Дневник Беспамятства

Однажды мама написала, что волнуется и ей тревожно. Я перевела Джону. Он подумал и сказал, чтобы я написала, что решила остаться на полгода здесь. “Тебе предложили работу и ты довольна своей жизнью”. И я схитрила. Я написала, что у меня крепкие отношения с Джоном Брауном, быстро сделала его фото и написала слова “спаси и сохрани”! Моментально, не давая перечитывать и переводить Джону, как обычно делала, нажала кнопку отправить.

Он был в гневе и залепил мне пощечину. Он схватил телефон, занялся переводом и когда дошел до фразы “спаси и сохрани” налетел на меня.

Я вдруг от страха начала орать на него, что у русских это фраза как оберег, чтобы не сглазить счастливый брак или отношения, когда ты рассказываешь о своем счастье.

Не знаю, поверил ли он, но теперь он проверял более тщательно. И когда от мамы стали приходить сообщения, что она рада и безумно счастлива за меня, Джон ослабил хватку.



Среда.

Сегодня вот уже пять месяцев как я на проклятом острове.

У меня есть время размышлять. Между насилием физическим и насилием душевным.

Джону нравится рассматривать мой внутренний мир как под лупой. Он заставляет меня рассказывать все мои переживания и страхи, любовные приключения.

В какой-то мере это сработало как сеанс у психотерапевта. Я перетряхнула свою жизнь и поняла, что есть определенная логика, почему я оказалась в абьюзных отношениях.

Я скучаю по тебе, дорогой дневник.

Пока мне приходится довольствоваться жалкими листами.



Пятница.

Шесть месяцев на острове.

Знаешь дневник. Я привыкла.

То, что я считала извращениями Джона, на самом деле – исследование нового, выход за границы сознания и тела. Он говорит, что я – типичное дитя восточного и азиатского менталитета, что у меня были шоры, как у лошади. Что западный менталитет свободен от догм, условностей и пошлости. Что в жизни есть только наслаждение. Главная задача человека – получать удовольствие. Все равно все сдохнем и ничего не будем помнить.



Я наверное, согласна с ним. У меня было несколько стадий которые я прожила с Джоном: интерес, влюбленность, отрицание, сопротивление и принятие. Сейчас наступил покой. Я приняла и услышала его слова. Он умный.

Только мне всегда хочется спать и мне в принципе стало все равно. Меня ничего не интересует. Джон обучил меня дайвингу. Поначалу меня это увлекало. Подводный мир удивлял и восхищал. Мне нравилось, сложив руки на груди, медленно парить над кораллами. Я даже начала летать во сне, как в детстве.

Но постепенно мои сны стали вновь провально темными.

Джон уже не дает мне снотворное. Я привыкла к его экспериментам.

В принципе. На острове неплохо. Спокойно. И Джон умный…



Суббота.

Сегодня ровно девять месяцев, как я на острове.

Джон приготовил потрясающий ужин. Поставил стол прямо в воду.

Мы пили шампанское. Он стал разговорчивее. Он расслабился со мной. Рассказал о своей английской семье.

Он сказал, что всю жизнь был хорошим мужем и отцом. Но дети выросли,а жена была всегда холодна с ним. Не разделяла его “экспериментов” и “увлечений”.Он забрал часть своих денег из банка, оставил дом жене и уехал на Тай. Купил это уединенное место. Решил посвятить себя дайвингу. У него была тайка любовница. С ней он научился массажу и молчать. Но она была слишком покорна и тупа.

Потом он жил с одной шведкой. Она была отчаянной дайвершей и наркоманкой. Что ее и сгубило. Она утонула.Они поссорились и она одна ушла исследовать новую пещеру. Застряла в ней.

Джон очень переживал ее смерть и долго не мог ни с кем встречаться. У него были время от времени интрижки с туристками, но никто не цеплял его. И никто не хотел жить так долго на пустом острове.

И когда появилась я, Джон понял, что я потеряна и раздавлена. Он пригрел меня, помог справится с депрессией и расширить сознание. Так говорит Джон. И он, наверное прав. Все становится на свои места. Джон учит русский. Мы всегда вместе. У нас общие интересы. Вернее у меня интересы Джона. О своих я не помню. Джон говорит, что до него, я ничем не интересовалась. А моя работа риелтором–пустая беготня.

Джон учит меня многому. Он говорит, что я подхожу ему, чтобы встретить с ним его старость. Что моя славянская покорность и холодность нравится ему.

Еще он говорит, что нашел ключик ко мне и знает как разжечь во мне страсть и интерес.

Дорогой дневник.. Мне так приятно держать тебя в руках.

Джон нашел тебя и отдал мне. Мне было так грустно потерять тебя на восемь месяцев. Джон говорит, что я была очень неорганизованная до встречи с ним. И толстая. Он прав.

Теперь я снова пишу и Джону нравится когда я читаю по-русски отрывки из тебя, мой дорогой дневник.

Я уже привыкла, что Джону интересны все мои мысли о прошлых любовниках. Он иногда критикует или комментирует мое поведение, но в принципе он прав. Я была просто дурой со своими итальянскими любовниками.


Я часто разговариваю с мамой и сестрой. Джон очень мил с ними, передает привет и иногда говорит какую-нибудь фразу по -русски.

Мама правда часто спрашивает, все ли у меня в порядке. То ей голос мой не нравится, то глаза. Джона это подбешивает, но у него типично английское воспитание. Он вежлив с ними. Он только мне выговаривает. Но я привыкла к его недовольству и ворчанию. Я уже научилась не раздражать его, не выбешивать.



