Дочь моей жены
Часть 20 из 24 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Не хочу, чтобы ты ехала в «Готику», — вдруг заявляет, чего-то опасаясь.
— Что случилось? — вновь напряжение охватило мою душу, и казалось, снова кошмарный сон настиг меня, удушая своими клешнями. Дубровский от злости побагровел, но молчит. Посмотрев на меня, он попытался смягчить ситуацию улыбкой, но вышло все наоборот.
— Эдуард прислал ммс, — Костя разблокировал экран своего телефона и повернул ко мне, чтобы я могла разглядеть, что там такое, — Мира тоже там… с твоей матерью. Твою мать! — выругался Дубровский, чем только напугал меня, — Евгения решила играть по-крупному с нами, Вика, она манипулирует девушкой, — замолкает, а потом добавляет: — естественно, не в нашу пользу.
— Костя, — быстро разложив по полочкам свои мысли, я вздернула голову, готовая к любому удару, — на том видео, — снова напоминаю ему о нем, и мой мужчина напрягается, явно что-то скрывая от меня. Сощурив свой взгляд, неотрывно глядела на него, подойдя на шаг ближе: — Мира была соучастницей? — задаю свой самый страшный вопрос, который бы не хотела никогда озвучивать, но он не давал мне покоя уже несколько дней. Дубровский молчит. Стоит каменной статуей, не желая разбивать во мне еще одну надежду на яркий лучик, но тщетно, я всё поняла по его лицу, даже говорить не нужно. Сама кивнула, опустив голову и сжав руки в крепкие кулаки. Злость волной накрывала мою душу, разрушая последние стены терпения. — Поехали, — в приказном тоне обронила, но мужчина схватил меня за локоть, когда я двинулась вперед.
— Вика, — ласково шепчет мое имя, хмуря брови.
— Я сказала «поехали», — копируя его тон, безапелляционно заявила, выдернув руку из его крепкой ладони…
Глава 42
Дубровский был недовольным, когда мы, наконец, покинули свое жилище, и направились в «Готику». Сидя на пассажирском сидении машины, я накрыла ладонью свой живот, все еще ощущая воздушную трель крыльев бабочек. Украдкой улыбнулась, смотря в окно. Костя не превышал скорости, когда как любил погонять на своем лексусе, срывая лошадиные силы машины. Впереди и позади нас ехали джипы с нанятой охраной. Дополнительные меры предосторожности, без который мы пока не можем обойтись. Мой мужчина считает, что мать способна на все: ради наследства и выгоды, даже пойдет по головам. Огни ночного города становились ярче, из-за приближающихся сумерек. Солнце давно ушло за горизонт, скорее прячась за высотками. На удивление сегодня не было ветра, и сама Москва-река вела себя тихо. Покрытая мелкой рябью из-за парома, который тихо шел по воде, пересекая под мостом свой намеченный путь. Подперев подбородок ладонью, облокотилась локтем о панель двери, наблюдая за городской жизнью. Вечерами, Москва словно оживала и становилась похожей на муравейник, в которой кишела активная жизнь молодых, беззаботных людей. И я порой скучала по тому времени, хотелось вновь ощутить себя иной, а с другой стороны, уже не могла представить себя без Кости. Смотря на своего любимого, поняла, как дорог мне мой мужчина, который был для меня сначала лишь плодом желания. Я грезила им, как девчонка, у которой начался активный период полового созревания. Чувствовала, Дубровский именно тот, ради которого можно и стоит побороться, даже если я проиграю. И сейчас, нося под сердцем его ребенка, эта сила удваивалась и придавала мне больше смелости в своих решениях. В том числе передача компании моего отца. Ни капли не жалею, что теперь Костя является главной частью в управлении империей Вознесенских.
— О чём задумалась? — в мои мысли врывается его настороженный вопрос, и я поворачиваюсь к нему лицом, убирая мешающий локон за ухо.
— Я только сейчас поняла, что моя жизнь без тебя будет абсолютно пустой, — признаюсь, и Костя, округлив глаза от неожиданного откровения, нахмурился. Я улыбаюсь, вновь устремляя взгляд на дорогу. Тихий поток других машин постепенно скапливался в груду металла вокруг, беря нас в плен извечной проблемы пробок.
Затем чувствую теплую ладонь на своей руке, которою по-прежнему держу у себя на животе. Снова гляжу ему в глаза: бездонные, полные любви ко мне и настолько желанные мной. Я словно утопаю в них, когда смотрю в упор. Пристально, не уводя своих глаз в сторону, чтобы избежать особенного искушения. Он манил меня к себе, интуитивно привязывая с каждым узелком всё крепче, и крепче. И чем прочнее становилась незримая связь, тем сильнее я боялась ее потерять. Дубровский крепко сжимает свою ладонь, и улыбается, посылая сквозь мое тело своей улыбкой молниеносные искры собственничества. Я навеки его — и этого не отнять. Даже не сказав ни слова, он дал мне понять, как я для него дорога.
— Знаю, потому что то же самое испытываю по отношению к тебе, — ласковый, низкий тон голоса мужчины обволакивает мою душу, согревая ее теплым чувством любви. — Как только разрешится вся канитель с твоей матерью, обещаю, мы уедем на время из города. Оставим всех своих демонов здесь, а сами насладимся свободой, — проговаривает желанное мной и им тоже.
Я молча киваю, взамен одаривая улыбкой, затем приподнимаю его руку своей, и целую в тыльную сторону. Он повторяет мое действие, желая большего, но из-за городского движения не может позволить отвлечься в пути.
— Все будет хорошо, — вдруг говорит, скорее уверяя себя, чем меня. И мне стало немного не по себе, словно что-то предчувствовала, но понять не могла, где ждать эту чертову опасность, а главное, от кого. Кто станет нашей угрозой, и посмеет отобрать так желаемое счастье.
— Конечно, — отозвалась я, вновь уставившись в окно.
По приезде в клуб, у входа нас уже ждал Эдуард. Темнее тучи, с сигарой во рту, которую скорее жевал, чем курил. Стоило нам остановиться, Вольный, не дождавшись, кинулся к Дубровскому, хватая моего любимого за грудки.
— Какого, сука, дьявола тут происходит? — от злости глаза стеклянные, что не сказать о стойкости Кости. Он даже не шелохнулся, оставаясь абсолютно спокойным. Я пыталась сообразить, что пошло не так, ведь друзья четко выполнили условия договоренностей, и теперь Эдуард полностью владеет клубом без права Кости на ее долю. Перепугавшись, встала позади Дубровского, крепко сжимая его руку.
— Отойди от меня, — зарычал мой мужчина на Эдуарда, посылая угрозу. Вольный фыркнул, но сделал шаг назад, нервно зачесывая назад сальные волосы. Я не видела лица Кости, но уверена, сейчас он был похож на демона, с которым лучше не связываться. Себе выйдет дороже. Хозяин клуба нервничает, продолжая втягивать чистый сигарный никотин, и выдыхая клубы дыма. Была слегка поражена, что мужчина еще не прибалдел от такой дозы, что окутывает его легкие. Кубинский запах табака в миг напомнил мне о папе, ведь он тоже любил такой вид сигар. — А теперь объясни, какого хрена ты кидаешься на меня, — зло оборвал Костя, махнув рукой нашей охране. Геннадий уже положил руку на кобуру с пистолетом. И вот только сейчас я осознала всю суть опасности реальной жизни. В бизнесе, который мой отец строил годами всегда было так, что крупные фигуры исчезали бесследно, а их активы вдруг обретали других хозяев. Вся чернота другой стороны медали пронеслась в мыслях, и мне совсем поплохело. Вцепившись в крепкую руку Кости, слегка задрожала. Эдуард еще раз глубоко втянулся, а потом согласно закивал, будто уже отвечал на поставленный вопрос Кости, только у себя в голове.
— У меня в клубе находится твоя мать, — он указывает на меня пальцами, в которых как раз находится тлеющая сигара. — Она устроила такое представление, — голос срывается. Скорее даже надламывается, — Эта сука, прости меня господи, каким-то образом собрала все видео с моих камер, которые установлены в игровых комнатах. И, — рыкнул он, швырнув сигару на асфальт, смотрит исключительно на Дубровского, игнорируя меня, — крутит записи теперь в главной зале. А там все, — ошалевшими глазами смотрит на Костю, будто теперь мир вовсе оказался не землей, а другой планетой. И я его понимаю, потому что наверняка на тех записях то, что не должно стать общественным достоянием столицы.
— Я разберусь с ней, — лишенный эмоций, Костя ответил своему другу. И сделав пару шагов к нему навстречу, положил свободную руку на плечо Вольному. — Всё, что происходило в «Готике» — останется в этих стенах, — загадочно произносит предложение, и волнение Эдуарда вмиг рассеивается, а на место его угрюмого лица, возвращается привычный облик всегда улыбчивого под кайфом мужчины.
— Как следует, — выплывает остатки табака во рту, и смотрит снова на меня, — а ты, красавица, — обращается ко мне, на что я просто кивают, уже предполагая в чем могла провиниться, — не будешь против, если я стану крёстным вашему ребенку, — ухмыляется, когда я, раскрыв рот, уставилась на него. — И, если будет мальчуган, назовёте в честь меня, — заявляет, гордо подняв подбородок. Дубровский фыркнул, цыкая. Шутки у Вольного, конечно, как всегда, не в тему, но настроение сумел все же приподнять.
— Даже не надейся, — Костя помотал отрицательно головой, — я на полном серьезе, Эдуард.
Его друг лишь ухмыльнулся, подмигивая мне. Нет, определенно, нет, даже если Косте в голову ударит молния. Постепенно обстановка между нами немного разрядилась, и охрана разбрелась по всему клубу, вставая на условные позиции, заданные Геннадием. Сам начальник безопасности не отходил от нас ни на шаг, контролируя вокруг пространство. Молодежь вовсю зажигала на танцполе, приправленная спиртными напитками и другими веществами. Мы с Верой знали, но никогда не были здесь, стараясь избегать искушения ночной жизни. Потому что видели, что бывает с такими гуляками по утру. Ничего хорошего, кроме ломки и желания скорее оказаться в этом раю, только, по сути, настоящем аде. Но, стоило нам переступить порог железных дверей, ведущих в другой мир, мы оказались в полнейшей тишине. Когда как раньше здесь звучала классическая рок-обработка. Никого у стойки администратора, только два огромных смотрителя, недовольных ситуацией. Увидев нас со своим хозяином, отошли в разные стороны, делая виду, будто не заметили новых гостей.
— Где администратор? — разрывая тишину своим вопросом, я обратилась к Эдуарду. Тот шел впереди нас, ведя в основную залу, где, как я понимаю, ожидала нас моя мать. Мужчина обернулся полубоком, притормаживая.
— Разогнал к херам весь состав, — сурово заявляет Вольный, хмуря брови, — жду, твою мать пополнения, — недвусмысленно кивает на меня, указывая на то, как я схватилась за Костю.
— Но я…
— Знаю, — обрывает меня, махнув рукой, пошел дальше по темному коридору. — Продажный док подделал документы девчонок, у которых не было защиты от нежелательной беременности. Мой косяк, хотел скорее открыть «Готику», ослепленный привкусом сладости ночей, которые мог организовать для таких, как вы, — снова смотрит на нас, обернувшись. Окидывает взглядом, прищурившись. — С удовольствием посмотрю на вашу сессию, как только эта чертовщина закончится, — коварно ухмыляется, отпирая еще одни двери в основной зал, где у нас с Костей началась настоящая игра на чувствах. Это было совершенно недавно, а казалось, что прошло несколько лет. Покраснев слегка от слов Вольного, я взглянула на абсолютно спокойного Костю, который, казалось, вовсе не был в данный момент с нами, а позади шел тенью Геннадий. Узкий коридор давил со всех сторон, и войдя в залу, я почувствовала себя лучше, до тех пор, пока не встретилась взглядом с матерью. Глаза в глаза, а вокруг все гости клуба, собранные в одном помещении. На сцене занавешена тяжелая тюль, и на ней проигрываются видео: сцены каждого играющего, кто тут находится в данный момент. Слайды с живыми видео сменяются, картинки мигают и вселяют ненависть к тому, кто так бессовестно ворвался в личное. Будто душу вывернули. Мама встает, хлопая в ладоши. Приветствует нас.
— Моя прелестная дочурка! — яд так и брызжет из ее рта, хотя посторонний не догадается о ее настоящей сущности. Как только ей вообще удалось вырваться из-под стражи, кто внес за нее приличную сумму, чтобы на время откупиться от правосудия? А потом ответ сам нарисовался перед нашими глазами: Вячеслав. Мужчина вышел из взволнованной толпы, не понимающей, что вообще тут происходит, и почему так легко крутят записи. Мой бывший Дом окинул меня презренным взглядом, задерживаясь на крепко сцепленных руках между мной и Костей. Он даже от злости побагровел, ступая на шаг рывком, будто собрался накинуться, но мама опередила его, преграждая собой путь. Оскалившись, поворачивается к зрителям, которые по-прежнему сидели за своими столами и внимательно смотрели на всех нас. Местные чиновники с недовольными лицами, глядели в упор, будто дырки во лбах каждого из нас наверняка уже просверлили, или поставили галочку на будущее. Ведь это проще простого, когда нет угрозы извне.
— Дамы и господа, — мама грациозно кланяется перед толпой, а я всем телом напряглась, ощущая волнение и ставший в горле ком. Еще раз окинула взглядом толпу, сканируя каждого присутствующего здесь человека: частые гости-завсегдатаи, заплатившие немалые деньги за право быть членами клуба, а теперь игроки, с помощью которых мать решила чем-то взять нас за яйца. — Это моя дочь, — хохочет, указывая на меня с Дубровским, ехидно ухмыляется, — с моим бывшим, так сказать, мужем, — намеренно вызывает злость, ожидая кто первый из нас сорвется. Публика была ее любимой частью жизни, потому что без нее она никто. Толпа молчит, не подавая никаких признаков, что им это интересно, и маму это бесит. Нет той отдачи, на которую она рассчитывала, получив охи и ахи. — Дубровский — вор! — заявляет, гордо приподняв подбородок. — Обокрал честную женщину, запудрил голову молодой дуре, и теперь обвиняет меня в убийстве моего любимого мужа! — объявляет, почти прокричав обвинения в наш адрес. Как не странно, я хохотнула, и Костя посмотрел на меня, хмуря брови, а мать вовсе уставилась, пытаясь уловить, кто над ней потишается.
— Да как ты смеешь, крыса! Я твоя мать!
— Заткнись, — рыкнула, опустив руку Дубровского, прошла немного вперед. Эдуард скрылся у себя в кабинете, но двери были приоткрыты. Смотрители стояли по углам, готовые в любую минуту кинуться, чтобы не допустить драки. Опешив, Евгения побледнела, что стало очевидным при тусклом освещении.
— Вика, — вдруг ласково обратилась, раскрыв объятия, — что этот монстр сделал с тобой, девочка моя, — притворно пускает слезу. — Он обокрал нас, — на ней длинное платье, которое колышется от дрожи. Вячеслав отошел, но не сводит с меня своих безумных глаз. Теперь настала очередь Дубровского: мой мужчина, прочистив горло, привлек к себе внимание, прогремев голосом, словно раздался грохот грома в абсолютной тишине.
— Лгунья и убийца, — слова, будто пощечина, прошлись по матери, и она отпрянула, пошатнувшись. Наигранно хватается за грудь, и будто собралась упасть в обморок, но Вячеслав подхватывает ее, и что-то шепчет на ухо, получая взамен ее ласку любовницы. — Не играй с огнем, — Костя предупреждает ее, взяв меня под локоть и заводит за свою спину, защищая от возможной опасности, — я говорил тебе не трогать меня, но ты не восприняла мои слова за настоятельную рекомендацию, — настолько Дубровский контролировал себя в выражении слов, что любой дипломат позавидовал бы его стойкости. Кажется, сидящие здесь чиновники закивали головами, когда вдруг на экране появилась запись нашей кухни. — А теперь смотри сама на экран, дрянь, — зло фыркает, кивая на сцену. Моя мать ахнула, подбежав к краю борта.
— Что это?! — заорала она, смотря на то, как сама лично подсыпает в стакан с виски отраву. Медленно размешивает, и так же безумно хохочет. — Я спрашиваю, что это?! — не унимается она, смотря теперь на всех, но конкретно ни на кого. — Остановите запись! Остановите!!! Я приказываю! — далее на кадрах мигает Мирослава, и ее короткая встреча с матерью, где та угрожает ей расправой, если посмеет хоть пикнуть, или рассказать мне. Наконец, запись заканчивается на моменте, в котором мать передает этот смертельный яд в стакане моему отцу, зашедшему на кухню спустя несколько минут.
Мне было плохо, в глазах помутнело, видя, последние минуты жизни моего папы. Чувствую по щеке свою слезу, тут же смахиваю ее, ненавидя всем своим сердцем родного человека, который отобрал у каждого из нас частичку души. Пусть она не рожала меня, но уж должна была как-то воспылать любовью к единственному ребенку, хотя… Понимание обрушилось мигом, когда я совершенно по-иному посмотрела на женщину, которая так и не стала мне настоящей родной мамой. Она не испытала радости беременности, чувства любви при виде своего крохи у себя в животе, ничего, что могло только усилить крепкую связь между нами еще тогда. Мы — чужие родные люди. Мама никого не любила, кроме себя самой.
— Остановите запись, — приказал Костя, и из кабинета вышел довольный Эдуард, по пути щелкая пальцами.
— Евгения, — он хитро улыбается ей, но ничего хорошего не сулит его послание горящих глаз. Он сожрет ее при первой же возможности. Мама схватилась за спинку стула, едва удерживая равновесие, — Вы в моем клубе, дорогуша, и только я могу управлять им, — заявляет, вновь щелкая пальцами. Смотрители тут же окружили ее, скручивая руки за спину.
— Вячеслав, — жалобно застонала она, но мужчина пошел на попятную, оставляя ее разбираться самой со своими проблемами.
— Костя, он снова смоется, — дергаю за руку Дубровского, но тот пригвождает меня взглядом, безмолвно прося помолчать.
— Вика? — с безумным, испуганным взглядом мама обращается ко мне, жалобно пискнув: — помоги мне, дочка. Это не я! Не я травила твоего отца! Я любила его, Вика!
— Я все видела на записи, — безэмоционально бросаю вслед, не желая смотреть ей в глаза, в которых столько лжи и желания выкрутиться. Я знала мать, каждую ее выходку, которой она могла затуманить голову любому. Она манипулировала мной, но только потому, что я позволяла ей это делать, лишь бы меня не трогала и не срывала своего безумия на мне. Научилась выживать рядом с ней, чтобы иметь возможность спокойной, как мне казалось, жизни. Но всё обернулось иначе. Смотрители повели на выход женщину, и мы посеменили следом, вот только Дубровский задержался на мгновение, глядя пристально в глаза Вячеславу.
— Будь уверен, завтра ты окажешься на помойке. Я помог тебе однажды, и об этой знает каждый здесь присутствующий, — мужчины закивали, подтверждая, а Вячеслав багровел, сжимая кулаки до проступивших костяшек на них. — Теперь узнаешь, как это пересекать мне дорогу.
— Уж кто бы говорил, — плюет Дубровскому в ноги, и снова смотрит на меня, — лучше расскажи, как мы трахали одних и тех же баб, сука, — Вячеслав совершенно обезумел, приближаясь на пару шагов к Косте. — Расскажи, как ты смотрел на нас в «Шарме», когда я был в ней.
Вот теперь мне стало гадко, будто только что этот мужчина, который казался мне абсолютно адекватным, харкнул в душу. Не стерпев унижений в свой адрес, я резко замахнулась и со всей силы, которая у меня была, залепила смачную, звучную пощечину, а следом полетел кулак от Кости. Этот идиот не ожидал от меня такой реакции на слова, а уж тем более в добавок получить от Дубровского — во второй раз. Удар получился настолько мощным, что крупный, крепкий мужчина, не устояв на ногах, рухнул на пол, мгновенно теряя сознание. Кровь хлынула из носа Вячеслава, и были слышны его хлюпающие урчания в гортани. Он захлебывался собственной алой жидкостью. Кто-то из толпы поспешил на помощь, переворачивая Вячеслава на бок, чтобы тот не утоп в своей же крови. Но остальные встали со своих мест и зааплодировали нам, шокированным своими поступками. Но я не жалела, напротив, обрела некоторую свободу от груза, навалившегося на мои плечи.
— Нам пора, Вика, — Дубровский обнял меня за плечи и повел в коридор на выход. Вольный огласил перед залом, что сегодня все за счет заведения, так сказать за испорченный вечер, он готов понести убытки, которые наверняка окупятся в разы больше, ведь шоу, оно и было шоу.
— Костя, как маме удалось крутить записи? — только сейчас я приняла во внимание, что что-то снова упустила из виду. Дубровский коварно ухмыляется, притягивая ближе к себе, даря теплые объятия.
— Она дала огромную сумму денег Вольному, чтобы тот якобы был на ее стороне. Зная, что он постоянно под кайфом, решила обвести всех вокруг пальцев.
Раскрыв рот, обалдела уже дважды.
— И, о каких суммах шла речь? — подозрительно уставилась на своего любимого, мы уже были на улице. — Вдруг этого оказалось мало, и он решил не метаться?
— Обижаешь, — из-за спины раздается хриплый, прокуренный голос Эдуарда. Мужчина снова закуривает сигару и пускает дым мне в лицо, но я стойко вытерпела его выходку. Хохотнул, смотря в упор мне в глаза, затем еще ближе подходит, оставляя между мной и им меньше метра расстояние, почти вторгается в личное пространство. Меня не испугать, хотя в глазах Вольного играют бесята. — Не волнуйся, куколка, я Дубровского никогда не предам, — заверяет, и я верю ему, не зная отчего такая уверенность в правдивости слов этого вечно пьяного мужчины.
Полицейская сирена разорвала мгновение, и мы все трое обернулись, видя, как усаживают мою кричащую мать, а на скорой увозят Вячеслава. Вот и закончилось. Даже вздохнула, полностью расслабившись в руках любимого. Костя поцеловал меня в висок, крепко сжимая в объятиях. Точка в истории поставлена, но все равно по спине пробегает холодок. Что-то я все же упустила, только сообразить что.
— Поехали домой, — ласково шепчет у уха Дубровский, целуя в мочку, а потом наклоняясь ниже, в шею. Эдуард оставил нас наедине, предоставляя полное уединение.
— Да, Кость, я устала и хочу просто завалиться спать, — игриво потираюсь попой о его полувозбужденный член. На улице стало прохладно, а мимо идущие зеваки больше рассматривали машины, чем нас, обнимающихся у всех на виду. Сирена полицейской машины удалялась все дальше, как и скорой, только обе машины разъехались по разные стороны. — Почему ты так легко отпустил Вячеслава, он же соучастник? Помог матери откупиться от временного пребывания в изоляторе.
Дубровский глубоко вдохнул, о чем-то вспоминая, но не спешит делиться. Я дала ему время, собраться с мыслями, а если не захочет говорить об этом, не стану настаивать. В конце концов, у всех нас есть свои прошлые страницы жизни, которые мы бы желали забыть. Но Костя поворачивает меня к себе лицом, и прикасается ладонью к щеке, ласково поглаживая большим пальцем кожу. Его касание, как электрический разряд, подающий импульсы жизни моим нервным клеткам. Каждый участок плоти оживает желанием большего. Мужчина смотрит пристально, одаривая взглядом бездны, но ощущением безопасности.
— У него кишка тонка причинить боль той, в которую был безумно влюблен, — оглушает словами, и я замираю, а потом хохотнула, не веря своим ушам.
— Юморист, — недоверчиво взглянула на серьезного Костю, на лице которого не дрогнул ни один мускул. Я закачала отрицательно головой, в ответ получая его кивок.
— Да, просто прими это и отпусти, — советует, когда как у меня никогда не было таких мыслей. Вячеслав не проявлял чувства. Симпатию — да, но не любовь, однозначно. — Он мастер маскировать свои эмоции, потому так легко вы расстались с ним. Вика, послушай, — Костя взял меня за оба плеча и пристально посмотрел в глаза, — ему нравилось манипулировать, но он понял, что ты этого ему не позволяешь делать с тобой.
— Потому что в моем сердце был ты, — заканчиваю за Дубровского, обрывая на полуслове. — Потому что я люблю тебя, Кость, вот и весь секрет, — жму плечами, как между прочим.
— И еще, — Дубровский прочищает горло, глядя на мои губы. — Что бы ты сказала, если бы вдруг узнала, что уже являешься замужней женщиной? — вскинув правую густую бровь, глядит на меня, а я лишь усмехнулась, слегка не понимая его вопроса и намеков. Глубоко вдохнув, пожала плечами.
— Была бы в шоке, наверное, кто его знает, — отвечаю, заподозрив неладное. — А что? — не свожу с него глаз. Костя чуть замешкался, а потом вытащил из кармана бархатную коробочку. Черт возьми, сердце ухнуло вниз, и я, чуть опешив, отскочила от него на шаг. Затем он раскрывает ее и вынимает кольцо.
— Нет, — качаю головой, готовая скорее нырнуть в машину. — Костя, прекрати, это не смешно. Вот совсем, — отмахиваюсь, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, но тут же Дубровский схватил меня под локоть и дернул на себя, впиваясь поцелуем. Городской шум, гул голосов мигом прекращают существовать вокруг нас, и мы снова уплываем в свою нирвану, покрываясь особенным куполом. Закинув руки ему на шею, сама притягиваю к себе, ощущая тепло, разливающееся по всему телу. Костя сжимает вокруг моей талии свои руки, и гладит ладонью по спине, наслаждаясь углубленным, чувственным поцелуем, который сводит нас с ума. Воздуха не хватает, и разрывать связь не спешим, продолжая утопать в любви друг друга. Затем все же отрываемся, соприкасаясь лбами, дышим одним воздухом на двоих, постепенно приводя в норму учащенные колебания груди.
— Я серьезно, — тихо шепчет у губ, а потом косая ухмылка касается лишь одной его стороны лица, — потому что другого выбора у тебя нет, — лукавит, затем смотрит мне в глаза, огорошив следующей новостью: — ты уже моя жена. Моя…
Глава 43