Дневник Беспамятства
Часть 11 из 21 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А, дорогая! Ты проснулась? Я надеюсь голова прошла? Наливай шампанского или там осталась дорожка для тебя. Присоединяйся.
Я очнулась. Тут меня заметил Джон. Посмотрел абсолютно равнодушно стеклянными глазами и потянулся с поцелуем к Томасу.
Я рванула от каюты гостей, и едва добежав до перил, перекинулась через них и меня вырвало потоком грязи и желчи.
Меня выворачивало наизнанку очень долго. Я видимо мешала “моим друзьям своими звуками”. Но я не могла остановиться. В изнеможении упала на пол и уже проваливаясь в обморок заметила, как ко мне подбегает голая Лаура с испуганными глазами и за ней Томас. Джона я уже не видела. Наступила темнота.
Обратный путь домой я провалялась с жаром. Джон переехал в другую каюту и только однажды навестил меня. Принес аспирин. Лаура не отходила от меня. Смачивала полотенце и без конца обтирала мое тело. В каждом движении ее читался подсмысл, но мне было плевать. Я чуть не умерла. Сквозь жар и обморок, иногда всплывая на поверхность сознания я цеплялась мыслью за одно слово: “бежать”.
Когда мы вернулись на остров, Джон поселил меня в дальнее от него бунгало. Старая тайка приносила еду. Иногда навещала Лаура. Но наступил день, когда они пришли попрощаться.
Я боялась оставаться один на один с Джоном.
Я начала его раздражать. Но я боялась сказать, что хочу уехать. Интуиция подсказывала мне, что не надо затевать этот разговор. Я не выходила из бунгало и лежала в темноте весь день. Иногда заходил Джон. С брезгливостью осматривал меня и молча уходил.
Я пишу эти строки, здесь в уютном Париже. И те события уже кажутся страшным сном. Прошел месяц с того дня, как на остров приехала моя мама, Жан Поль и полиция.
Помнишь, дневник, я рассказывала про ту шведку, девушку Джона, что была до меня?
Она не утонула. Он убил ее. Она хотела сбежать от него. Но он не отпустил. Он утопил ее и представил дело как случайная смерть дайвера.
Жан Поль и мама давно заподозрили неладное. Они наняли детективов. Несколько из них притворялись случайными и редкими туристами-дайверами, которых иногда пускал Джон. Дело той девушки подняли и оказалось много нестыковок.
Я не хочу вспоминать тот день. Я была так слаба и подавлена, что это и спасло меня от удара, когда я узнала про Джона– убийцу.
Мама и Жан Поль забрали меня в Париж. Каждый день ко мне приходил русскоговорящий психотерапевт. Он даже провел несколько сеансов гипноза и мои чувства притупились. Словно когда-то я посмотрела ужасный фильм, который хотела бы развидеть. Психотерапевт помог мне отсоединиться от истории с Джоном и с каждым днем я возвращалась к себе.
Мама, наконец, успокоилась.
Сняла мне квартиру в центральном округе, записала на курсы французского языка и курсы по искусству. “ Учеба отвлекает”_ сказала она. Жан Поль дал кредитную карту со словами: “ Ни в чем себе не отказывай, ма шери” и его дочь, Мишель, подхватив меня крепко под руки вихрем внесла в веселую и легкомысленную Парижскую Жизнь.
Суббота
Дорогой дневник.
Если честно, я хотела на этом закончить писать в тебе. Я хотела забыть прошлое, твои страницы напоминали мне о нем и мне было больно. Ты хранил мою боль.
Но Мишель, эта веселая и мудрая девушка, которая уже успела два раза побывать замужем, отругала меня, когда я поделилась с ней этой мыслью и воскликнула:
– Мон Ами! какая глупость стыдиться или бояться своего прошлого! Надо гордо нести его как знамя свободы! Твое прошлое делает тебя уникальной!
У Мишель есть потрясающая черта– она умеет высмеивать все ужасные моменты. Сначала я была в шоке, когда она шутила над серьезными вещами. Типа национального вопроса, насилия или расовых вопросов. Но потом поняла. Этот очень французская черта. Я спросила ее, как можно смеяться над серьезными вещами. Мишель вздохнула и сказала, что к сожалению, уже с диктатурой толерантности, иногда надо прикусывать язычок. Но нельзя относиться к жизни серьезно!
Странно, это же я слышала от Джона, но мораль Джона меня душила и подавляла, превращала в жертву, а мораль Мишель, словно разрывала оковы и глупые установки. Во истину Свобода – любовница французов.
Однажды мы напились у меня дома с Мишель, и я рассказала ей о Джоне, о том как он методично превращал меня в жертву. Мишель внимательно слушала, а потом сделала такой комментарий, что я опешила от наглости и неуместности. Русская подруга наверное жалела бы меня и плакала вместе со мной, проклиная Джона. А Мишель сморозила такую глупость, что я опешив, и размышляя как ее слова не подходят к моему рассказу, просто рухнула на пол от смеха. Следующие два часа, я сквозь слезы ,смешанные со смехом, я рассказала все истории с Джоном, и когда дошла до сцены группового секса Лауры, Томаса и Джона, то от комментариев Мишель я уже задыхалась от смеха.
Мишель ушла уже под утро. Она всегда возвращалась спать в свою уютную квартиру на авеню Монтань, к своим собачкам Жужу и Лулу. Перед тем как попрощаться, она посмотрела мне в глаза и обняла меня:
– Ольга, ты очень хороший и чистый человек. Поверь, ни одно говно уже не прилипнет к тебе. Ты прекрасна в своей наивности и доверчива, как твоя мама. Но я – твоя сестра. И я всегда буду защищать тебя и твою маму. Вы очень хорошие и я люблю вас. – Она поцеловала меня в щеку, вытерла слезы с моего лица, легонько щелкнула по носу и добавила:
– Завтра заеду за тобой на твои курсы и мы поедем к моим друзьям за город.
Суббота.
Париж! Париж!
Дорогой дневник!
Я просто поражаюсь, как воздух этого прекрасного города лечит!
Я думала, что после почти года проведенного в рабстве (по-другому это никак не назвать) у Джона, я выйду жертвой, запуганной и шарахающейся от любых связей.
Но вот уже второй месяц я в Париже, и все, что было до этого, постепенно забывается, словно дурной сон.
Мишель или психотерапевт, или аура города, наполненная легкостью бытия, помогли мне пересмотреть все мое отношение к жизни и к себе.
Какие выводы я сделала:
Хочу постигать искусство жизни. Французское арт дё вивр отличается от итальянского дольче вита кардинально! Но понять это можно, если попытаться исследовать и то и другое.
У меня не получилось понять дольче вита. Я лишь ухватила его за ускользающий шлейф. Но теперь Мишель и ее друзья терпеливо учат меня искусству жить.
Я поняла, что до этого дня боялась оставаться одна. И мне всегда требовался мужчина, как зеркало, в котором я пыталась увидеть свою сущность. Но это была их проекция на меня! Поэтому и вляпалась в такие отношения с Джоном. И я его не виню. Джон послужил триггером. Поэтому и Алессандро метался между мной и другой женщиной. Поэтому и Лучано и Марио, как бильярдные шары катались по моей жизни.
Знаешь, дорогой дневник, я научилась жить, наслаждаясь общением с собой. Хотя здесь, в моем теперь любимом городе у меня появилось огромное количество друзей.
Здесь никто никому ничего не должен. Ты можешь прийти на вечеринку к малознакомым людям, и к тебе будут проявлять интерес, и принимать, как лучшего друга. Потом так же легко забудут о тебе. И это прекрасно! Ты перетекаешь в другую компанию. И снова все будет легко и без обязательств.
Наверное, если бы я захотела, то у меня уже было с дюжину отличных любовников – милых, галантных. Они легко и без пошлости прямо говорят, что разделили бы с тобой сегодняшнюю ночь, что это было бы честью для них. Мне лестно.. Но… Что-то изменилось во мне. Не знаю, дорогой дневник.
Я поняла, что очень много требовала от своих прошлых мужчин. Я растворялась в них, душа их своей любовью. И заставляла и их задыхаться во мне. И как апофеоз всего этого– самые душные отношения с Джоном.
Я пока не созрела до полного принятия всего, как делают это французы, но уже понимаю и примеряю для себя легкость бытия.
Воскресенье.
Дорогой дневник!
В философских размышлениях об “искусстве жить”, я не рассказала тебе о моих новых знакомых.
Мишель повезла меня за город, в долину Луар! Я много слышала о ней, о ее великолепных фривольных и куртуазных замках, но впервые была в настоящем! Современном ( в смысле там живут реальные люди. Там есть отопление, интернет и посудомоечная машина)! Замке! Да, он не такой огромный, в какие водят туристов, но я была впечатлена. Построен в каком-то махровом средневековье до 1700 года. Принадлежит второму бывшему мужу Мишель.
Боже! Я даже не знаю, с чего начать!
Нас встретила пожилая, очень пожилая дама.
Оказалась, это–бабушка Лео еще одного (первого) бывшего
мужа Мишель.
Дело в том, что родная бабушка первого мужа Мишель – кузина дедушки второго мужа Мишель!
Черт!!!!
Они все принадлежат какому-то древнему роду с приставкой “дЁ”!
Бабушка первого мужа Мишель приехала за розами к садовнику своей внучатой племянницы, которая является хозяйкой поместья и матерью второго мужа Мишель!
Они все дружат, все друг про друга сплетничают, подтрунивают, язвят и любят!
И я восхищалась, как Мишель сохранила отличные отношения со всеми своими бывшими мужьями, их новыми женами, любовницами и даже любовниками!
Воистину! Какая-то комедия Бомарше!
У меня столько впечатлений, дорогой дневник! Мысли разбегаются, как тараканы на свету!
Ну хорошо. Мадам. Бабушка. Ей 87 лет. Она грациозна, как взрослая пума. Худа, как Майя Плисецкая, с такой же гордой посадкой головы и острым подбородком. Всегда носит светло– бежевое. Кашемировый кардиган наброшен с тщательной небрежностью на изумительную шелковую блузу с бантом. Нитка жемчуга. Старые часы Картье. Лодочки бежевые. Чулки в тон. Улыбка Владычицы морской и простота королевы сердец.
Я очнулась. Тут меня заметил Джон. Посмотрел абсолютно равнодушно стеклянными глазами и потянулся с поцелуем к Томасу.
Я рванула от каюты гостей, и едва добежав до перил, перекинулась через них и меня вырвало потоком грязи и желчи.
Меня выворачивало наизнанку очень долго. Я видимо мешала “моим друзьям своими звуками”. Но я не могла остановиться. В изнеможении упала на пол и уже проваливаясь в обморок заметила, как ко мне подбегает голая Лаура с испуганными глазами и за ней Томас. Джона я уже не видела. Наступила темнота.
Обратный путь домой я провалялась с жаром. Джон переехал в другую каюту и только однажды навестил меня. Принес аспирин. Лаура не отходила от меня. Смачивала полотенце и без конца обтирала мое тело. В каждом движении ее читался подсмысл, но мне было плевать. Я чуть не умерла. Сквозь жар и обморок, иногда всплывая на поверхность сознания я цеплялась мыслью за одно слово: “бежать”.
Когда мы вернулись на остров, Джон поселил меня в дальнее от него бунгало. Старая тайка приносила еду. Иногда навещала Лаура. Но наступил день, когда они пришли попрощаться.
Я боялась оставаться один на один с Джоном.
Я начала его раздражать. Но я боялась сказать, что хочу уехать. Интуиция подсказывала мне, что не надо затевать этот разговор. Я не выходила из бунгало и лежала в темноте весь день. Иногда заходил Джон. С брезгливостью осматривал меня и молча уходил.
Я пишу эти строки, здесь в уютном Париже. И те события уже кажутся страшным сном. Прошел месяц с того дня, как на остров приехала моя мама, Жан Поль и полиция.
Помнишь, дневник, я рассказывала про ту шведку, девушку Джона, что была до меня?
Она не утонула. Он убил ее. Она хотела сбежать от него. Но он не отпустил. Он утопил ее и представил дело как случайная смерть дайвера.
Жан Поль и мама давно заподозрили неладное. Они наняли детективов. Несколько из них притворялись случайными и редкими туристами-дайверами, которых иногда пускал Джон. Дело той девушки подняли и оказалось много нестыковок.
Я не хочу вспоминать тот день. Я была так слаба и подавлена, что это и спасло меня от удара, когда я узнала про Джона– убийцу.
Мама и Жан Поль забрали меня в Париж. Каждый день ко мне приходил русскоговорящий психотерапевт. Он даже провел несколько сеансов гипноза и мои чувства притупились. Словно когда-то я посмотрела ужасный фильм, который хотела бы развидеть. Психотерапевт помог мне отсоединиться от истории с Джоном и с каждым днем я возвращалась к себе.
Мама, наконец, успокоилась.
Сняла мне квартиру в центральном округе, записала на курсы французского языка и курсы по искусству. “ Учеба отвлекает”_ сказала она. Жан Поль дал кредитную карту со словами: “ Ни в чем себе не отказывай, ма шери” и его дочь, Мишель, подхватив меня крепко под руки вихрем внесла в веселую и легкомысленную Парижскую Жизнь.
Суббота
Дорогой дневник.
Если честно, я хотела на этом закончить писать в тебе. Я хотела забыть прошлое, твои страницы напоминали мне о нем и мне было больно. Ты хранил мою боль.
Но Мишель, эта веселая и мудрая девушка, которая уже успела два раза побывать замужем, отругала меня, когда я поделилась с ней этой мыслью и воскликнула:
– Мон Ами! какая глупость стыдиться или бояться своего прошлого! Надо гордо нести его как знамя свободы! Твое прошлое делает тебя уникальной!
У Мишель есть потрясающая черта– она умеет высмеивать все ужасные моменты. Сначала я была в шоке, когда она шутила над серьезными вещами. Типа национального вопроса, насилия или расовых вопросов. Но потом поняла. Этот очень французская черта. Я спросила ее, как можно смеяться над серьезными вещами. Мишель вздохнула и сказала, что к сожалению, уже с диктатурой толерантности, иногда надо прикусывать язычок. Но нельзя относиться к жизни серьезно!
Странно, это же я слышала от Джона, но мораль Джона меня душила и подавляла, превращала в жертву, а мораль Мишель, словно разрывала оковы и глупые установки. Во истину Свобода – любовница французов.
Однажды мы напились у меня дома с Мишель, и я рассказала ей о Джоне, о том как он методично превращал меня в жертву. Мишель внимательно слушала, а потом сделала такой комментарий, что я опешила от наглости и неуместности. Русская подруга наверное жалела бы меня и плакала вместе со мной, проклиная Джона. А Мишель сморозила такую глупость, что я опешив, и размышляя как ее слова не подходят к моему рассказу, просто рухнула на пол от смеха. Следующие два часа, я сквозь слезы ,смешанные со смехом, я рассказала все истории с Джоном, и когда дошла до сцены группового секса Лауры, Томаса и Джона, то от комментариев Мишель я уже задыхалась от смеха.
Мишель ушла уже под утро. Она всегда возвращалась спать в свою уютную квартиру на авеню Монтань, к своим собачкам Жужу и Лулу. Перед тем как попрощаться, она посмотрела мне в глаза и обняла меня:
– Ольга, ты очень хороший и чистый человек. Поверь, ни одно говно уже не прилипнет к тебе. Ты прекрасна в своей наивности и доверчива, как твоя мама. Но я – твоя сестра. И я всегда буду защищать тебя и твою маму. Вы очень хорошие и я люблю вас. – Она поцеловала меня в щеку, вытерла слезы с моего лица, легонько щелкнула по носу и добавила:
– Завтра заеду за тобой на твои курсы и мы поедем к моим друзьям за город.
Суббота.
Париж! Париж!
Дорогой дневник!
Я просто поражаюсь, как воздух этого прекрасного города лечит!
Я думала, что после почти года проведенного в рабстве (по-другому это никак не назвать) у Джона, я выйду жертвой, запуганной и шарахающейся от любых связей.
Но вот уже второй месяц я в Париже, и все, что было до этого, постепенно забывается, словно дурной сон.
Мишель или психотерапевт, или аура города, наполненная легкостью бытия, помогли мне пересмотреть все мое отношение к жизни и к себе.
Какие выводы я сделала:
Хочу постигать искусство жизни. Французское арт дё вивр отличается от итальянского дольче вита кардинально! Но понять это можно, если попытаться исследовать и то и другое.
У меня не получилось понять дольче вита. Я лишь ухватила его за ускользающий шлейф. Но теперь Мишель и ее друзья терпеливо учат меня искусству жить.
Я поняла, что до этого дня боялась оставаться одна. И мне всегда требовался мужчина, как зеркало, в котором я пыталась увидеть свою сущность. Но это была их проекция на меня! Поэтому и вляпалась в такие отношения с Джоном. И я его не виню. Джон послужил триггером. Поэтому и Алессандро метался между мной и другой женщиной. Поэтому и Лучано и Марио, как бильярдные шары катались по моей жизни.
Знаешь, дорогой дневник, я научилась жить, наслаждаясь общением с собой. Хотя здесь, в моем теперь любимом городе у меня появилось огромное количество друзей.
Здесь никто никому ничего не должен. Ты можешь прийти на вечеринку к малознакомым людям, и к тебе будут проявлять интерес, и принимать, как лучшего друга. Потом так же легко забудут о тебе. И это прекрасно! Ты перетекаешь в другую компанию. И снова все будет легко и без обязательств.
Наверное, если бы я захотела, то у меня уже было с дюжину отличных любовников – милых, галантных. Они легко и без пошлости прямо говорят, что разделили бы с тобой сегодняшнюю ночь, что это было бы честью для них. Мне лестно.. Но… Что-то изменилось во мне. Не знаю, дорогой дневник.
Я поняла, что очень много требовала от своих прошлых мужчин. Я растворялась в них, душа их своей любовью. И заставляла и их задыхаться во мне. И как апофеоз всего этого– самые душные отношения с Джоном.
Я пока не созрела до полного принятия всего, как делают это французы, но уже понимаю и примеряю для себя легкость бытия.
Воскресенье.
Дорогой дневник!
В философских размышлениях об “искусстве жить”, я не рассказала тебе о моих новых знакомых.
Мишель повезла меня за город, в долину Луар! Я много слышала о ней, о ее великолепных фривольных и куртуазных замках, но впервые была в настоящем! Современном ( в смысле там живут реальные люди. Там есть отопление, интернет и посудомоечная машина)! Замке! Да, он не такой огромный, в какие водят туристов, но я была впечатлена. Построен в каком-то махровом средневековье до 1700 года. Принадлежит второму бывшему мужу Мишель.
Боже! Я даже не знаю, с чего начать!
Нас встретила пожилая, очень пожилая дама.
Оказалась, это–бабушка Лео еще одного (первого) бывшего
мужа Мишель.
Дело в том, что родная бабушка первого мужа Мишель – кузина дедушки второго мужа Мишель!
Черт!!!!
Они все принадлежат какому-то древнему роду с приставкой “дЁ”!
Бабушка первого мужа Мишель приехала за розами к садовнику своей внучатой племянницы, которая является хозяйкой поместья и матерью второго мужа Мишель!
Они все дружат, все друг про друга сплетничают, подтрунивают, язвят и любят!
И я восхищалась, как Мишель сохранила отличные отношения со всеми своими бывшими мужьями, их новыми женами, любовницами и даже любовниками!
Воистину! Какая-то комедия Бомарше!
У меня столько впечатлений, дорогой дневник! Мысли разбегаются, как тараканы на свету!
Ну хорошо. Мадам. Бабушка. Ей 87 лет. Она грациозна, как взрослая пума. Худа, как Майя Плисецкая, с такой же гордой посадкой головы и острым подбородком. Всегда носит светло– бежевое. Кашемировый кардиган наброшен с тщательной небрежностью на изумительную шелковую блузу с бантом. Нитка жемчуга. Старые часы Картье. Лодочки бежевые. Чулки в тон. Улыбка Владычицы морской и простота королевы сердец.