Дочь торговца шелком

– Среди привычных вещей мне будет лучше.

Подготовив постель, Марк помог ей подняться по лестнице. При виде своей прекрасной комнаты, наполненной безупречным светом, Николь не сдержала слез.

– Тебе нравится? Я здесь немного прибрал.

Она покачала головой, не в силах справиться с эмоциями.

– А теперь полезай в постель. Я поставил у кровати свечу для темного времени суток. Но постарайся не открывать занавески и жалюзи, чтобы снаружи не увидели света.

– Кто-то может заметить, что окна днем открыты, а на ночь занавешены?

– Смоковница загораживает обзор. Не открывай окон, выходящих на улицу перед домом.

– Ты вернешься?

– Пока нет.

Николь дотянулась до руки Марка:

– Прошу тебя, не уходи.

– Николь, поверь мне, я не хочу уходить, но у меня нет выбора. Я оставлю тебе запас еды, а если сможешь сама добраться до ванной, все будет нормально. Прошу тебя, помни о своем состоянии. Тебе нужен отдых, так что оставайся наверху и веди себя тихо. Дом должен выглядеть покинутым. Как я и сказал, можешь приоткрыть окно, но только когда стемнеет.

Когда Марк ушел, Николь легла в постель и подумала, что так никому и не рассказала об увиденном в ночь бала – ни Сильвии, ни Чану, ни Марку. В его отсутствие эти мысли угнетали ее. Николь понимала, что дорога на юг, голод и тяжелая жизнь с театральной труппой подорвали ее здоровье, но не желала валяться в кровати. Николь ходила вверх и вниз по лестнице, чтобы вернуть ногам силу, потом осторожно прогулялась по дому. В тусклом свете она рассматривала комнаты, думала о семье, водя ладонями по вещам родных, будто могла тем самым установить с ними связь: она касалась прекрасных ширм Сильвии, дубового стола отца, старого кресла Лизы. Удивительно, что мебель не упаковали и не отправили во Францию, но, может быть, Сильвия намеревалась вернуться? Сколько же воспоминаний хранили стены этих комнат! Увидит ли она вновь свою семью? Николь зашла в крохотную аквамариновую ванную, о которой столько мечтала в пути, и открыла шкафчик Сильвии. Внутри стояли баночка с кремом для лица и флакон с духами. Никаких таблеток. Николь взяла флакон, понюхала, и ей стало так тоскливо, что снова навернулись слезы.

Вернувшись в спальню, девушка присела перед старым книжным шкафом и провела ладонью по корешкам любимых книг. Достала одну и принюхалась, повторила то же с тремя другими и наконец выудила самую дорогую ее сердцу книгу детства: «Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт. Она напомнила о прежней жизни в Хюэ, где Николь впервые ее прочла. Ввернулись мысли о старом доме. Николь пролистнула несколько страниц и с удивлением обнаружила конверт. Неужели она оставила тут незаконченное письмо? Однако оно было запечатано. Николь вскрыла конверт и развернула листок бумаги.

Chérie,

не знаю, где ты была и прочтешь ли мое послание, но только ты можешь заглянуть в эту книгу. Если ты читаешь мое письмо, значит ты жива и вернулась домой. Видишь ли, я знаю, что ты делаешь. Всегда так было. Больше, чем ты догадываешься.

Мы ждали тебя сколько могли, но в Ханое все изменилось. Тянуть дальше было нельзя. Папа выполнил свои обязательства перед государством, но сложно понять, кому верить, а кому нет, и он принял непростое решение – уехать, никому ничего не рассказав.

Я отправилась с папой в Париж, чтобы помочь ему устроиться на новом месте. С того времени, как у него случился сердечный приступ, он неважно себя чувствует. Может, ты об этом ничего и не знаешь. Мы смогли продать особняк Дюваль на Поль-Берт, пусть и за десятую долю настоящей стоимости. Этих средств хватило, чтобы купить небольшую квартиру в квартале Маре в Париже, на рю-де-Архив. У отца остались акции, так что на жизнь ему хватит, пусть и без лишней роскоши. Это, конечно, не самый благополучный район, но большего папа не может себе позволить.

Твой побег сломил его, папа винил себя. Три месяца он отправлял на твои поиски людей. Я говорю это не для того, чтобы растравить тебе душу, но отец боялся того, во что ты впуталась, и он решил уехать до того, как ситуация ухудшится. С учетом его здоровья для нас было слишком рискованно оставаться здесь. Мы покинули дом в спешке. Ежедневно приходил Жиро, что-то вынюхивал, но я ему больше не доверяла. Вокруг войны подняли шумиху, но я во всем этом сомневаюсь. Я вернусь, чтобы завершить наши дела и упаковать оставшиеся вещи, хотя, может, мне придется по-прежнему управлять тем, что еще у нас сохранилось.

По приезду в Париж папа написал тебе. Ты получила письмо? Если прочтешь мое послание, присмотри за магазином шелка в старом квартале. Пока тебя нет, им управляет местная девушка, твоя старая соседка У Лан. Не знаю, на чьей она стороне, но больше некому довериться. Вряд ли она станет нас обманывать. Ее собственный магазин затопило, испортился весь товар. Ты можешь сохранить ей место или уволить, поступай как знаешь. Я вернусь через несколько месяцев.

Кстати, Лиза уехала к своей сестре Алис Брошар в Лангедок.

Хочу, чтобы ты сделала мне одолжение. Решение уехать было принято сразу же, как только мы продали магазин. Я хотела все объяснить, но Марка до отъезда я не увидела. Он уехал в Америку, но обещал вернуться в Ханой, как только сможет. Если увидишь его, передай, пожалуйста, что я приеду обратно.

Твоя сестра Сильвия





Николь перечитала письмо дважды, потом вновь вложила его в книгу. Ей хотелось забыть, что она его видела, но, даже вернув книгу на место, она все время вспоминала о послании сестры. Николь порадовалась, что отец и Лиза в безопасности, но что она испытывала к Сильвии?

В ту ночь Николь приоткрыла окно, впуская в комнату влажный воздух. Услышав шаги прохожих, она задумалась – кто эти безликие люди, оставшиеся здесь? Может, солдаты, идущие на войну? В голове так и крутилось письмо сестры. Неужели Сильвия действительно вернется в Ханой?





* * *


В бледно-серой рассветной дымке Николь выглянула на улицу еще раз, после чего закрыла окно на весь день. Кругом царила тишина. Николь боялась безмолвия, ей хотелось услышать музыку или смех родных. Вспомнились счастливые дни, и она разрыдалась. Но ее печаль из-за дней минувших меркла в сравнении с тем, что она видела в лагере Чана.

Воспоминания причиняли боль. Николь забралась в постель, но не могла закрыть глаза, не думая обо всем. Чан помог ей сбежать, но он уже не был в ее глазах милым и пылким пареньком. Лишенная теплой, уютной кухни, Николь свернулась клубком возле стены. Она жалела, что уехала с Чаном. Как забыть то, что она видела? Николь вспомнила черные глаза Чана, когда он отправил женщину и ребенка на верную смерть.

Услышав той ночью стук в парадную дверь, она задрожала от страха. Мысли кружились в голове. На следующий день это повторилось несколько раз.

Ночью Николь лежала в кровати, следя за своим дыханием и стараясь избавиться от паники. Одну руку положила на ребра, другую на живот, пытаясь выровнять дыхание. Не нужно паниковать! Но если пришел Жиро, без Марка о безопасности не могло идти и речи. Шли минуты, Николь тряслась все сильнее. Вот бы вернулся Марк! Он бы отвлек полицейских. Когда стук в дверь стих и не последовало других странных звуков, она прислушалась к шороху в трубах, скрипам, шуршанию на чердаке. Несмотря на страх, Николь уснула.

Проснулась она резко.

– Николь?

Снова ее позвали по имени.


– Николь?

Она узнала голос, и по телу пробежала теплая волна. Захотелось тут же вскочить с кровати, но Николь так замерзла и одеревенела, что не могла пошевелиться. Она покачала головой и заплакала.

Марк присел на корточки рядом с ее кроватью.

– Ну хватит тебе…

Она всхлипнула и выпрямила спину. Марк был так близко, и Николь с наслаждением вдохнула легкий солоноватый аромат.

– Теперь ты останешься со мной? – спросила она, перестав плакать.

– Конечно, – отозвался Марк.

Он погладил ее по голове и пододвинул стул.

Николь тянуло к нему непреодолимо.

– Я имею в виду в кровати. Можешь обнять меня? Марк, прошу тебя.

Дрожа от страха, она рассказала о том, как стучали в парадную дверь. Марк провел пальцем по щеке Николь, и от этого прикосновения ее желание вспыхнуло с новой силой. Ее огорчало лишь, что они так близко друг к другу, но он смотрел на нее как на ребенка.

– Я… – заговорила Николь.

– Теперь я здесь, – сказал Марк, забираясь в постель.

Николь положила голову ему на плечо, желая признаться в любви. Она любит его. Любит. Всегда любила. Но она не могла ничего сказать. Он просто проявил доброту. Не более чем.

Марк отстранился, словно хотел взглянуть на нее.

– Ты такая хрупкая. Кажется, что тебя свалит с ног легкий ветерок.

– Со мной все будет в порядке. Когда я закрываю глаза, все возвращается.

– Понимаю.

– Мне очень страшно.

– Жаль, что меня не было рядом.

Марк погладил Николь по щеке, и ее сердце затрепетало от его нежного взгляда.

– Ты очень слаба, но ты такая красивая.

Он обхватил лицо Николь ладонями и прильнул к ее губам. Она прикрыла глаза и, ощутив солоноватый привкус, полностью отдалась этому долгожданному поцелую.





Глава 28




Николь позвала Марка к себе. Прошлой ночью он поцеловал ее, но не померещилось ли ей? Марк придвинул стул к кровати, и она облизнула потрескавшиеся губы. Окно было слегка приоткрыто, и комнату наполнял шелест листвы изумрудного дерева смоковницы, исполина в сотню футов высотой, со светлым стволом в десять футов шириной и раскидистыми ветвями. Оно всегда очень нравилось Николь. Как-то отец даже соорудил веревочную лестницу до небольшой платформы, откуда они с Сильвией взирали на мир. Это казалось им необычайной высотой, хотя на самом деле было метра два-три. Николь тряхнула головой, не позволяя тоске по прошлому затуманивать мысли.

– Принести одеяло? – спросил Марк, привставая.

Николь махнула ему рукой и заговорила ровным голосом:

– Пока тебя не было, я нашла у себя в книге письмо.

Повисла пауза.

– Сперва я не поняла, что это. – Николь отвернулась, не в силах смотреть на Марка. – Его написала Сильвия.

Он на секунду замешкался, и Николь внимательнее посмотрела на него.

– Чудесно, – сказал Марк, но что он чувствовал, Николь не знала.

Она рассказала, что Сильвия, целая и невредимая, жила в Париже, а Лиза переехала к родственнице, Алис Брошар, в Лангедок.

Николь сперва хотела рассказать про возвращение Сильвии, но вдруг склонила голову, спрятавшись за волосами, и придержала язык. Через секунду она посмотрела на Марка и улыбнулась: