат коротко взмахнул рукой.
– Я в таких дебатах не участник, – сказал он. – Приверженцы аргумента сатанического веками доказывали, что Люцифер, ангел, несущий свет, стал Дьяволом добровольно, поскольку Бог, который есть Любовь, предоставил ему полную свободу действий. Есть еще аргумент скрытой гармонии, аргумент онтологический, аргумент свободы воли, аргумент…
– И все они неубедительны, – ответил Сервас. – Вам известно, отец мой, что за последнее время в интернете участились упоминания о насилии над детьми? Педофилы смотрят на детей как на средство наживы и понуждают их к сексуальным контактам. Как ваш Бог оправдывает такие вещи?
Лицо аббата помрачнело.
– Мы утратили чувство греха, понятие о Добре и Зле, – резко ответил он. – Греха никто не видит, и никто не распознает, что грешно, а что нет. Мы слишком желали себя оправдать, избавить от ответственности, найти какие-то медицинские или социальные объяснения…
Сервас вспомнил, что говорил о своем сыне Марсьяль Хозье.
– Стремясь облегчить свою совесть и упростить прощение, мы отказываемся называть Зло Злом и отдаем свои души в его распоряжение.
В ночной тишине его слова падали, как снежные хлопья на унылый пейзаж: извечное поле битвы, которая каждый день разыгрывается между силами Добра и силами Тьмы.
– А ведь вы, кажется, интересуетесь такими вещами, хотя вы и неверующий человек. Я вот верю в монстров, которые дожидаются своего часа, притаившись в глубинах нашего сознания. Я верю в сумрак, который пытается задушить свет. Я верю в могущество Слова и Любви как антидотов от Зла. А вы, капитан, во что верите вы?
Сервас пристально посмотрел на аббата.
– Я верю в свободу выбора и в личную ответственность, – заявил он. – И еще в честь и достоинство.
– Этот оползень… – прозвучали в наступившей тишине слова священника, – мне сказали, что сначала прозвучал взрыв, словно кто-то его хотел спровоцировать. И это очень тревожно. Особенно после… убийства, как вы думаете? Вы не находите, что между этими двумя событиями есть связь?
– А вы сами, отец мой, что об этом думаете? – спросил Сервас, отметив про себя, что новости здесь распространяются очень быстро и что аббат умеет сложить два и два.
Отец Адриэль взглянул на него, и глаза его хищно сверкнули. И в этом взгляде вдруг возник темный отсвет.
– А сам я думаю, что кто-то собирается действовать так, словно он и есть Бог. Вот что я думаю.
Среда
22
Когда на следующее утро Сервас открыл глаза, его келья была залита солнечным светом, по яркости не уступавшим сверхновой. Он взглянул на телефон и выругался: восемь часов утра! Колокол, призывавший монахов к первой службе, накоротко выдернул его из сна в четыре часа, но он так устал, что снова заснул.
Он в спешке принял душ, быстро собрал вещи и отправился на поиски аббата.
– Итак, дело решенное: вы нас покидаете? – сказал тот.
Вид у аббата был искренне разочарованный.
– Мне удобнее переехать в город. В интересах следствия…
– Да-да, конечно, – одобрительно кивнул отец Адриэль, но было понятно, что его нелегко провести. – Но вы будете к нам заглядывать?
Они обменялись теплым рукопожатием.
– Я на это надеюсь. Благодарю за гостеприимство, отец мой, и за то, что уделили мне столько времени.
Сервас повернул к Эгвиву, припарковался у пешеходной зоны в центре города и кое-что себе купил: нижнее белье, несколько футболок на смену, джинсы, шерстяной пуловер на вечернюю прохладу, две рубашки и прежде всего – зубную щетку и пасту. В аббатстве он чистил зубы мылом, к тому же у него кончился запас антиникотиновой жвачки. После этого он отправился в «Отель у вершин».
– У нас осталась всего одна комната, под самой крышей, – устало ответила женщина средних лет, словно ей было невыносимо видеть свой отель заполненным. – Обычно мы ее не сдаем, но, учитывая обстоятельства… Я распоряжусь, чтобы ее проветрили и убрали. Через час будет готова.
– Привет, – послышался рядом чей-то голос.
Он посмотрел вниз и увидел кудрявого мальчугана, который прислуживал им с Ирен накануне.
– Привет, Матис. А почему ты не в школе?
– Математичка не может приехать из-за оползня, – ответил мальчик. – Коллеж ищет кого-нибудь на замену.
– Они хотят пригласить другого учителя, который живет здесь, – пояснила мать Матиса. – Но для этого им надо все организовать.
– А лично мне и не к спеху, – заметил Матис, барабаня пальцами по клавиатуре планшета.
Дожидаясь, пока ему приготовят комнату, Сервас отправился в жандармерию и обнаружил там Ангарда. Новости были скверные: ремонтники оценили ущерб и решили, что на починку дороги уйдет не меньше нескольких недель, а может, и целый месяц.
– Даже так? – удивился Сервас.
– Надо расчистить завал размером в десять тысяч кубов, а для этого нужны пятьсот грузовиков. К тому же надо укрепить склон, чтобы в непогоду на дорогу не обрушилось еще несколько тысяч кубов земли, камней и обломков скал… Как в Андорре, где пришлось работать две недели, чтобы расчистить дорогу, и задействовать четыре экскаватора и двадцать рабочих. Дорога там была более важная, чем у нас: четыре тысячи машин в день… Тут еще вот какое дело, – озабоченно прибавил Ангард.
Сервас взглянул на него.
– Наверху нашли следы взрывчатки: это явно криминал…
«Ну, вот вам и сюрприз», – подумал Сервас. А где-то недалеко рыскал тот, кто дергал за ниточки. И пока все они оказывались его марионетками. А он всегда был по крайней мере на шаг впереди… И в этой долине, где всем все известно, он был в курсе каждого их движения. Сервас услышал стрекот винта, взбивавшего воздух, и посмотрел в окно. Сквозь плексиглас кабины он различил силуэт пилота.
– Вертолеты начали летать, – прокомментировал Ангард. – Всем вдруг срочно понадобилось выехать из долины, но трафик ограничили четырьмя полетами в день.
Створки застекленной двери раздвинулись.
– Вот вы где, – сказала Циглер, входя в жандармерию и посмотрев на часы. – Через пять минут по видео начнут показывать вскрытие. Куда пойдем смотреть?
Все выбрали кабинет Ангарда, у которого на компьютере стояла программа видеоконференции. На экране появились два силуэта в зеленых блузах. В одном из них Сервас узнал высокую, стройную брюнетку: доктора Фатию Джеллали. Она возглавляла институт судебной медицины в Тулузе. То, что она здесь, новость отличная: доктор Джеллали была очень компетентным и преданным делу специалистом. В ее темных, таких же черных, как и волосы, глазах вспыхнуло удивление.
– Мартен? Вот уж не ожидала вас здесь увидеть… Я полагала, что это расследование ведет ведомство жандармерии?
Он уловил то, что читалось между строк: «А разве вы не отстранены?»
– Я здесь случайно, – сказал он, – и никакого отношения к расследованию не имею. Дело поручено Региональной службе полиции, и ведет его капитан Циглер. Но, поскольку мы когда-то работали вместе, она попросила меня… бросить взгляд.
– А он… не спрашивал, как у меня дела?
Молчание.
– Знаешь, – секунду спустя ответил Венсан, – ведь он у нас пробыл всего две ночи, да и наши дети и Шарлен с ним все время играют. Он еще не успел ощутить, что тебя нет рядом, Мартен. Но время придет, и через несколько дней ему начнет тебя недоставать.
«Пляска смерти», – подумал он.
В боковом нефе клироса располагался триптих со створками два на восемь метров. На нем была изображена Смерть в виде множества скелетов с косами. На скелетах болтались какие-то грязные лохмотья. Каждый из них танцевал вокруг одного из персонажей триптиха, мучая его и что-то шепча ему на ухо. Тут были представлены все классы общества: король, епископ, рыцарь, бедняк и богач, юноша и старик, шут… И все умоляли Смерть не трогать их. Но Смерти до них не было никакого дела: она всех увлекла в хоровод, в котором все равны, чего никогда не бывает в мире живых. Для нее не существовало ни пола, ни возраста, ни ранга.
– Эта живопись датируется пятнадцатым веком, – сказал голос за спиной. – Тогда такие сюжеты были очень популярны.
Сервас кивнул главе аббатства, не отрывая взгляда от картины. Аббатство уже погрузилось в темноту, только несколько свечек еще горели, распространяя вокруг запах воска. Вверху своды центрального нефа терялись во мраке, поднимаясь к неясным очертаниям каменных колонн, туда, где в головокружительной высоте, вдали от людей и близко к Богу, они надеялись ощутить Его присутствие. Удавалось им или нет? Эта темнота и тишина заставляли каждого вглядеться в себя и в свое одиночество. И осознавать, что все мы – не более чем атомы, короткие всплески энергии, которые быстро погаснут в вечном безмолвии.
Вернувшись в аббатство, Сервас понял, что спать совсем не хочет, и, поговорив с Леа и Венсаном, решил осмотреть аббатство: ведь пока у него не было ни минуты, чтобы полюбоваться его внутренним убранством.
– Эти «пляски смерти», – продолжал аббат, – были задуманы как предупреждение власть имущим и как источник надежды для бедняков. И еще как призыв вести жизнь ответственную и благочестивую. Есть еще «Vado mori», «Иду к смерти», стихотворения на латыни, в которых люди той эпохи сетуют на то, что должны вскоре умереть. Когда я сегодня вижу на телеэкране стареющих знаменитостей, у которых и во взглядах, и в речах сквозит страх скорой смерти, я всегда думаю о «Vado mori».
Значит, у отца Адриэля тоже есть телевизор.
– А что вы скажете насчет чашечки травяного отвара от нашего аптекаря? Пойдемте со мной, у меня в кабинете есть все необходимое.
Сервас двинулся вслед за ним. Они вышли из церкви, прошли по одной из галерей внутреннего двора и поднялись по лестнице на вторую галерею, которая нависала над двором и смотрела на высокую восьмиугольную башню, освещенную луной.
На дубовом столе уже дымились две фарфоровые чашки. По-видимому, аббат не предполагал, что гость может отказаться от целебного отвара.
– Отвар из липового цвета, цветов апельсина и лаванды, – сказал аббат. – Приготовлен по рецепту, который наш брат держит в строгой тайне.
– Благодарю вас, – сказал Сервас, тяжело опустившись на стул с высокой спинкой.
Он поднес напиток к губам: вкус был даже приятный.
– Я только что узнал, что подруга моей приятельницы тяжело и неизлечимо больна, – сказал он вдруг. – А нынче утром я видел труп совсем молодого парня, убитого чудовищным способом. Еще одна из моих приятельниц работает в детской больнице, где лечат детей со страшными диагнозами. Как, по вашему мнению, отец мой, Господь оправдывает подобные ужасы?
Аббат долго и пристально на него глядел, не отводя глаз. Наверное, спрашивал себя, в каком диком лесу родился этот сыщик с такими крамольными взглядами, чуждыми служителю культа.
– Да, – произнес он. – Так называемые теодицеи, то есть рациональные теологии, пытаются объяснить видимые противоречия между существованием Бога и существованием Зла. Но поскольку сказано, что Бог вездесущ и благ, то как тогда может существовать Зло?
Глаза аббата сверкнули, в их черных зрачках на миг отразился свет настольной лампы.
– Аргументов множество, – продолжал он. – Аргумент сатанический, к примеру: Господь желает человечеству добра, но Сатана, восстав против него, внедрил в этот мир Зло.
– На этот аргумент его противники отвечают, что, если уж Бог создал все в этом мире, значит, создал и Сатану.
Аббат коротко взмахнул рукой.
– Я в таких дебатах не участник, – сказал он. – Приверженцы аргумента сатанического веками доказывали, что Люцифер, ангел, несущий свет, стал Дьяволом добровольно, поскольку Бог, который есть Любовь, предоставил ему полную свободу действий. Есть еще аргумент скрытой гармонии, аргумент онтологический, аргумент свободы воли, аргумент…
– И все они неубедительны, – ответил Сервас. – Вам известно, отец мой, что за последнее время в интернете участились упоминания о насилии над детьми? Педофилы смотрят на детей как на средство наживы и понуждают их к сексуальным контактам. Как ваш Бог оправдывает такие вещи?
Лицо аббата помрачнело.
– Мы утратили чувство греха, понятие о Добре и Зле, – резко ответил он. – Греха никто не видит, и никто не распознает, что грешно, а что нет. Мы слишком желали себя оправдать, избавить от ответственности, найти какие-то медицинские или социальные объяснения…
Сервас вспомнил, что говорил о своем сыне Марсьяль Хозье.
– Стремясь облегчить свою совесть и упростить прощение, мы отказываемся называть Зло Злом и отдаем свои души в его распоряжение.
В ночной тишине его слова падали, как снежные хлопья на унылый пейзаж: извечное поле битвы, которая каждый день разыгрывается между силами Добра и силами Тьмы.
– А ведь вы, кажется, интересуетесь такими вещами, хотя вы и неверующий человек. Я вот верю в монстров, которые дожидаются своего часа, притаившись в глубинах нашего сознания. Я верю в сумрак, который пытается задушить свет. Я верю в могущество Слова и Любви как антидотов от Зла. А вы, капитан, во что верите вы?
Сервас пристально посмотрел на аббата.
– Я верю в свободу выбора и в личную ответственность, – заявил он. – И еще в честь и достоинство.
– Этот оползень… – прозвучали в наступившей тишине слова священника, – мне сказали, что сначала прозвучал взрыв, словно кто-то его хотел спровоцировать. И это очень тревожно. Особенно после… убийства, как вы думаете? Вы не находите, что между этими двумя событиями есть связь?
– А вы сами, отец мой, что об этом думаете? – спросил Сервас, отметив про себя, что новости здесь распространяются очень быстро и что аббат умеет сложить два и два.
Отец Адриэль взглянул на него, и глаза его хищно сверкнули. И в этом взгляде вдруг возник темный отсвет.
– А сам я думаю, что кто-то собирается действовать так, словно он и есть Бог. Вот что я думаю.
Среда
22
Когда на следующее утро Сервас открыл глаза, его келья была залита солнечным светом, по яркости не уступавшим сверхновой. Он взглянул на телефон и выругался: восемь часов утра! Колокол, призывавший монахов к первой службе, накоротко выдернул его из сна в четыре часа, но он так устал, что снова заснул.
Он в спешке принял душ, быстро собрал вещи и отправился на поиски аббата.
– Итак, дело решенное: вы нас покидаете? – сказал тот.
Вид у аббата был искренне разочарованный.
– Мне удобнее переехать в город. В интересах следствия…
– Да-да, конечно, – одобрительно кивнул отец Адриэль, но было понятно, что его нелегко провести. – Но вы будете к нам заглядывать?
Они обменялись теплым рукопожатием.
– Я на это надеюсь. Благодарю за гостеприимство, отец мой, и за то, что уделили мне столько времени.
Сервас повернул к Эгвиву, припарковался у пешеходной зоны в центре города и кое-что себе купил: нижнее белье, несколько футболок на смену, джинсы, шерстяной пуловер на вечернюю прохладу, две рубашки и прежде всего – зубную щетку и пасту. В аббатстве он чистил зубы мылом, к тому же у него кончился запас антиникотиновой жвачки. После этого он отправился в «Отель у вершин».
– У нас осталась всего одна комната, под самой крышей, – устало ответила женщина средних лет, словно ей было невыносимо видеть свой отель заполненным. – Обычно мы ее не сдаем, но, учитывая обстоятельства… Я распоряжусь, чтобы ее проветрили и убрали. Через час будет готова.
– Привет, – послышался рядом чей-то голос.
Он посмотрел вниз и увидел кудрявого мальчугана, который прислуживал им с Ирен накануне.
– Привет, Матис. А почему ты не в школе?
– Математичка не может приехать из-за оползня, – ответил мальчик. – Коллеж ищет кого-нибудь на замену.
– Они хотят пригласить другого учителя, который живет здесь, – пояснила мать Матиса. – Но для этого им надо все организовать.
– А лично мне и не к спеху, – заметил Матис, барабаня пальцами по клавиатуре планшета.
Дожидаясь, пока ему приготовят комнату, Сервас отправился в жандармерию и обнаружил там Ангарда. Новости были скверные: ремонтники оценили ущерб и решили, что на починку дороги уйдет не меньше нескольких недель, а может, и целый месяц.
– Даже так? – удивился Сервас.
– Надо расчистить завал размером в десять тысяч кубов, а для этого нужны пятьсот грузовиков. К тому же надо укрепить склон, чтобы в непогоду на дорогу не обрушилось еще несколько тысяч кубов земли, камней и обломков скал… Как в Андорре, где пришлось работать две недели, чтобы расчистить дорогу, и задействовать четыре экскаватора и двадцать рабочих. Дорога там была более важная, чем у нас: четыре тысячи машин в день… Тут еще вот какое дело, – озабоченно прибавил Ангард.
Сервас взглянул на него.
– Наверху нашли следы взрывчатки: это явно криминал…
«Ну, вот вам и сюрприз», – подумал Сервас. А где-то недалеко рыскал тот, кто дергал за ниточки. И пока все они оказывались его марионетками. А он всегда был по крайней мере на шаг впереди… И в этой долине, где всем все известно, он был в курсе каждого их движения. Сервас услышал стрекот винта, взбивавшего воздух, и посмотрел в окно. Сквозь плексиглас кабины он различил силуэт пилота.
– Вертолеты начали летать, – прокомментировал Ангард. – Всем вдруг срочно понадобилось выехать из долины, но трафик ограничили четырьмя полетами в день.
Створки застекленной двери раздвинулись.
– Вот вы где, – сказала Циглер, входя в жандармерию и посмотрев на часы. – Через пять минут по видео начнут показывать вскрытие. Куда пойдем смотреть?
Все выбрали кабинет Ангарда, у которого на компьютере стояла программа видеоконференции. На экране появились два силуэта в зеленых блузах. В одном из них Сервас узнал высокую, стройную брюнетку: доктора Фатию Джеллали. Она возглавляла институт судебной медицины в Тулузе. То, что она здесь, новость отличная: доктор Джеллали была очень компетентным и преданным делу специалистом. В ее темных, таких же черных, как и волосы, глазах вспыхнуло удивление.
– Мартен? Вот уж не ожидала вас здесь увидеть… Я полагала, что это расследование ведет ведомство жандармерии?
Он уловил то, что читалось между строк: «А разве вы не отстранены?»
– Я здесь случайно, – сказал он, – и никакого отношения к расследованию не имею. Дело поручено Региональной службе полиции, и ведет его капитан Циглер. Но, поскольку мы когда-то работали вместе, она попросила меня… бросить взгляд.