Понедельникпара из Германии.

Они ужинают у нас. Лауре почти сорок. Но она потрясающе выглядит. Томас моложе ее на десять лет!

Они занимаются дайвингом и сексом все дни напролет. Шумно и весело. А вечером ужинают у нас. Томас такой хулиган. И страшно красив. Лаура сказала, что он модель. Они вместе уже два года. Я так понимаю, что Лаура богата, и они с Томасом просто путешествуют за летом.

Иногда Томас бросает на меня особенные взгляды. Я смущаюсь и в испуге оглядываюсь на Джона. Но его это развлекает.

Мы иногда вместе погружаемся в океан.

На завтра Джон организовал особенную поездку. Он арендовал большую и комфортную лодку и мы поедем на два дня на дальние острова. Наверное, будет весело.

У нас есть шампанское, у Томаса–порошок. Я никогда не пробовала и не хочу. Но когда я сказала об этом Джону, он рассмеялся и сказал, что в жизни надо все попробовать, и не быть трусливой ограниченной деревенщиной.



Пять дней спустя, наверное.

Я снова пишу на листах.

Дорогой дневник.

Наконец, я могу соединить все свои листы и рассказать, что произошло.

Из листов.

В версии дневника, которые я буду перечитывать, как всегда, сегодня Джону, я только намекну о наших приключениях на лодке.

А листы вошью позже.

Я не знаю, как начать.

Все было как во сне. Мы погружались в самые волшебные места. К вечеру у меня кружилась голова от непривычной для меня глубины и я уснула в своей каюте. Когда уже село солнце, я разбитая и вспотевшая, потому что забыла включить кондиционер, вышла на палубу. Никого не было. Я решила искупаться в бассейне, и голая залезла в него. Легла на спину и смотрела на небо. Пустота… Я начала вспоминать свою жизнь в Италии, мне казалось она милой и наивной, а прошлые страдания – капризами школьницы.

Я думала о Джоне.

Я не понимала, что испытывала к нему. Но меня и безумно тянуло… как… помню в детстве я сильно упала с велосипеда на асфальт. Колени мои были поцарапаны чуть ли не до костей. Обошлось без швов, но заживали они долго и болезненно. Когда приходило время менять бинты, и промывать раны, родители бегали за мной по дому. Потом папа крепко держал и уговаривал. Мама нервничала, ругалась со мной и папой, смачивала бинты, чтобы они не прилипали к ране, но все равно, мне было и больно и любопытно одновременно. Родители после процедур жалели меня, целовали и баловали вкусняшками. Когда бинты сняли, я начала выковыривать толстые корочки с коленок. Смесь боли с любопытством, возбуждала меня, когда я видела тонкую розово – нежную кожу под черной коркой засохшей крови. И когда вдруг все закончилось, я почувствовала пустоту и тоску. Мне снова хотелось вернуть те вечера, когда папа крепко насильно держал меня, извивающуюся и визжащую как поросенок, как он шептал успокаивающие горячие слова мне в ушко, как нервничала мама и как родители потом жалели меня. Вот тоже самое я чувствовала с Джоном. Но это не было любовью. Джон наполнил меня цинизмом и презрением к самой себе, к моему миру и ценностям.

Самое нехорошее в этой и смошнейший интеллект.



Я смотрела на звезды и думала о том, что в свои 27 лет я ничего не хочу. Меня, в принципе, все устраивает. Жизнь с Джоном, простая и размеренная. Наверное, кто-то сказал бы, что у него сложный характер, что он подавляет. Но с ним было интересно. И по-своему, но любит меня. Все мои прошлые мужчины легко сдавались и вообще по сравнению с Джоном – подростки.

Я достаточно освежилась и вылезла из бассейна. Странная тишина. Где же наши гости и Джон?



Дневник. Париж. Понедельник.

Я пошла в сторону каюты Лауры и Томаса и услышала характерные стоны. Я улыбнулась. Лаура была очень сексуальна. Я видела восхищенные взгляды Джона, когда он наблюдал за ней. Я замечала легкие прикосновения Лауры ко мне, ее полунамеки, игру и однажды Джон сказал:

– Ты нравишься Лауре.

–Да, она мне тоже нравится. Такая легкая, простая и веселая. Завидую людям, которые с такой легкостью идут по жизни.

– Что тебе мешает быть такой же легкой? – спросил Джон. И сам же с усмешкой ответил,– Ах, да! Я забыл. Это ваша пресловутая древнерусская тоска.

Я только пожала плечами. Ну что я могла объяснить человеку у которого девизом жизни было: “Наслаждение и наслаждение”.



Проходя мимо каюты гостей, я не удержалась и заглянула в открытую настежь каюту. И как дура встала на пороге, оцепенев от удивления.

Джон, Лаура и Томас в лучших традициях немецкого порно наслаждались обществом друг друга. Я смотрела на них, не в силах оторваться. Я впервые видела других людей занимающихся любовью так близко. И снова поймала то чувство из детства, когда отдирала черную кровавую корку от коленки: брезгливость, боль, сладость и любопытство.

Первой меня заметила Лаура. Рот ее был занят Джоном, вернее его органом, за бедра ее держал Томас. Лаура была прекрасна. Она оглянулась на меня, отстранилась от Джона, и улыбнулась. Улыбкой прекрасной вампирши. Томас был увлечен и не видел меня. Джон протянул руку к Томасу и погладил его по груди. Лаура как не в чем ни бывала произнесла: