Дочь моей жены
Часть 19 из 24 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Ах! — Вика крепко держится за меня, скользя по стене, пока я вколачиваюсь в нее, испуская стоны и рычания. Я так долго терпел, что не мог остановиться, но все-таки контролировал себя, чтобы не обезуметь совсем. Я боялся причинить Вике боль, или вообще навредить малышу, который только-только укреплялся в ней. — Костя, — гортанно выдыхает имя, схватившись за мои волосы одной рукой, тянет их, затем целует меня, и я слегка сбавляю темп.
Вознесенская обогнула мою спину ногами, скрепив их в замок, и теперь я чуть под другим углом вхожу в нее, более глубоко, но очень медленно. Она запрокинула голову назад, предоставив мне полный доступ к своей длинной шее, на которой так соблазнительно пульсирует вена, но в этот раз я решил поиграть с ее скулами, покусывая их и царапая по ним зубами. Я сцеловывал каждый сантиметр ее кожи, наслаждаясь гребанным моментом, который все-таки мы оба смогли ухватить за пятки. Вика вся пульсировала, изнемогая от нарастающего оргазма, что был готов вот-вот пролиться цунами на нас двоих. Она так глубоко дышала, запасаясь кислородом, словно собралась погружаться на глубину. Вода хлестала по нам двоим, омывая и согревая не без того разгорячённые тела удовлетворяющих друг друга без остановок. Сам уже на пределе, ощутив сочащееся тепло на своем члене, понял, что Вика уже кончила, а теперь пора устроить ей эмоциональную встряску, после которой она полностью расслабится. Наращивая темп, вбивался в нее, задевая лобком набухший клитор.
— Давай, милая, — впившись губами в изгиб ее шеи, прохрипел я. Вика застонала, затем впилась ногтями в затылок и стала вести пальцами по голове вверх, оставляя за собой след мурашек. Подхватив ее еще чуть выше, вжался ладонями в ее ягодицы и теперь помогал Вике работать на мне. Наши тела слились воедино, со страстью… с голодным желанием… с нетерпением завладеть тем, что уже является твоим. Глаза в глаза. Черные против карих. Рваное и сбивчивое дыхание двоих, создающее свою симфонию и голосящую в унисон шуму воды и секса. Гармония в ванной комнате полностью затуманила нам головы, и мы отдались истинному мгновению, даря друг другу себя всецело. Вика закричала, кусая меня за плечо со всей силы.
— А-а-а! — оргазм накрыл ее, и я почувствовал, как она сжалась вокруг моего члена. Следом кончил я сам, изливаясь в нее, до каждой капли… до дна… ничего не жалея. Сам застонал, закатив глаза от удовольствия и пульсирующего чувства в члене, которое резонировало в паху. Мы оба запыхались, но, когда Вика раскрыла свои счастливые, удовлетворенные глаза, мне было все равно, что у нас еще полно дел. Важных и неотложных. Но сейчас… это наш момент. Наша любовь. Наконец, я снова вижу ее улыбку. Вознесенская постепенно оттаивала от своей депрессии, и я подумал, что все же нам следует навестить клуб, чтобы полностью погрузиться в атмосферу «темы»…
Глава 40
Виктория Вознесенская
Иногда жизнь подбрасывает тебя вверх, чтобы потом жестко приземлить на твердую поверхность реальности. Я жила, фактически ослепленная другой правдой, что моя семья просто такая какая есть. Но нет… У мамы не было чувства любви к папе, только к деньгам, которыми он ее покрыл, словно укутал в одеяло. Потакал во всем… любил, и тем не менее нашел утешение в объятиях другой женщины. Мне никогда не понять, что стало точкой невозврата в отношениях родителей, и почему они терпели друг друга столько лет, а не попытались начать сначала. После жестких переговоров у Кости в компании, меня накрыла волна депрессии. Нет, не Дубровский был виноват, или мать. О ней я думать не хочу. И так всё стало ясно. Наследство — многомиллионные проекты отца, оставленные на мое имя. Он готовил меня к посту, которым сам руководил, а теперь это все будет принадлежать Дубровскому. Я отдавала себе отчет в содеянном. Знала, что рискую многим, ведь кто его знает, что будет завтра. Но я так устала от этой бешенной гонки за право быть счастливой, за право любить мужчину и знать — наши чувства абсолютно взаимны. Всё это я рассказала Вере. Обо всех своих переживаниях, в том числе и о положительном тесте на беременность, но до сих пор не могла признаться о его результатах Косте. Словно был барьер, но понять никак не могла, почему вдруг он возник. Наверное, на фоне последних перемен, моя нервная система сдала сбой, и я ушла в себя. Дубровский ходил весь сам не свой из-за моего состояния, но и не решался лезть с расспросами, за что я безмерно ему благодарна. Иногда личная дистанция здорово помогает прийти в себя. Но за что я люблю его больше всего, что он, не смотря на мою молчаливость, каждую ночь был со мной. Ложился рядом и притягивал к своей груди, инстинктивно накрывая ладонью мой живот. А у меня внутри все обрывалось, что я утаивала такую важную новость. И потом, тихо смахивая бесшумную слезинку, я оборачивалась к нему лицом, ласкала его крепкие плечи, и целовала… просто целовала перед сном и снова отворачивалась. Так безмолвно я благодарила его за свой каприз, за то, что позволил мне самостоятельно пережить предательство со стороны родных.
— А что с Мирославой, — непринужденно спросила Вера. Следующим вечером мы устроили с ней девичник. Костя уехал в компанию, оставив нас наедине с подругой, но я догадывалась, что мой мужчина попросил Веру следить за мной в оба глаза. Пристальное внимание подруги немного нервировало, а потом всё вошло в свое русло. Мы пропустили по одному бокалу легкого вина, наелись всякой вредной вкуснятины в виде чипсов и сырных сухариков, поставили мыльную оперу, которую очень давно когда-то смотрели. Чуть-чуть поплакали над концовкой, радуясь за счастливый конец для героини кино. Я присела на диване, облокотившись локтем о спинку и подперла рукой голову. Шумно вздохнула, потому как еще не думала о своей сводной сестре, и как нам быть с наследством. Хотя… Владленов позже созвонился со мной и предупредил, что в сейфе письмо, в котором отец четко расписал кто на что претендует. Так вот дом, где мы жили все это время, по праву принадлежал Мирославе и ее матери. Боже, я тем вечером знатно обалдела, когда представила выражение лица своей матери. И буквально следующим утром мне сообщили, что ее арестовали за предумышленное убийство своего супруга.
— Вера, я не могу с ней связаться, — грустно отвечаю. — Мира избегает моего общения с ней, и, частично, я понимаю, — признаюсь своей подруге, глядя в упор в ее зеленые глаза. Долго думала, от чего Мирослава пытается сбежать и единственное на ум пришло — это не желание родниться с теми, кто столько времени причинял ей боли. Если пресса прознает о существовании еще одной законной представительницы на наследство, то Мире и ее маме придется нелегко. Они станут вечной темой для обсуждения разных тем, начиная от любовницы моего отца, заканчивая содержанкой и суррогатной матерью их первой дочери. Уму непостижимо, на что была готова пойти моя мать, только бы не вредить себе самой. Но она лишь усугубила положение, пожелав присвоить все себе.
— Не жалеешь, что так легко все отдала Косте? — Вера не стесняется в вопросах, и за это я люблю ее. За искренность. Я в ответ мотаю головой.
— Нет. Напротив, как груз свалился с плеч. Он сможет управлять такой махиной, а я — нет.
— Да, брось, — девушка шутливо отмахнулась от меня, не веря словах, но это чистая правда. Вера замерла. — Серьезно? — подозрительно переспрашивает, придвинувшись ко мне ближе. Кладет руки на мою, что лежит на моем бедре, и сжимает в знак поддержки. Я снова кивнула, едва улыбаясь. — Но, почему?
— Потому что я никогда не хотела этого, — так просто отвечаю, добавляя, — у нас с тобой прекрасная работа, которую мы открыли на двоих. Устраиваем торжества, дарим радость людям… один единственный счастливый день, который запомнится на долгие годы. А что я вижу в перспективе компании отца… — замолкаю, цыкнув. Затем отвожу глаза в сторону, смахнув слезу. — Только нервы, вечную гонку и постоянный, пристальный контроль за мной, когда и где я бы осеклась в делах, чтобы тут же всё это отобрать у меня.
— Это так, Вик, — Вера обнимает меня, и я отвечаю взаимностью, слышу ее сердцебиение и под его ритм стараюсь выровнять свое сбившееся дыхание. — Но компания отца… разве тебе бы не хотелось быть ее частью? Зачем рубить так с горяча, отмахиваясь от своего родного папы. Он верил в тебя, как и ты в него, — заканчивает шепотом, продолжая гладить меня по голове.
— Я скучаю по нему, Вер, — хлюпаю носом, тут же вытирая рукавом теплой кофты со щеки еще одну слезу. — Хочу увидеть его и накричать, почему прежде во всем не признался, почему подставил меня под такой серьезный удар… В конце концов, почему сразу не сказал, что делил свою любовь на нас двоих с Мирой. Я бы приняла, понимаешь? — чуть отстраняюсь от Веры, в упор смотрю на нее, — возможно все для меня было бы шоком, но с его поддержкой я бы пережила такого рода предательство.
— Просто дай ему право на ошибку, — говорит подруга, снисходительно улыбаясь. — Он стал твоим идеалом отца, и потому к нему такие завышенные требования, Вика.
— Не знаю, — уворачиваюсь от нее, вставая с дивана. Выключаю телевизор, кинув пульт на мягкую подушку. Обнимаю саму себя. — Я тут подумала, что он все это знал, — сощурившись смотрю в одну точку. — Чувствовал, что я уйду с мостка, и потому подстраховался.
— Хочешь сказать, что Игорь Валентинович знал о чувствах Дубровского к тебе? — удивленно уставилась на меня, сев прямее.
— Возможно, он догадался, как я к Косте не равнодушна, но и не исключаю твоего вопроса тоже. Всё-таки в папе не занимать интуиции. Всегда на шаг, а то и на два, вперед глядел, наверное, и в нас увидел что-то.
— Тогда, — Вера хлопнула в ладоши, — за это нужно выпить еще по бокалу! — восклицает, наливая вина, но я отказываюсь, улыбнувшись.
— Мне хватит, не хочу малышу навредить, — кладу руку на живот, ощущая себя совершенно иначе. Я стану мамой. Как часто я представляла этот момент, и он ни с чем не сравнится, что творится внутри у меня сейчас.
— Дубровский с меня не слезет, — отпив несколько глотков красного, Вера щелкает пальцем. — Послезавтра пригласил в полном составе, даже доктора, так что, учти, я тут не при чем.
Раскрыв рот, ошарашено смотрела на Веру. Значит Костя решил все взять в свои руки.
— Поэтому признавайся сама, или ему скажет док, — подруга непреклонна.
— Попробую, — согласно киваю, — Косте сейчас тоже нелегко приходится, — перевожу тему, — Вольный вернул ему права на его компанию и теперь происходит слияние двух империй. Пресса в шоке, совет директоров с моей стороны просто в ауте. Грозятся подать в суд, ведь мы с Дубровским абсолютно чужие. Другое дело, если бы были женатыми, а тут… — жму плечами, присаживаясь обратно на свое место. — Я не хочу, чтобы он женился на мне из-за малыша, понимаешь. Наверное, поэтому стоит барьер долбанный. Те же сволочи-директора решат, что я под шумок все провернула, не дай бог на Костю чего наметят. Не хочу, — отмахиваюсь, представляя последствия.
— Ты молодец, — гордо заявляет Вера, похлопав меня по плечу, — и жертвенность твоя прекрасна, но, блин, — возмутилась она, шутливо стукнув кулаком в предплечье, — ты о себе, когда собралась подумать?! А?!
— Я и думаю о себе, Вера! Не хочу, чтобы Дубровский решил, будто я специально от него залетела. Да я сама совсем забылась с этими таблетками. Как кончились отношения с Вячеславом, так все, ни одной пилюли в рот, — плюхаюсь на спинку дивана, закрыв ладонями лицо. — Костя проверил карточку на меня в клубе, странно, что не увидел прочерка в строчке о контрацепции. Я ведь писала, что не буду их принимать, хватило одного раза, — с отчаянием пробубнила, вспоминая, как меня мутило от препаратов.
— Знаешь, скорее всего док просто исправил на плюс, им в тот момент было важно набрать в клуб Вольного новых членов. «Готика» только открылась, и вряд ли было бы столько желающих.
— Значит Эдуарду придется несладко, когда кроме меня объявится еще несколько таких же сюрпризов, — хмыкнула, представив глаза Вольного. Вера рассмеялась, вновь взяла пульт в руки и включила комедию.
— Повышает демографию, ага, — добавила она, — будет крёстным папиком, что ж теперь.
— Он скорее инфаркт схватит, чем новую роль, а доктора пустит на фарш.
— Точно, — подмигнула подруга, беря пачку с сырными сухариками, шуршит пакетом, намеренно соблазняя меня гадостью. — Будешь? — кокетливо задает вопрос и подмигивает.
— Конечно! — тянусь, но Вера тут же пакет прячет за спиной и смеется, издевается надо мной. Я надула губы и обижено села в позе.
— Ладно, — протягивает слово, и сует пакет с сухариками, но перед этим отсыпала себе в ладошку. Я благодарно киваю в ответ и принимаюсь уминать их за обе щеки. — Ты Косте все-таки скажи о малыше, и плевать на мнения директоров. Это твое решение, и твоя жизнь, Вика.
— Согласна, — хрустнула сухариком, и снова мы обе хохотнули. — Я попытаюсь, по крайней мере.
И вот, спустя пару дней я, наконец-таки, рассказала Дубровскому о своем положении в очень интересной обстановке, которую мой мужчина решил испробовать перед приходом гостей. Но потом… судьба снова спустила нас всех на землю, преподнеся новое испытание в виде моей мамы, выпущенной под залог. Эта дрянь пригласила нас всех в «Готику», чтобы расставить точки, заключить с нами новую сделку. Костя предположил, что она таким образом выбрала нейтральную территорию, прекрасно зная о правилах клуба. Ведь я более чем уверена, что мы бы снова сцепились с ней. Ее коварные игры дорого обходятся всем нам, но и оставить ее безнаказанной, я тоже не могу…
Глава 41
— Вера! — радостно поприветствовала подругу, которая коварно поглядела на меня и тут же обняла в ответ. — Спасибо, что пришла, — шепчу у уха, так, чтобы Костя не услышал меня, — я рассказала ему, — отстраняюсь, глядя в ее зеленые глаза, в которых, как и всегда, пробегает озорной блеск. Подруга улыбается, но из-за моего плеча поглядывает в сторону Дубровского. Костя стоял чуть поодаль от нас обеих, и не мешал нам.
— Молодец, — искренне радуется она, и крепко жмёт мои плечи, — но, боюсь, от дока ты все равно не отвертишься, — подмигивает, а я снова надуваю губы, хотя Костя, конечно же, не видит моего недовольства.
— Ладно, дамы, — Дубровский прокашлял в руку, привлекая наше внимание к нему, и только теперь я обернулась к нему лицом. Улыбаюсь, и даже слегка снова покрываюсь румянцем, вспоминая наш страстный секс в душе. Тело до сих пор поет приятной истомой, словно держит незримую ниточку, которая связывает нас с Дубровским. Отчасти так и есть — наш малыш. Мужчина делает пару шагов, и прикасается к моей щеке, ласково поглаживая ее, глядит в упор и не сводит своего черного взгляда, в котором столько любви ко мне. — Через полчаса нам надо быть в клубе, — оговаривает время, что есть у нас с Верой, и теперь я догадываюсь, что о враче речи пока не пойдет.
— Я не задержу вас, — встревает девушка, щелкая пальцами. Мило ухмыляется, заведя обе руки за спину. Вся такая кокетка рыжеволосая. Саше определенно с Верой повезло, еще неизвестно, что бы с ним было, если бы не моя подруга, которая буквально вытащила его из горящей машины. Ох, даже страшно подумать, как эта ненормальная рисковала своей жизнью ради незнакомца. Помню тот вечер, будто он случился вчера. Но я тряхнула головой, не желая затмевать свои мысли прошлыми воспоминаниями. Сейчас своих проблем столько, от которых явно волосы дыбом встают.
— Все нормально, — кивает Дубровский, оставляя невинный поцелуй у края уголков моих губ. — Я пока всё подготовлю, и, — он смотрит на свои наручные часы, которые успел уже надеть, — через пять минут доктор прибудет, я договаривался на это время. Пусть все-таки осмотрит тебя.
— Но, — перебиваю его, на что получаю серьезный, опасный взгляд, побуждающий меня тут же замолчать. Даже Вера отошла на пару шагов от нас и повернулась к французскому окну, из которого виднелась Москва-река. Костя сжал губы в тонкую полоску, недовольный моим противоречием. — Ладно, — опускаю голову, чтобы не видеть его глаза, пронзающие меня насквозь. Чувствую себя уязвленной, и в то же время абсолютно защищённой. Мой мужчина приподнимает за подбородок мое лицо и нежно улыбается, вот только улыбка совершенно не касается его глаз. Он напряжен, и отчасти я понимаю его. Встреча с моей матерью, у которой непонятно что на уме. И сбежавший Вячеслав, тот вовсе темная лошадка, скрылся из виду, и уже некоторое время не высовывается.
— Пообщайтесь с Верой, потом врач, Вика. Я не хочу, чтобы с малышом что-либо случилось, как и с тобой. Твоя депрессия сильно истощила тебя… я волнуюсь, — признается он, продолжая сверлить меня своими черными глазами. Скулы на его лице тоже напряжены, как струны натянулись, бегая волной по щекам.
— Знаю, — тихо выдыхаю, едва улыбаясь в ответ. — Прости, я правда не хотела, чтобы все обернулось таким образом. Слишком многое свалилось одним днем, не считая видео, которое ты до сих пор мне не показал, — напоминаю Дубровскому, что он тогда нам с Мирославой хотел показать, пока мы все находились в компании, но он больше не поднимал этот вопрос. Костя шумно выдохнул, выпрямившись, смотрит куда-то вдаль, но не на меня. Думает, что бы ответить.
— Вика, на этом видео прямое доказательство вины твоей матери. Камера, что стоит у вас на кухне, зафиксировала тот факт, как женщина подсыпала в стакан с виски сильнодействующий снотворный препарат. Алкоголь плюс химическое вещество — не самое лучшее средство для здоровья, — замечает, продолжая поглаживать меня по нижней части лица большим пальцем. — Они ругались в тот день.
— В очередной раз, — добавляю я, вспоминая тот самый ужасный вечер в моей жизни. Мама словно с цепи сорвалась. Стала колотить все, что ей попадалось под руку, периодически замахиваясь на отца. Устав от их вечной ругани, собрала вещи и уехала к Вере, а уходя, мне в коридоре встретилась Мира. Бледная, как смерть и явно что-то увидевшая. — Мирослава, — шепчу имя девушки, а Костя хмурится и смотрит на меня, не понимая, о чем я. — Боже, Дубровский, Мира видела мою мать на кухне. Она заметила, как та подсыпала что-то в стакан. Черт возьми, я ведь проигнорировала тогда ее, а она скорее всего хотела предупредить меня. — Прикрыв рот дрожащими ладонями, уставилась сама перед собой, хотя смотрела на грудь Косте. Точно, как я тогда могла пройти мимо нее, черт возьми.
— Вика, — мужчина легонько потряс меня за плечи, — не вздумай себя винить. Да, камера запечатлела присутствие Миры, но девушка сама обалдела. Прошлое уже не вернуть, и, знаешь, Игорь догадывался, что Евгения решила в тот вечер его опоить, но не до смерти. А все из-за наследства, которое он оформил, не поставив ее перед фактом. Твоя мать осталась ни с чем, потому это было радикальное решение с ее стороны, убрать того, кто смел перейти ей дорогу.
Закрыв глаза, я так шумно вздохнула, что даже Вера обернулась, слушая ранее, о чем мы говорили.
— Вика, перестань корить себя, — подруга топнула ножкой, затем подошла к нам двоим, и положила ладонь мне на плечо, чуть выше руки Кости. — Пусть она твоя мама, но это не значит, что теперь все сойдет с рук. Она будет наказана, скажи, Кость, скажи ей, что ты все сделаешь, чтобы Евгения Сергеевна не ускользнула от правосудия, — настаивала Вера, смотря то на меня, то на Дубровского, и он согласно кивнул.
И в этот момент снова прозвонил звонок, разрывая гнетущую обстановку. Кажется, каждый из нас легко выдохнул, расслабляя плечи.
— Я приглашу тебя, как только обсужу с врачом некоторые вопросы, — твердо говорит Дубровский, оставляя нас с Верой.
— Не волнуйся, Вик, просто дай своему мужчине решить проблемы самому, — подмигивает мне, улыбаясь, и я переманиваю ее искрящуюся улыбку. Обнимаю подругу, и мы обе покачиваемся из стороны в сторону. Так здорово чувствовать себя в окружении родных, хоть и не по крови, людей. Зная, что в самый трудный момент, они не отвернутся от меня. Вера отпрянула, кивнув на вошедшего темноволосого мужчину лет пятидесяти. — Врач, причем не просто дежурный, а дорогостоящий, — ухмыляется, закидывая кудрявый рыжий локон волос за плечо.
— Все ты знаешь, — подтруниваю над Верой, но она коварно подмигивает.
— Вика, — Дубровский пригласил меня, оставив с доктором на едине. Пока я шла в кабинет, руки отчего-то затряслись, и я почувствовала волнение. У порога кабинета Костя нежно обнял меня, поцеловав в лоб и закрыл за собой дверь.
— Виктория Игоревна, — мужчина тут же привстал, пожав мне руку, которую я на автомате протянула ему. Только сейчас обратила внимание на большой раскрытый чемодан, со всякой переносной аппаратурой. Он заметил мое удивление и поспешил объясниться, зачем оно здесь: — Не беспокойтесь, это современный переносной УЗИ-аппарат, он не причинит вреда малышу. Константин Захарович уже сказал мне, что вы сделали тест на беременность, — улыбается, провожая меня к кушетке. Я прилегла на кожаное раздвинутое кресло, и молча ждала следующих указаний. Мужчина хохотнул, когда застал меня за разглядыванием этой чудо-машины, которая через несколько секунд покажет моего ребенка. Но почему Костя не остался? Я совсем разволновалась, вдруг он передумал и вопрос остается все еще на повестке дня. — Расстегните нижние три пуговицы на блузке и поднимите ее немного, брюки тоже, — инструктирует, а пока намазывает на датчик гель и ждет меня. Оторопев, я просто задрала блузку и приспустила брюки, оголяя свой плоский живот. Дрожу всем телом, и, конечно, от доктора этот факт не утаивается.
— Постойте, — пискнула я, когда он уже почти прикоснулся к животу датчиком. Мужчина одернул руку, уставившись на меня с непониманием. — Можно…, — голос надрывается, но я прочищаю горло, и продолжаю, — пригласить сюда Дубровского, хочу, чтобы он тоже увидел нашего ребенка. — Смотрю на врача широко раскрытыми глазами, испытывая некоторый страх, что мне откажут. Он так искренне разулыбался, убирая датчик на место.
— Напротив, я был бы удивлен, если бы вы не хотели этого, — похлопывает мне по плечу, затем встает и направляется к двери, но останавливается: — Константин Захарович — хороший человек, Виктория Игоревна. Вам повезло с ним, как и ему с вами, — с этими словами мужчина отпер дверь и выглянул в коридор. Костя тут же появился, глаза испуганные, но мужчина контролирует себя, хотя теперь я знаю его намного лучше, чем прежде.
— Вика? Что-то случилось? — все-таки срывается Костя, но доктор успевает ему объяснить моё пожелание. Кажется, услышав слова, он пристально смотрел на меня, все еще лежащую на импровизированной кушетке, искал им подтверждение, и я кивнула. Он буквально посветлел, затем пожал руку врачу и присоединился ко мне, по пути схватив стул в углу.
Через несколько минут с мини-экрана на нас смотрел наш малыш. Совсем кроха, который только-только начал развиваться. С замиранием сердца смотрела на черно-белое изображение, пока доктор объяснял нам о состоянии ребенка на данный момент. А потом — сердцебиение, как у колибри, и не выдержав таких эмоций, Дубровский заплакал. Бесшумно. Его глаза наполнились слезами, но он быстро их смахнул, что можно вовсе не считать, что они были. Усмехнувшись, я вытерла гель с живота и притянула Костю в объятия. Мужчина осторожно поднялся, увлекая меня следом за собой. Целует, дарит волшебные мгновения счастья и ощущения полноценности.
— Я люблю тебя, — шепчет у уха, целуя в шею. Втягивает в легкие аромат моих духов, и шумно выдыхает, — жизни не хватит показать, как я рад, что ты моя.
— Всё взаимно, любимый, — отвечаю, понизив тон голоса, чтобы это осталось только нашим личным.
Доктор тактично не мешал нам, а пока собирал все свои инструменты, выписал кучу бумажек на предстоящие анализы, затем удалился из кабинета. Сейчас мне не хотелось покидать наш дом, ехать черт знает куда и решать бесконечные вопросы, связанные с моей семьей. Я хотела только одного, чтобы мы с Костей были счастливы, наконец, отдохнули от вечных нервов и срывов. А тем более сейчас, когда нас в ближайшем будущем будем трое. Через семь месяцев появится малыш… Боже, даже не верится, будто все происходит во сне. В тех самых снах, которые мучали меня от неизвестности, как завладеть вниманием мужчины, который был дорог моему сердцу. Отпрянув от Дубровского, я погладила его по щекам, ощущая приятную щетину. Мягкая колкость притягивала меня, и мне дико нравилось, когда Костя терся щеками о мои бедра. Вспыхнувшее желание отобразилось на моем лице, и взглянув в глаза любимому, инстинктивно облизнула нижнюю губу, прикусывая ее. Костя рассмеялся, а затем медленно оттянул мою губку, проведя большим пальцем по ней. Мигом завладел мной, отдаваясь в поцелуе, будто сексом занимаемся, даря друг другу невероятные ощущения единения. И пусть весь мир подождет, ведь сейчас нам никто не важен — только мы и наш особенный рай.
Едва дыша, оторвались друг от друга, уперевшись лбами. Вдыхаем один воздух на двоих, утихомиривая учащенные биения сердец. Улыбаемся. Но этот миг снова рассеивается, когда кабинет наполняется трелью музыки, зазвонившего мобильного телефона. Костя нахмурился, чуть отпрянув от меня, вынимает ненавистную вещь. По его выражению лица поняла, что наша минутка личного рай пока закончилась, и пора ехать в клуб. Он отклонил звонок, явно недовольный обстоятельствами.